Смешно и печально одновременно, что эта маленькая дьяволица живёт в кредит, отпущенный Провидением, потому что, не так давно, сильно оскорбила одного зэка.

Разъярённый араб выломал лезвие из станка для бритья и бросился на её поиски, но был остановлен и нейтрализован другими зэками. Ева никогда не узнала об этом».

Закончил я моё письмо заместителю директора по безопасности так:.

«Надеюсь, что это письмо, претендующее быть конструктивным, послужит для чего-нибудь позитивного. И поверьте мне донья Ева (её тоже так зовут), что пишу вам без всякого смысла неуважения, ни даже иронии. С сердечным…»

Прочитал написанное и прослезился. Вот же, изощряюсь в изящной словесности! Почти подхалимничаю. Если не уметь читать между строк.

Гораздо позже, я узнал продолжение истории. Один охранник рассказал мне, что это письмо было прочитано замдиректора по безопасности на одном из совещаний и, не называя никого по имени, замдиректора вопросила.

— Вам что, жить надоело?

Мартышка к старости слаба глазами стала. И на голову захромала. Это я о себе.

Совершая преступление, нужно быть готовым к тому… В общем ко всему.

Тем преступным вечером я проигнорировал подготовку и забыл положить в карман очки. Прошло некоторое время. За решёткой оно или тянется или летит. Скорость зависит от образа жизни, поведения и привычек. Педофилы, воры наркоманы, зная методы испанского процесса перевоспитания моют, метут, таскают, пресмыкаются и «стучат». Экс-советяне с брезгливостью относятся ко всему, что их здесь окружает, и переезжают из тюрьмы в тюрьму по модулям для нарков и конфликтным. Как и местные зэки баскского происхождения.

Но без очков плохо. С воли никто не принесёт. Деньги тоже, в тот вечер забыли поместиться в мой карман. Пишу заявление администрации тюрьмы Мадрид-7, с просьбой оплатить мне очки. Между прочим, деньги на это у испанской пенитенциарной системы есть. Куда их девают — особая тема для другого рассказа.

Получаю ответ: «Очки не входят в список обязательно предоставляемых услуг и предметов».

Не удивило. Удивило другое: в ответе было прописано, что в случае несогласия я могу жаловаться судье в надзор за пенитенциарной системой в соответствии с параграфом закона. Подумав, я решил, что получить отказ и там более чем возможно, и стал просто ждать. Тем более, что впереди маячил переезд в другую тюрьму. Меня привезли в Кастейон-2, тюрьму строгого режима. Таких не много в Испании. Узнаю, что в этой тюрьме есть мастерские. Пишу заявление о желании получить временную оплачиваемую работу, чтобы приобрести очки и одежду. Ни одна руководящая сволочь не пошевелила пальцем, чтобы, хотя бы, ответить на мою писульку. Тогда я повторяю запрос про очки. К запросу добавляю бумагу со стоимостью и градуацией необходимых глазных протезов, выписанных окулистом. Ответ не заставил себя ждать. Мне опять отказали, в связи с «наличием собственных средств». А я ничего про них не знаю.

Финансовая служба зэковских денег в тюрьмах ведёт свою бухгалтерию и не зависит от администрации. Запрашиваю и получаю ответ, что у меня на счету есть ноль целых, ноль десятых европейских денег. Снова ложусь в спячку и не протестую. Через год повторяю просьбу помочь в улучшении зрительного здоровья. Ответ обещают прислать позже. Я тоже никуда не тороплюсь и через три месяца «хунта» (совет по-испански) меня информирует, что мне отказано по причине «наличия у просителя собственных средств». Ответ — копия предыдущего с разницей в дате выписки. Ну ладно! Вы сами захотели!

Пишу заявление администратору (заместитель директора), чтобы он приказал оплатить мои будущие очки из моих собственных средств. Чиновник в ответе предлагает мне приложить документ от окулиста. Отсылаю. В следующем ответе администратор извещает, что у меня нет денег и советует обратиться экономическо-административный совет тюрьмы, откуда я только что получил отказ. И не возвращает мне предписание окулиста. Теперь мне нужно начинать всё по новому кругу. Ну уж нет!

