Время отдыха. Зэки в камерах. В кабине никого нет и я, от нечего делать, стою под закрытыми дверями модуля, наслаждаясь новыми горизонтами отремонтированного глаза.

Появляются два охранника соседнего блока. Они меня знают с момента появления в этой тюрьме.

— Привет! Чего ждёшь?

— Да вот… Домой не пускают.

Поболтали, посмеялись, посплетничали и они уходят к себе, пообещав позвонить, чтобы меня впустили. Народ мне обрадовался. Всем интересно, как прошла операция, потому что некоторым такая же предстоит.

Когда меня привозили в операционную городской больницы, я видел съём со стола предыдущего пациента. Когда, через десять-пятнадцать минут, увозили меня в операционную, под руки заводили следующего клиента. Медики работали как на фабричном конвейере. И тут же рядом, на тюремном конвейере, штампуют насильников, воров и наркоманов. Парадокс, однако!

А в полицейской операции в Каталонии уже дополнительно приготовлены семнадцать тысяч полицейских и жандармов со всей страны, две тысячи спецназовцев из антитеррористических подразделений. Туда же перебросили единственный в Испании бронированный грузовик, оборудованный водомётом.

После операции положено четыре недели капать в глаза специальные капли. На второй неделе мне кажется, что не хватает запаса. Без записи захожу к медсестре, когда она проводит приём в нашем модуле. Без разговоров она делает запись в журнале.

— Как прошла операция? — спрашивает.

— Теперь я вижу, что ты очень симпатичная, — отвечаю.

Полицейская операция по запрету голосования в Каталонии отражается в фотографиях всех европейских газет: полицейские кувалдами ломают двери школ, таскают за волосы женщин и бьют их. Бьют и молодых и пожилых. Люди с кровотечениями от ударов и выстрелов резиновыми пулями. Через пару дней провинциальное правительство сообщает о 893 раненых и четырёх госпитализированных. Полицейские, в свою очередь, заявляют о 437 раненых агентах.

Полицейские, заблокированные демонстрациями протеста в отелях Каталонии, которых показывают по телевизору и наркоманы в тюремном модуле скандируют одни и те же лозунги:.

«Viva Espana!» и «Yo soy español, español, español…» Зеки ещё кричат «Поднимайся Испания!» и вскидывают руку в фашистском приветствии. У полицейских же вытянутая рука сжата в кулак.

Правительство Испании провело ещё одну операцию: собрали патриотов со всей страны, привезли их в Каталонию, где они заполнили улицы Барселоны с государственными флагами и криками: «Не хотим независимости!», «Не обманывайте нас, Испания — едина!», «Да здравствует Испания!». Весь мир увидел, что каталонцы не хотят отделяться.

В модуле есть пара зэков-распорядителей. Контролируют очереди к воспитателю, за документами и наркотой (тут ещё и два охранника присутствуют), к медику, соц. работнику, священнику и так далее. У меня со всеми «шишкарями» хорошие отношения. Потому что на такие места идиотов не берут.

Подходит один из них ко мне со списком в руке:

— Тебя вызывает медсестра.

?! Я не записывался. Да и была она в модуле пару дней назад и мной не интересовалась. Иду за ним. В коридоре сталкиваюсь ещё с двумя зэками из «умных».

— Вы куда?

— К медсестре.

— Записывались?

— Нет.

Мне становится интересно. Заглядывая в список приглашённых в руках у командующего зэка. Он отпечатан на принтере! Ещё интереснее стало: когда это было, чтобы приносили распечатку. Всегда зэки от руки писали.

Повышаю внимание к окружающему и прошу пропустить меня первым, чтобы не потерять моё время физкультуры. Коллеги не возражают и я захожу в кабинет. Окидываю взглядом стол и не вижу папок с медкартами. За столом сидит, никогда ранее не виденная, женщина за тридцать. В белом халате, который обтягивает довольно широкие, мускулистые плечи. Хм! Если не тяжелоатлетка, то приёмы борьбы ей не чужды. Здороваемся и она говорит:

— Мы проводим анкетирование. Вы согласны ответить на вопросы?

— Да.

— Сначала померяем давление.

Та-ак! У этой «медсестры» нет допуска к тюремным медицинским картам.

Зафиксировав мои «сто пятнадцать на семьдесят пять», приступаем к заполнению опросных листов.

