К тому же это шанс разбогатеть, купить землю, построить богатый, просторный дом и подумать о женитьбе.

Дон Иларио определил сроки заморской экспансии в два года. Что ж, придется уложиться. Когда он вернется в Испанию обеспеченным, ему будет всего 52 года. «Ерунда, а не возраст», — думал он.

Меньше двух недель — и поход начнется. Три огромных галиона — не чета легким каравеллам Колумба! — при попутном ветре оставят порт Кадис и поплывут в незнакомые и далекие Индии, где — если верить магистру схоластической истории — восток выше запада. Там, если не ошибся Исидор Севильский, находится земной рай…

Ровно сорок дней ушло на удивление спокойное, без поломок плавание. У южного побережья острова Тринидад[15], не входя в пролив Пасть Дракона, экспедиция Хуана де Иларио пополнила запасы пресной воды и дров. Сделав двухдневную остановку и пользуясь новыми картами Охеды и Винсенте Пинсона, эскадра вошла в пролив, оставила слева от себя остров Улитки и благополучно вплыла в тихие воды Китового Залива.

Конечно, ни на какую Эспаньолу корабли не заходили. Зачем? Получать инструкции от какого-то Овандо? Бросьте! Не такой человек кавальеро Иларио. Хватит, наслужился под началом короны. Теперь он сам себе начальник и корона, открыватель и покоритель новых земель.

Кстати, для покорения Хуан Иларио подготовился основательно. На трех судах, кроме команд общей численностью 76 человек, находилось десять мелкопоместных дворян, около двухсот солдат, закаленных кто в долгих битвах реконкисты, кто в жестких потасовках с итальянцами, двадцать добровольцев-строителей и полтора десятка рабочих. Кроме них — разумного поголовья — находилось поголовье иное: тридцать лошадей и двадцать свирепых псов, молосских догов тигровой окраски, чья порода считается яростной, непривязчивой и малопонятливой; их злобный нрав и страшная сила будут незаменимым оружием для подавления туземцев.

Итак, обогнув мыс Песчаный и пройдя проливом Змеиная Пасть, корабли взяли курс на юго-восток и направились вдоль восточного побережья земли Парии. Идти пришлось левым галфвиндом[16], так как постоянно дул западный ветер.

После недельного плавания дон Иларио приказал бросить якоря в устье реки Эссекибо, которую тут же звучно окрестил «Эскудеро» в честь копейщиков Св. Эрмандады, ополчения союза кастильских городов.

Один из трех крупных островов, на который высадились 20 кирасиров во главе с командором, оказался густонаселенным; жители толпами выбегали на берег. Среди них были и взрослые, и дети, и все как один — голые. Для ознакомления индейцев с кастильским оружием, гости выстрелили по толпе из аркебуз[17], а когда те в ужасе бросились бежать, подстрелили ещё несколько человек из арбалетов и спустили с цепей привезенных на остров двух собак. Те, в бешеном исступлении, загрызли не менее пяти туземцев. Захватив одного из старейшин племени, дон Иларио знаками объяснил, что им необходима провизия на несколько дней для трехсот человек. Спустя несколько часов перепуганные жители острова принесли все необходимое: рыбу, птицу, маисовый хлеб, овощи и орехи. Под вечер, захватив с собой двух молодых индейцев, в надежде сделать из них толмачей (командор ошибался, полагая, что все побережье разговаривает на схожих языках), отряд испанцев отбыл на корабль.

Все так же держась берега, галионы ещё трижды за двадцать дней плавания останавливались возле поселений индейцев и трижды небольшими отрядами совершали нападения на мирных жителей побережья, которые не имели другого оружия, кроме бамбуковых копий да небольших дубинок, сделанных из тяжелых корней деревьев. Старейшины селений, глядя на показываемое испанцами золото, отрицательно качали головами: нет, у нас такого нет. Может, там? — они махали руками вдоль побережья, указывая на юго-восток; ни один не решился показать вглубь материка, опасаясь, что испанцы могут остаться здесь надолго. И тогда…

19 июня корабли достигли, наконец, экватора. И случилось это не где-нибудь, а на Великом Пресном море, в устье реки, которую в 1542 году капитан Орельяно назовет Амазонкой; реки столь огромной, что площадь, которую она орошает, равна площади всей Европы. Разумеется, командор не знал этого, но его, как и других участников экспансии, поразила величавость этой водной артерии, куда беспрепятственно вошли все три корабля.