Кропаю очередные литературные труды, которые посылаю директору тюрьмы и его администратору, чтобы рассказали мне, что и как я должен делать в этой дурацкой ситуации. У администратора, наверно, закончились чернила или желание и он отмолчался. Я же махнул на всё и накатал жалобу судье по надзору, добавив в письмо все накопившиеся бумаги. И снова жду.

Директор позже прислал мне свой ответ. В лаконичной форме он объясняет мне, что отрицательный ответ на моё заявление — это обычная форма, призывающая просителя подать жалобу в надзор. Вот тут-то он и попался! Значит, арабским наркоманам оплатили очки, а я, вроде как, другого сорта. Пишу ему закрытое письмо без обычного обращения типа — господин директор:.

«Ну и ну! Кажется, что во всех испанских тюрьмах я должен учить всех администраторов работать! В вашем ответе говорится, что отрицательный ответ на просьбу указывает на возможность подать жалобу. Мне очень жаль сообщать это вам, что в вашем документе нет ничего такого, потому что отсутствует целый параграф, подобный этому».

Переписываю абзац из документа, полученного в другой тюрьме. И продолжаю:.

«В вашем решении экономико-административного совета тюрьмы из года в год, повторяется одно и то же, что не совсем правильно юридически. Таким образом, можно посоветовать жаловаться Папе Римскому или Иисусу Христу. Спасибо за ваш совет обратиться с глазными проблемами к приходящему медику! Но мне бы больше помог ваш приказ вернуть мне мой китайский словарь, не пропущенный в приёмнике и который я написал собственноручно большими буквами на картонках, чтобы можно было прочитать без очков. Заявление на возвращение моих задержанных вещей отправляю в тот же день, что и это письмо. С сердечным приветом… 06.03.2017».

Отдаю охраннику в кабине заклеенный конверт и, тем же вечером, наблюдаю появление в нашем модуле директора тюрьмы. Меня к нему не зовут. Я тоже не проявляю инициативы, обозревая высокопоставленного гостя издали.

Ну вот, хочется написать что-нибудь хорошее об Испании и испанцах. Мне нравится эта страна. Мне нравятся испанцы. С их детской нечестностью и необязательностью. С терпением и безразличием. С состраданием и глупостью. С их верой в куклы святых, которых таскают на плечах по улицам, не смотря на то, что подставка этой куклы может весить до трёх тонн.

Но тюрьма не место для таких повествований. Про испанцев-зэков, это, даже не смешно. Про испанцев-охранников… они не сильно отличаются от зэков. В тюрьме трудно увидеть других испанцев. Из другой жизни. По ту сторону забора, украшенного поверху колючей проволокой. Эта специальная проволока украшена не, привычными нам колючками, а приваренными «бабочками», крылья которых напоминают ножевые лезвия. Тупые по сторонам шипы этого лезвия, могут запросто оторвать мышцу при нанизывании на них.

В тюрьмах есть медработники, педагоги и, иногда, представители религиозных концессий с воли. Но общение с ними так зарегулировано правилами, что воспринимаешь вольных, как декорацию. Но многим нравится. За это терпят получасовую подготовку, шмоны, придирки, от которых отходят на часовом занятии в школе или беседе на религиозные темы в том же школьном здании. Потом снова шмоны, и возвращение обратно.

В школу мне поздно. С медиками общаюсь лишь при необходимости. Такой необходимостью стали мои глаза. Точнее, они мне без необходимости. Один фиг дальше двадцати пяти метров ничего не вижу. А если и вижу, то, словно в сильном тумане. Вдобавок к старческим болезням ещё и прогрессирующая катаракта прицепилась. Ремонтировать эту бяку возможно только в серьёзных медучреждениях. Больница города Кастейон-де-ля-Плана, куда приписана наша тюрьма, недостаточна даже для населения. В мои редкие приезды туда, я вижу нескончаемые очереди ко всем специалистам. Радио говорит, что в провинции Валенсия — самые долговременные очереди на операции. Речь идёт о месяцах ожидания. Я ждал операции на одном глазе один год, четыре месяца и пятнадцать дней.