Это было время, когда все вокруг делились слухами о лежащей на юге стране сказочных сокровищ – «великой империи Биру» (Перу), расположенной дальше на юге, в высоких Андах. Первые более определенные сведения о ней привез в Панаму в 1522 году служивший у Авилы Паскуаль Андагоя. Услышав об этой стране и золоте, которого там «видимо-невидимо», Писарро понял, что для него это – последний шанс.

Но в те годы, чтобы двинуться на захват новых земель, нужно было разрешение губернатора и «первоначальный капитал». Получался обычный замкнутый круг – чтобы разбогатеть, надо было завоевать новые земли, богатые золотом и иными драгоценностями. А чтобы снарядить экспедицию для завоевания богатых земель, нужно было иметь достаточные денежные средства…

Франсиско, который всё это хорошо понимал, взял в долю богатых компаньонов – иными словами, организовал своеобразное ОАО «Писарро и партнёры» – союз шпаги и денежного мешка. Шпагами владели Франсиско Писарро и Диего Альмагро. Деньги вложил богатый католический священник Эрнан Луке, а в качестве обладателя «административного ресурса» в компанию вошёл губернатор Педрариас Авила. Однако «административный ресурс» – не деньги, необходимые для вербовки наёмных солдат. На совместный капитал удалось набрать только 112 искателей приключений и снарядить два корабля, которые и отправились в ноябре 1524 года от берегов Панамы в далекую загадочную страну «Биру». Но из-за нехватки съестных припасов экспедиция, дойдя до дельты реки Сан-Хуан, в начале 1525 года вернулась в Панаму.

Но Писарро и не думал отказываться от своих планов. В ноябре 1526 году новая экспедиция, уже на трёх судах с командой из 160 вооружённых людей, повторила попытку и, дойдя до устья реки Сан-Хуан, разделилась. Франсиско Писарро остался на небольшом острове, Диего Альмагро вернулся в Панаму за подкреплением и припасами, а корабль Бартоломе Руиса прошёл дальше на юг и пересёк экватор. Команда этого корабля встретила группу перуанских индейцев, плывших встречным курсом на бальсовом плоту. Моряки пленили туземцев, которые подтвердили рассказы о богатствах громадной страны, лежащей к югу, и о могуществе инков, которым она принадлежала. Руис доставил Писарро несколько образцов перуанских изделий из золота.

В 1527 году Писарро снарядил экспедицию в третий раз. И хотя авантюристам не хватило припасов, упрямый конкистадор не стал возвращаться. Он остался с частью команды на небольшом островке, а часть людей отправил в Панаму за подкреплением и провиантом. Но там к тому времени умер губернатор Авила, а сменивший его наместник не собирался финансировать сомнительные предприятия. Он послал за Писарро корабль с приказом немедленно вернуться в Панаму. Когда спутникам Писарро зачитали приказ губернатора, многие обрадовались возможности возвратиться к своим поместьям. Но сам Писарро был непреклонен. Он выступил вперёд, провел мечом на песке черту, шагнул через неё и произнёс историческую фразу: «Кастильцы! Этот путь ведёт к Перу и богатству, а тот путь – к Панаме и нищете. Выбирайте!» Только полтора десятка человек, в том числе Руис, последовали за Писарро. Посланник губернатора отбыл восвояси, бросив «бунтовщиков» без припасов на произвол судьбы.

Больше полугода Писарро и его люди жили, как первобытные предки, охотой на птиц и сбором моллюсков. Когда компаньоны всё-таки добились от наместника разрешения снарядить (на свои средства) один корабль, Писарро с командой пошёл вдоль берега на юг и высадился у залива Гуаякиль, где испанцы увидели возделанные поля и каменные строения большого города Тумбеса. Продолжая плавание на юг, Писарро открыл (уже в Южном полушарии) Западную Кордильеру Перуанских Альп и прошёл более 1200 км Тихоокеанского побережья Южной Америки. На берегу испанцы добыли живых лам (грациозных животных, совмещающих признаки овцы и верблюда, но без горбов), тонкие ткани из шерсти вигони (дикого родственника ламы), золотые и серебряные сосуды тонкой работы, а заодно захватили нескольких молодых перуанцев.

