— часы наручные

— память USB

— диктофон SONY.

В этом последним случае посылаю вам данные моего счёта в тюремной финансовой системе (peculio).

Albocasser (Castellon-2), 20 сентября 2016 года».

Ищу конверт, заклеиваю письмо и прилагаю бланк-прошение: «Прошу отправить прилагаемое письмо в закрытом конверте адресату. С Уважением».

И снова стал ждать. По крайней мере в тюрьме это делается запросто.

По прибытии в тюрьму Кастеньон-2, у меня, кроме тех штучек, что просто своровали, отобрали ремень, подаренные китайские шахматы и коробку с нарезанными картонными карточками, на которых я понаписывал китайских слов и их перевод на русский. Правда, на отобранное выдали бумажку с печатью. Прибыв в блок, я увидел, что простые испанские наркоманы не были лишены своих ремней и, даже, владели различными настольными играми от нардов до карт и шахмат.

Ну-ну! Значит, всякие короли и офицеры шахматного образца не представляют никакой опасности, а китайские сувенирные шахматы размером с почтовый конверт и по форме с большую таблетку, нужно было забрать. Более того, у одного баскского террориста были электронные шахматы.

Я обиделся на эту дискриминацию и написал заяву с просьбой вернуть отобранное. Служба безопасности тюрьмы штемпельнула на моём заявлении красивую печать с надписью denegado (отказано, исп.) В этот момент я окончательно решил продержаться в этой тюрьме как можно больше времени, описывая всё, что будет происходить вокруг меня.

Прошло два года. Напоминаю администрации, что пора вернуть мои штучки, написав рапорт: «Прошу разрешение на получение моих личных вещей, задержанных в день моего прибытия в этот пенитенциарный центр. Согласно квитанции это: ремень, китайские шахматы, коробка с китайскими буквами. С уважением». Неспешно приходит ответ: «Получите разрешение службы безопасности».

Радостно потираю руки: началась интрига. Беру новый бланк и добавляю вежливости: «В службу безопасности. Прошу разрешить получение моих вещей, хранящихся в складе приёмного блока. Заранее благодарен!»

Полученный ответ может зафиксировать в нокауте любого: «Информируйте приёмник ремень». Именно так. На ломаном испанском языке. Все, кому я давал прочитать, офигевали от увиденного и не могли объяснить значение фразы. Моя радость увеличивается в разы с появлением новой темы. Продолжаю настаивать со всей язвительностью, которую могу изобразить на испанском: «В службу безопасности. Согласно вашего ответа на моё заявление от 15.03.2017 прошу, чтобы мне его прояснили, потому что никто из моего окружения не в состоянии объяснить его значение. Я же позволю себе напомнить вам текст моей просьбы: Прошу разрешения на получение моих вещей, хранящихся на складе приёмного блока. Для облегчения понимания зэка-иностранца, каким являюсь я, предлагаю вам три возможных варианта ответа:.

А) да, разрешается.

Б) нет, не разрешается.

С) будет решено в будущем.

Д) ни один из перечисленных.

Пожалуйста, обведите кружочком правильный ответ. Большое спасибо».

Ответов я предложил не три, а четыре, но два последних означали одно и то же.

Это была откровенная издёвка с моей стороны. Но очень вежливая.

Охранник, принявший мою писульку, долго смеялся, прочитав текст. В тюрьмах Испании персонал не дружит между собой и этим можно пользоваться.

Не прошло и двух недель, и я держу в руках мою язву. Поперёк моего текста трёхсантиметровыми буквами, которые вывела чья-то нервная оскорблённость, красуется красная надпись толстым фломастером: «Укажите, какие вещи хотите получить и номер квитанции». Ага, попались! Если запрашивают номер, значит у них в компьютере нет. Грубейшее нарушение. Выжидаю пару дней для элементарного затягивания времени и снова беру бланк:.

«В департамент приёмного модуля. Согласно вашего ответа на мой рапорт от 22.03.2017 представляю данные квитанции:.

Дата 17.11.2014.

Полка — 145, талон — 73, квитанция -1.

Задержанные вещи: ремень, картонная коробка с китайскими буквами, китайские шахматы.

