Прошли ещё долгие одиннадцать дней. Уже обдумываю, как накатать жалобу в общество защиты прав потребителей и защитнику Прав Человека на почтовый сервис и всю тюремную банду. Ан, нет! Вызывают к кабинке, где два нормальных охранника — не часто так совпадает — показывают мне мою бумагу в деревенское потовое отделение, к которой прикреплены два листа. На одном — национальные тарифы, на другом — цены отправлений за границу.

— Ты разрешишь нам сделать копии с этих листов?

Великодушно разрешаю. На следующий день один из них отдаёт мне тарифы и замечает, что лучше бы я повесил мои листы где-нибудь в блоке на всеобщее обозрение. С этим я уже соглашаться не собираюсь, отвечая, что это прислали мне, и они могут вывесить свои.

— Дак порвут же! — сокрушается охранник.

— Вот тогда и понадобятся мои листы, с которых можно будет сделать ещё копии, если вы там не наделали их на всех, включая ваших ленивых администраторов, которые не могут это с Интернета распечатать.

Охранник улыбается. А я с моими коллегами по отсидке стал разглядывать бумаги, присланными почтовыми работниками. Что ж, придётся признать, что некоторые вопросы можно решить и в этой стране. А сколько времени, нервов и здоровья тратят люди на более серьёзные дела.

Администратор, юморной мужик, хоть и вороватый — не утерпел и тоже прислал мне ответ: «Почта прислала тарифы, а про цены на марки вы можете проконсультироваться в списке цен на доске объявлений».

Про почту и про то, кому она прислала, я уже знаю. Знаю и без него. Знаком и со списком. Но тюремщик мне не ответил ни на один из двух вопросов, что я задавал.

Играешься? Давай! Беру бланк рапорта.

«Администратору. Уважаемый сеньор администратор, учитывая ваши трудности в решении проблемы, о которой я написал ранее, я взял на себя ответственность по нахождению почтовых тарифов, которые теперь можно скопировать у охранников шестого блока. Кроме того, вы не ответили на мой второй вопрос в том рапорте. Да, цены на дополнительные марки, действительно, есть в списке цен на доске объявлений, но самих марок нет.

С вашего разрешения, я могу взять на себя ответственность по урегулированию этого дела. Вы мне разрешаете? С уважением».

Как обычно, через неделю получаю ответ: «Разрешено».

Я озадачился. Пишу и рву черновики продолжения шуток в разные места. Не получается. Теряю нить язвительности. Да и не могу определиться, кому жаловаться.

В один из дней слышу разговор зэков, которых в очередной раз обманули в магазине. Это нормальное явление, потому что там тоже работают зэки — профессиональные воры и обманщики в своём большинстве. Получая свои 120 евро в месяц, заработанные непосильным трудом по 3–4 часа в день, эти зэки из «экономато» «делают» по 200–300 евро в неделю на манипуляциях с кофе, табаком, телефонными карточками и чаем. Есть у них и другие способы навара.

Меня осеняет, и я пишу в центральный магазин тюрьмы:.

«Работникам тюрьмы, ответственным за магазин. С разрешения администратора тюрьмы я принимаю ответственность за разрешения проблемы отсутствия мелких почтовых марок — уже несколько месяцев их нет в магазине блока № 6, и прошу вас ответить на вопрос, почему это происходит.

Кроме того, описываю вам недовольство заключённых модуля 6 тем, что многие товары существуют только в списке цен: бумажный клей, другие канцтовары, продукты… и количество того, что есть недостаточно для числа покупателей.

С моей стороны, выдвигаю следующие гипотезы происходящего:.

А) Заключённые, работающие в магазине блока № 6, полностью игнорируют свои обязанности, занятые извлечением прибыли.

Б) Работники тюрьмы, ответственные за магазин, не соответствуют занимаемым должностям.

В) Администратор тюрьмы не в состоянии давать понятные и точные приказы.

Г) Всё это мои фантазии.