Когда Писарро с такими трофеями прибыл в Испанию, никто уже не сомневался в богатствах открытого им Перу. Правда, триумфальное возвращение испортили жадные кредиторы, засадившие конкистадора в долговую тюрьму. Но информация об открытии им богатой страны дошла до короля. Карл I приказал выпустить героя из тюрьмы, принял его при дворе, подробно расспросил о заморских территориях и выдал патент на завоевание Перу, согласно которому дон Франсиско Писарро назначался губернатором завоёванной им страны. Правда, денежных средств король не выделил, а вот срок для снаряжения экспедиции указал короткий – полгода.

Но Писарро снова повезло: нашлись дальновидные состоятельные люди, согласившиеся финансировать дело, обещавшее сотни процентов прибыли. Среди них был Эрнандо Кортес, уже прославившийся покорением страны ацтеков и другими деяниями в Центральной Америке. Дон Франсиско занялся вербовкой добровольных участников рискованного предприятия. Первыми стали его родные братья – Эрнандо, Хуан и Гонсало. Таким образом, компания превращалась в ОАО «Братья Писарро и партнёры», причём Диего Альмагро отводилась роль «запасного игрока». Однако дон Диего, как истинный испанский кабальеро, полагался на порядочность компаньонов и нерушимость договора о разделе добычи. Поэтому он согласился временно остаться в Панаме, рассчитывая в нужное время явиться в Перу с крупными силами. У Писарро же было всего 180 вооружённых человек, в том числе 36 конных.

27 декабря 1530 года экспедиция Франсиско Писарро на трёх кораблях отправилась в путь из Панамы. Достигнув экватора, отряд испанцев двинулся на юг по суше. В начале 1532 года в заливе Гуаякиль конкистадоры сделали попытку захватить остров Пуна, но местные индейцы оказали им такое решительное сопротивление, что очень поредевший отряд вынужден был через полгода перебраться на другой берег залива. Дожидаясь подкрепления из Панамы, Писарро не терял времени. Пользуясь междоусобицами в стране, он за три месяца многое узнал об империи инков. Чтобы иметь более полное представление о том, что удалось сделать Писарро и его людям, следует совершить небольшой экскурс в уникальное государство Нового Света – империю инков. Это совсем не те дикие индейцы, с какими имели дело Колумб и другие колонизаторы Америки. Вот как пишет о стране инков историк Ю.Е. Берёзкин в работе «Инки: исторический опыт империи».

«Итак, инки. Слово это употребляется в разных значениях. Для большинства читателей, лишь понаслышке знающих о культурах аборигенов Америки, инки есть чаще всего то же самое, что и древние перуанцы. Специалисты порой имеют в виду под инками всю совокупность подданных инкского государства, но инками неверно называть создателей более древних индейских культур. В отличие от майя и даже ацтеков инки выходят на арену истории очень поздно, всего лишь за сто лет до появления испанцев. Границы империи установились как раз накануне первого путешествия Колумба, а её социально-экономическая структура окончательно выкристаллизовалась уже в те годы, когда конкистадоры уничтожали гаитянских араваков и покоряли Мексику.

Под инками в точном значении слова надо понимать лишь столичную аристократию государства – потомков маленькой этнической группы (условно говоря, «племени»), жившей в долине Куско на юге Перу к началу XV века. Позже в категорию так называемых «инков по привилегии» вошло иноплеменное население окрестностей Куско, близкое настоящим инкам по культуре и издавна связанное с ними родственными отношениями. Само слово «инка» некогда означало, по-видимому, примерно то же, что и кечуанское «синчи», т. е. «воин», «военачальник», «доблестный и родовитый муж». Отсюда логичен переход к последнему важному значению слова «инка» – «предводитель», «царь». «Инка» входит поэтому в довольно длинный ряд эпитетов, из которых складывались имена верховных властителей андской империи (в литературе эти имена обычно даются в упрощенной форме). Таким образом, если «инки» есть название народа либо правящей социальной группы, то «Инка» (в единственном числе) обозначает главу государства инков. При необходимости подчеркнуть именно это значение пишут о Сапа Инке, т. е. Великом Инке (императоре).