Мне бы хотелось получить всё. С уважением. 04.04.2017.

Поставил дату и сам удивился: вот ведь тупицы! Месяц тянут волынку по делу, которое можно решить за полчаса. На этом стоит и стоять будет испанская пенитенциарная и судебная системы. Представьте, как они решают что-то серьёзное в переписке с зэками, мотая им нервы как самой этой системе заблагорассудится.

В этот раз мой рапорт гулял по тюремным неведомым дорожкам шестнадцать дней. Когда я получил ответ, он был расписан со всех сторон разным почерком и украшен штампом. Снизу было написано: «Просите службу безопасности, чтобы разрешила». Если бы я получил только это, процесс мог бы пойти по второму кругу. Но чья-то голова хорошо подумала, чьи-то руки взяли мой рапорт, и чьи-то ноги отнесли бумажку в эту самую службу безопасности. Там на формуляр тиснули штамп: autorizado (разрешено, исп.) и, другим почерком пометили: «Ремень только если не имеет большой пряжки».

Я был исключён из литературно-бюрократического марафона.

Ах, так! Сказал я себе. Жду до субботы, потому что только в этот день можно получить задержанное. Сходил в приёмный блок в сопровождении охранника, расписался за шахматы и картонки и выяснил что пряжка ремня слишком большая, чтобы мне разрешили владеть. Я ухмыльнулся, вернулся в модуль, немного подумал и начал пачкать официальную бумагу. В очередной раз.

«Заместителю директора по безопасности. За сорок восемь дней и четыре рапорта, с вшей помощью, я написал короткий рассказ «Опасные картонки» для моей будущей книге о тюрьме. Осталось лишь добавить парочку дополнений: почему наркоманам разрешается иметь ремень с любой пряжкой, а мне нет?

На этот вопрос я знаю ответ, а вот на второй вопрос мне должны ответить: почему в день моего прибытия в тюрьму Кастейон-2, шеф принимающей команды забрал кусочки картона с нарисованными буквами, но разрешил мне иметь рабочую обувь с железными носками?

Говоря другими словами, оставил меня в тюрьме с оружием, которое я готов отдать вам добровольно.

Кстати, мне уже надоело исправлять ошибки администрации этой тюрьмы». 26.04.2017.

Отдаю охраннику, который в лёгком офиге читает бумагу. Предупреждаю его, чтобы не проявлял никакой инициативы, а просто отдал рапорт по команде, если не желает попасть в мою книгу живьём. Я уже давал ему почитать мои сочинения и он знает, что не шучу. Поэтому он улыбнулся, стукнул штемпелем по бумажке и время пошло. Но медленно. Может текст мой с первого раза был не понят, может заведующая тюремной безопасности просто офонарела от увиденного и начала искать таблетки от головной боли, может ещё какая напасть приключилась. Факт остаётся фактом: шли дни, мои железноносые ботинки печально смотрели на меня с полки, мой ремень отдыхал где-то в складе, а я не дописывал мой рассказ.

Через девять дней мне приходит ответ: «Ни в коем случае вам не будет отвечено на это заявление, полное неуважения и иронии». Точка. Фи! Нужен мне ваш ответ! Хотя, тпру-у! в переводе на небюрократический язык, эта фраза звучит так: «Я вам отвечаю, что не буду отвечать». Скажите пожалуйста, какие мы обидчивые! Значит в наглую уворовать ручки, карандаши, полотенце и другое при моём поступлении в эту тюрьму не было неуважением. Скорее, наоборот: высочайшим проявлением респекта и уважения.

Я решил пока не продолжать переписку с безопасностью. Они мне ещё пригодятся. Мы ещё сыграем не одну партию литературных шахмат.

Задумав пободаться с бюрократической мафией в Испании, нужно обзавестись справкой о том, что ты находишься в тюрьме. А то сама бюрократия этого не знает. Пишу заяву, что мне позарез требуется данный сертификат. Через неделю поучаю и чуть не падаю от изумления. Смотрю на лист бумаги, украшенный штампом тюрьмы, где написано, что я родился через двадцать один год после того, как это произошло на самом деле, что мои папа и мама — румыны и место моего рождения не определено.