И Конори произнесла тогда первое слово, нарушая или снимая с себя обет молчания. Это слово удивительным образом совпадало с еврейским и имело то же значение.

— Гит, — сказала она. И попробовала на звук другое, смысл которого не поняла, прозвучавшее для неё из уст Сары освобождающе: Ав-то-ма-ти-чес-ки, — робко и медленно произнесла она.

Этим словом она влилась в незнакомый для неё мир. Влилась, принимая новое имя и другую внешностью. Потому что так было угодно Альме.

— Лори, пожалуйста… — Полковник продолжал уговаривать дочь, догадавшись, наконец, встать между ней и видеокамерой. — Пойдем отсюда. Я обещаю, что мы вернемся. — Он нашел глазами Мелу. — Я же говорил, что нужно было прийти сюда после закрытия. — Его голос прозвучал недовольно. Но он все же догадался извиниться перед профессором.

— Не беспокойтесь, — мягко произнес Сильвио. — Пройдемте в мой кабинет.

Он взял Лори под другую руку, и они, чувствуя на спинах прилипчивые взгляды экскурсантов, торопливо покинули центральный зал.

Кабинет Сильвио Мелу был тесным, его загромождали различные экспонаты, над которыми он в данное время работал. Лори усадили в кресло хозяина, Ричард сел рядом. Мелу достал из холодильника холодный сок и предложил гостье.

Лори довольно быстро успокоилась.

— Тебе лучше? — спросил Кертис и перевел взгляд на директора музея. Пожалуй, нам нет смысла оставаться здесь дольше.

— Тогда, может, я отвезу вас к себе домой?

— Да, профессор, я вынужден попросить вас об этом. Но только для того, чтобы мы смогли забрать свои вещи.

Мелу не удивился. Теперь не удивился. После того как Ричард Харлан отрекомендовал отца с дочерью как своих близких друзей и тут же умчался в Нью-Йорк, Сильвио уже ничему не удивлялся. Потому что, черт возьми, это была очень странная пара! Сам Кертис, да и Харлан тоже объясняли чудаковатое выражение глаз девушки её болезнью. Действительно, она очень плохо, как-то примитивно и медленно говорила по-английски, перед тем как ответить, долго взвешивала самые элементарные фразы.

«Она перенесла очень серьезную душевную травму, — объяснил Кертис. Моя дочь больна и в двадцать семь лет вынуждена заново учиться говорить».

Харлан подтверждал слова приятеля так упорно, как это делают, когда вынуждены убедить собеседника в заведомой лжи. И глаза у него были точь-в-точь, как у дочери Кертиса — малость чудаковатые.

Они приобрели такое выражение, когда Ричард Харлан обнаружил у водопада захоронение сокровищ, а перед этим таинственно пропал. Сам Сильвио, помогая старому товарищу, вынужден был две недели жить в гостинице под Вашингтоном. Когда наконец офицер ЦРУ Челси Филд разрешил ему уехать в Бразилию, оказалось, что Харлан уже три дня работает на новом месте и успел найти тайник. На вопросы Мелу «Где ты был, Ричард?», «Кто тебя похитил?» и даже «Как с тобой обращались?» тот отвечал тем самым чудаковатым взглядом и совершенно однозначно: «Пока я не могу тебе сказать об этом». И добавлял: «Извини, Сильвио, большое тебе спасибо».

Да, конечно, оправдывал его поведение Мелу: ЦРУ — эти буковки все объясняют. Но все же какие там люди, вспоминал он: умные, вежливые, чуткие! Они и ему мягко посоветовали не распространяться. «Как можно!» — клятвенно пообещал он капитану Филду.

Конечно же, бразилец принял объяснения о болезни дочери Кертиса — как не принять, когда это написано на её лице, лице с выражением семилетней девочки. И вот, несколько минут назад она, увидев идола, упала перед ним на колени. Мелу, мягко говоря, опешил и хотел спросить у Кертиса прямо: где вы её откопали? Именно так — откопали. Потому что создавалось неприятное впечатление, что её в семилетнем возрасте посадили в пещеру и выпустили спустя двадцать лет. Такое определение пришло к бразильцу интуитивно, и он уже не мог освободиться от него; напротив, чем больше он наблюдал за Кертисом и девушкой, тем больше убеждался в правоте своего внезапного вывода. Еще немного, думал Сильвио, и истина откроется мне. Что делать, на данном этапе он мыслил категориями ученого-археолога.