Настаиваю на ответе на мой вопрос, чтобы я мог проинформировать об этом сеньора администратора.

С уважением».

Когда в запросах и жалобах присутствует ирония, испанцы встают в жёсткую оборону. Отвечают пространно и деловито, но всегда далеко от темы, делая вид, что их это не касается. Так и на этот раз. Через три дня получаю ответ: «Нет марок с такими ценами, а товары, которых нет в магазине, вы можете купить через сервис заказов».

Я уже прочно подсел на тему и снова пишу на почту: «Уважаемые сеньоры, благодарю вас за присланные тарифы, которые я дал скопировать работникам тюрьмы. Но бюрократичность администрации тюрьмы не позволяет разрешить некоторые вопросы, которые адресую вам:.

Какие марки доплат существуют?

Кто должен извещать тюрьму об изменении тарифов?

Сколько времени можно оплачивать письма марками, купленными до повышения тарифов?

Сколько листов формата А4 можно вложить в конверт, чтобы не превысить 20 г?

Заранее благодарен за ваш ответ.

Копеечное дело затягивалось. Зэки, которым нужно было платить десять или тридцать центов за перевес, вынуждены покупать, и клеить на конверт вторую марку того же достоинства, что и основная. Других просто нет. Так и воруется; понемногу, но в наглую.

Моё последнее послание постигла судьба футбольного мяча. Какой-то умник перехватил запрос на почту, надписал сверху «администратору», который, не долго думая, переслал бумажку в финансовый отдел, заведующий личными делами зэков. Финансисты тут были совсем ни при чём и отреагировали быстро и решительно: «эти дела решает почта». Круг замкнулся. Бюрократы празднуют победу. Мне предлагается продолжать жаловаться. Мне уже все отвечали и на любой повторный запрос имеют полное право отправить меня если не куда подальше, то, по крайней мере, читать ранее отписанное.

Мои интересы на этом закончились. Кому надо, пусть пачкает бумагу. Тарифы у меня есть, клей в магазине появился, может и марки мелкие забредут сюда. Зато я теперь владею документальным подтверждением, что в этой тюрьме перехватывают корреспонденцию, о чём я уже давно подозревал не без оснований.

Чёрт бы побрал эту испанскую привычку «завтракать». Маньяна (завтра, исп.) и на такой оптимистической ноте всё заканчивается. В большом и малом. Завтра будет очередная маньяна и совсем не означает, что завтрашнее завтра будет последним. Маньяна присутствует во всех делах, во всех учреждениях. Частных и государственных. И наплевать им на ваше время, ваши нервы и все остальные дела и помыслы.

Пока я ждал первой операции по удалению катаракты, ухудшилось зрение левого глаза. Но именно правый был записан для оперирования, потому что в то время его состояние было хуже. Теперь, после посещения офтальмологии, стало пятьдесят на пятьдесят: правый глаз видит всё, левый — ничего. В моих бумагах, после ремонта глаза было начертано чьей-то рукой: через месяц провести послеоперационную проверку.

Проходит месяц. Проходит второй. Записываюсь на приём к медсестре, чтобы выпросить витаминов и, между делом, интересуюсь насчёт этой самой проверки. Медсестра пожимает плечами, давая понять, что это не её дело.

— Попробуйте пожаловаться, — советует.

Ну-ну! А потом жаловаться на то, что предъидущая жалоба осталась без ответа. Потом ещё и ещё. Знаю, с кем дело имею. Я уже побывал на приёме у докторши, которая попыталась уговорить меня «подсесть» на таблетки против высокого артериального давления. Тогда я спросил, чем вызвана задержка обещанной проверки и когда мне будут лечить второй глаз.

— А в вашем деле ничего нет, — женщина перелистывает бумаги в папке, подписанной моим именем.

— Я этого не выдумываю. Вы тут сами мне выписывали копию больничного предписания с инструкцией как закапывать глаза после операции. И на одном листе авторучкой чёрного цвета было написано: через месяц провести проверку глаза. Прошло уже два.