— Дата рождения, наличие родственников, заболевания, какие медикаменты принимаете, что полезного делаете в модуле, отношение к религии, наличие денег, занимаетесь ли физкультурой…

В общем, обычный набор вопросов для медицины! Заканчиваем, измеряя мой рост и вес. Это правильно. Я бы тоже так сделал, чтобы у пациента создалось впечатление правильности процедуры. Интересно, какая у неё должность в контрразведке? Вношу мои шесть копеек в процесс.

— Я дал моей медсестре мой рассказ о медицине в тюрьмах. Вы можете его тоже почитать.

Глаза собеседницы заискрились:

— Очень интересно! Спрошу. Ещё что-нибудь хотите?

— Да, кажется в санчасти потеряли мой рентгеновский снимок сломанного ребра. Я бы хотел его увидеть.

— Хорошо. Я посмотрю, что смогу сделать, — помечает что-то у себя.

Вот это медсестра! «Может что-то сделать». Выхожу из кабинета и подхожу к одному из пациентов, когда он тоже заканчивает встречу.

— Как ты думаешь, она из спецслужб или из полиции?

— Ха-ха! Русский параноик подозревает всех и каждого.

Не спеша перечисляю ему ненормальности собеседования и лицо товарища становится серьёзным. Он уже и сам добавляет странности, которые показались ему при разговоре с «медсестрой».

— Вот увидишь, это был первый и последний приход этой дамы в нашу обитель, — обещаю ему и оказываюсь прав.

Осталось догадаться, по чью душу приходила.

«В Испании есть испанцы. Они очень испанцы и много испанцы», конец цитаты. Нет, я не спятил. Это — точный перевод, того, что сказал испанский премьер министр. По телевизору часто повторяют эту фразу, потому что она осталась запечатлённой для потомков.

Мне кажется, что это сказано о тюрьме Кастеньон-2. Тут они, точно, «очень испанцы и много испанцы». Одни отбывают свои сроки, другие сохраняют. Зэк-наркоман, ещё с ночи мечтает о дозе, которую ему утром дадут. Когда она торкать, плющить и колбасить перестанет, нарк вспоминает, что у него есть ещё и то, что доктор прописал. Одни пилюли можно с куревом растолочь, другие с кока-колой разболтать или в ложке зажигалкой поджарить. Есть лекарства, которые и так идут, без приготовления. Просто больше проглатывать нужно. За мои полтора года в тюрьме Кастеон-2, три зэка сдохли от передоза.

Охранники, точно такие испанцы, как и зэки, воспринимают нарка как своего, как нормального человека: его хвалят, ругают, пишут на него рапорта. А ему всё «до лампочки». Главное, до следующего утра дожить. Но вот однажды, в одно утро его вызывают по мегафонии и объявляют, что он честно искупил вину и может быть свободным. Но он не понимает. Не понимает потому, что медсестра с дозой приходила в 9.30. утра, а на свободу приглашают в 11.00. Но не тут-то было! Его поднимают, волокут до ворот и насильно освобождают. Начинается трагедия: где жить, что есть и, самое главное, где «дури» взять? Хорошо, если повезёт и удастся вернуться обратно через некоторое время, а то, ведь, так трудно избавиться от пути истинного.

Тюрьма Кастейон-2 — усиленного режима. Этот режим проявляется в том, что зэков никуда не выпускают без сопровождения и крайние к заборам камеры держат пустыми. А то вдруг кому вздумается проломить железобетонную наружную стену и пять оградок поперепрыгивать. Как и в других тюрьмах Испании, наркоту здесь родственники через свиданку передают или зэки из блатных модулей с отпусков притаскивают. На крайний случай, можно и с охранником за 200 (стандартная цена) евро получить пакетик с воли. Не с каждым, правда. Очень даже не с каждым.

Не нужно думать, что за порядком в испанских тюрьмах не смотрят. Порядок поддерживают. Обыски — регулярны. Без них нельзя. Почти везде обыскивают одинаково. Но есть и отличия. Ближе к столице (Мадрид-7) делают так: выгоняют зэков во двор, вызывают уборщиков, их заставляют выбросить мусор из всех баков в контейнер снаружи и потом проводят индивидуальный обыск каждого зэка. В тюрьме Кастейон-2 немного наоборот: сначала обыскивают зэков, потом выворачивают мусор из всех баков на пол и уходят. Очень по-испански.