— Так вы хотите уехать? — Мелу прикурил новую сигарету от старой, докуренной почти до фильтра.

— Да, вы же видите её состояние.

Профессор затушил старую сигарету в пепельнице и вытер пальцы о лацкан пиджака.

— Я, понимаю, и мне будет неуютно в душе, когда вы уедете.

— Почему?

— Из-за состояния вашей дочери. Вы могли бы день-два погостить у меня, дождаться какого-то относительного спокойствия, равновесия в состоянии девушки. Я же не знаю причин, которые нанесли ей травму. Думаю, вам не стоит торопиться с отъездом, и мои чисто эгоистические эмоции в расчет прошу не брать.

— Нет, Сильвио, благодарю вас, но мы сегодня же ночью улетаем во Флориду.

— В таком случае оставьте мне хотя бы номер вашего телефона, чтобы я смог справиться о здоровье Лори.

Кертис несколько секунд думал, прежде чем набросать на листке бумаги номер своего домашнего телефона.

— Звоните, профессор, буду рад услышать ваш голос.

Мелу хитровато прищурился.

— Так ли?

— Если честно, то сам я бы никогда не позвонил, а вы, надеюсь, позвоните.

В словах полковника Мелу не обнаружил подтекста, это прозвучало не как отповедь, но в самой интонации было что-то законченное. Законченное корректно: полковник оставил свой номер телефона.

«Пожалуй, основу его работы составляет дипломатия», — решил про себя Мелу, не пытавшийся за два дня выяснить профессию Кертиса.

Охранник следственного изолятора долго изучал паспорт гражданина Ливана, переводя взгляд с фотографии на смуглое лицо посетителя. Наконец он кивнул и знаком указал на стол возле рентгеновской установки и детектора металла.

— Все из карманов на стол, включая сигареты.

Посетитель положил на стол бумажник в кожаном переплете.

— Это все? — Тюремщик послал на него испытующий взгляд. Потом вынул из ящика стола бланк спецформы и вписал туда фамилию посетителя: Салех Азиз. Заполняя бланк, он спросил: —?Вы не проносите в тюрьму оружие, наркотики, слесарные инструменты, еду?

Азиз ответил отрицательно.

— Распишитесь, — потребовал охранник, указывая в бланке на два места. Он сверился с подписью посетителя в паспорте и положил его вещи в личный сейф. Затем сделал жест в сторону рамки металлоискателя: — Пройдите, пожалуйста.

Салех выполнил указание, принял ключ от сейфа и покорно ожидал окончания довольно утомительной процедуры проверки. Охранник тем временем передал сообщение по рации. Через несколько секунд открылась дверь, ведущая из «привратной» к широкой лестнице, и посетителя встретил двухметровый гигант-негр. Он сделал на правой руке Салеха невидимый невооруженному глазу оттиск печати и вызвал напарника. Уже третий по счету служащий следственного изолятора с кольтом у пояса и дубинкой в руке попросил Азиза не торопиться и следовать рядом.

— ?Мы на втором этаже, — передавал он по рации. — Прошли пролет, поднимаемся на третий этаж. Встречайте.

Четвертый охранник с биркой на кармашке «Том Копала» поджидал их возле металлической дери. Он провел Азиза длинным коридором, открыл комнату для посетителей и указал рукой на пластиковый стул. Задем передал по рации:

— Кирим Сужди, шестой блок, на свидание.

Через пять минут в комнату вошел заключенный. На нем была стандартная для исправительных учреждений одежда, на лице очки в толстой роговой оправе.

Азиз привстал со стула, слегка наклонив голову.

— Здравствуй, Кирим.

Том Копала вынул из нагрудного кармана пульт дистанционного управления и направил его вверх. Под потолком загорелась крохотная индикаторная лампочка камеры видеоконтроля.

— Как мои Рахмон и Теймур? — в первую очередь спросил Сужди, устраиваясь напротив Азиза. — Ты видел их?

— Да, Кирим. Перед отлетом я говорил с ними. Они гордятся тобой. Азиз помолчал. Потом, избегая взгляда собеседника, сообщил: — Арестовали Сеифа.