Достигнув пятьдесят пятого градуса к западу от Гринвича, где в Амазонку впадает река Топажос, Хуан де Иларио дал команду бросить якоря. Не потому, что дальше идти не позволяла оснастка кораблей — она была на удивление мала для столь мощных галионов, меньше двух с половиной метров, а затем, чтобы высадиться на берег и полюбоваться этим воистину райским местом.

Уставшие за долгий переход люди, измученные изнурительной жарой и теснотой кораблей, с радостью в несколько приемов переправились на шлюпках и баркасах на правый берег реки.

Они устремились к тени могучих деревьев, ветви которых сплелись на недосягаемой для взора высоте. Сквозь них лишь кое-где пробивались солнечные лучи. Здесь были и секвойи, и буки, огромные капоки и кедры, и множество других деревьев, на темных стволах которых пламенели яркие лишайники. Забыв обо всем на свете, солдаты с наслаждением растянулись в благодатной тени, вслушиваясь в кипящую у них над головами жизнь; где-то высоко шло непрерывное движение: в лучах солнца жил целый мир попугаев, змей, обезьян.

Командор отдал приказ, и двадцать вооруженных кирасиров верхом на лошадях отправились на разведку вверх по Топажосу на предмет выявления поселений индейцев — на самой Амазонке за время пути их насчитали не менее сорока.

Не прошло и часа, как конный отряд возвратился с докладом: в полумиле отсюда находится большой поселок индейцев в несколько тысяч жителей.

Антоньо Руис, двадцатишестилетний дворянин из Хереса, назначенный доном Иларио командиром этого отряда, рассказал, что, как только они появились перед селением, жители в страхе бросились в лес, и сейчас там никого нет.

Взяв с собой ещё два десятка солдат, дон Иларио сам возглавил отряд и верхом на лошади поскакал в направление индейской деревни. Там действительно не нашли ни одной живой души. Командор послал Антоньо Руиса с товарищами в лес — поймать одного или нескольких туземцев, а сам с десятком пеших воинов стал осматривать жилища индейцев.

К своему удивлению, дон Иларио обнаружил, что племя весьма цивилизованное. Он нашел среди кухонной утвари изделия из глины: горшки, глубокие суповые чашки и что-то наподобие бокалов для питья. Все предметы были умело и красиво раскрашены яркими разноцветными красками. Возле входа в шатер стояло несколько коротких копий с обожженными остриями, длинные луки и стрелы, про которые индейцы в страхе забыли.

Закончив предварительный осмотр, командор увидел, как от леса по направлению к деревне движутся верховые, гоня перед собой трех перепуганных насмерть туземцев. Подбежав ближе и каким-то чутьем определив в командоре вождя, они упали на колени, в знак пощады вытянув вперед руки. Взгляд дона Иларио стал неподвижным: он увидел на их запястьях тонкие золотые пластины, согнутые кольцом. Испанец знаком предложил индейцам подняться и, улыбнувшись, стал объяснять, что пришельцы — друзья и не хотят ничего плохого краснокожему населению. Наоборот, они пришли в эти края учить их разным, им неведомым ремеслам, принесли учение о единстве и родстве всех людей на свете — краснокожих, белых, черных…

Было неясно — поняли индейцы этого красивого сеньора, одетого в черный парчовый костюм, или нет, но на их лицах страх сменился уверенностью, что им не грозит ничего плохого. А дон Иларио, поразивший красноречием своих подчиненных, закончил тем временем увещевать немногочисленную аудиторию: