Он подарил нам лошадей, овец, провианта, и мы выступили в обратный поход под эскортом 3 офицеров и 22 кавалеристов, довольные тем, что наше приключение не стоило нам жизни.

Нашу главную квартиру, куда мы прибыли 20 августа, мы нашли в полном порядке. После того, как верблюды отдохнули, мы двинулись к SSW, с твёрдой решимостью идти вперёд в этом направлении как можно дальше, т. е. до тех пор, пока тибетцы нас снова не остановят.

Это случилось к востоку от озера Нактсанг-тсо, где нас встретило целое посольство, численностью в 300 человек, с ружьями, мечами и пиками. Я спросил, что они сделают, если мы, несмотря на запрещение, будем продолжать путь к югу.

– Конечно, мы будем стрелять, – ответили они.

Тогда я предложил им действительно устроить между нами маленькую войну, но заметил, что каждый из нас может застрелить 36 тибетцев, прежде чем они успеют зарядить свои неуклюжие ружья. На это предводители отряда ответили, что, по их мнению, для обеих сторон самое лучшее придти к взаимному соглашению без кровопролития. Они были так вежливы и симпатичны, что мы очень скоро завязали с ними наилучшие отношения. Итак, мы снова повернули назад, а они сопровождали нас в течение нескольких недель.

Лично я сделал еще, в обществе одного человека, долгие и крайне опасные экскурсии в моем складном прорезиненном челноке по озерам Нактсанг-тсо и Чаргу-тсо. Во все время пути мы имели эскорт. У озера Чаргу-тсо численность тибетцев возросла до 500 человек в 30 палатках; когда же они увидели, что мы серьезно намереваемся продолжать путь в западном направлении, число их начало убывать и свелось к 100 человекам, потом к 50, и наконец осталось еще меньше. Вьючные животные ежедневно падали; в конце концов мы уже не могли подвигаться дальше своими средствами. Пришлось нанять 30 яков и разгрузить наших верблюдов…

Я с большой охотой поехал бы домой прямым путем через Бомбей; но я должен ехать на Кашгар, чтобы вернуть русским властям моих казаков здравыми и невредимыми. Я написал отсюда подробное письмо генералу Куропаткину и по чистой совести аттестовал в нем моих четырех казаков с самой лучшей стороны, как только можно аттестовать верных, честных, добрых и храбрых людей. Одного из них, Лиркина, я послал отсюда курьером к генеральному консулу Петровскому, и он взял собой девять мусульман, которые мне теперь более не нужны…

В научно-геграфическом отношении это путешествие в 300 шведских миль по Тибету было чрезвычайно успешно.»

В 1906 году Гедин направился в Южный Тибет. Как сообщается в «Очерках по истории географических открытий», к этому времени он был уже известен своими исследованиями Центральной Азии и первой экспедицией в Тибет. На этот раз целью было исследование «белого пятна» к северу от верховья Брахмапутры. Караван начал движение от долины верхнего Инда на восток через Центральный Тибет и несколько недель шёл по речным долинам, как по коридору, образованному горными цепями. По мере уклонения этой дороги на юго-восток встречная природа становилась всё суше и пустынней. В конце года истощение провианта и начавшийся падеж вьючных животных вынудили Гедина разбить лагерь у озера Нгангце.

В середине января 1907 года караван двинулся на юг, и вскоре Гедин обнаружил гигантскую стену, отделяющую путешественников от долины Цангпо. Согласно географической литературе того времени, предполагалось, что здесь находится обширное плато с несколькими узкими и длинными хребтами широтной протяжённости. Гедин же увидел с перевала сплошную, как ему показалось, широтную цепь, сложенную из огромных каменных валов. Чтобы проверить свое предположение, он решил пересечь эту цепь и нанести на карту как можно больше подробностей. После полутора месяцев, проведённых в Шигацзе (на реке Цангпо) в конце марта Гедин направился на запад. Несмотря на противодействие китайских властей, экспедиция всё-таки двигалась в западном направлении, лавируя и отклоняясь к югу или северу от долины Цангпо.

В верховьях этой реки Цангпо (местное название Мацанг) Гедин нашёл самый полноводный из трех составляющих ее потоков и, поднявшись по нему, открыл истоки Брахмапутры. Затем он обнаружил, что исток реки Сатледж берёт начало от ледника. Спустившись к озеру Манасаровар, караван стал там лагерем. Здесь Гедин изучал систему озер Манасаровар – Лангак. После этого, пройдя с пятью спутниками к северу, Гедин первым из исследователей осмотрел истоки Синги (одной из составляющих Инда). В конце октября караван Гедина вышел на дорогу, идущую по долине Гартанга.

Оставалось осмотреть «белое пятно» севернее истока Брахмапутры. Предприятие было затруднено тем, что китайские власти запретили посещение этих мест. Однако Гедин, игнорируя запрет, в начале декабря все же направился в путь. Наступление нового 1908 года караван встречал при сорокаградусных морозах, в диких заснеженных горах. Из-за бескормицы начался падёж вьючных животных, не хватало провианта и для участников экспедиции. Однако караван продолжал медленно преодолевать перевалы. Только в начале февраля удалось выйти на хорошее пастбище, а в марте пополнить продовольствие и приобрести яков. В начале апреля Гедин, пройдя еще раз горную страну до долины Цангпо, завершил её исследование.

Восьмикратное пересечение этой неизученной высокогорной местности позволило Годину выявить горную систему, которую он назвал Трансгималаями (Гандисышань). Эта система простирается непрерывной полосой почти параллельно Гималаям к северу от них. Она служит водоразделом рек бассейна Индийского океана и многочисленных бессточных тибетских озер. Гедин проследил Трансгималаи на 700 км и оценил их длину в 2300 км, существенно преувеличив истинную величину (1600 км). Вершины Трансгималаев ниже гималайских, но перевалы выше в среднем на 500 м. Гребни их более плоские, а межгорные котловины шире гималайских и менее глубоки.

Отношение наших отечественных учёных к Свену Гедину претерпевало значительные изменения. Причины кроются как в характере самого Гедина, так и в политических ситуациях его времени. С юности зная русский язык и испытывая симпатии к России и её народу, шведский путешественник пользовался благожелательным отношением к нему российских властей. Он был дружен с генеральным консулом России в Кашгаре Н.Ф. Петровским, с известными русскими учёными Козловым, Ольденбургом и Обручевым. Император Николай II лично покровительствовал Гедину, гарантировав ему свободное передвижение по железным дорогам России и снабдив охраной из четырёх казаков, сопровождавших путешественника вплоть до границ Индии, находившейся под британским владычеством.

Однако, будучи убеждённым шведским националистом, Гедин время от времени позволял себе антироссийские (как и антибританские) выступления в печати. Это привело к перемене в отношениях с российскими властями и исключению из Русского географического общества по инициативе его вице-президента П.П. Семёнова-Тянь-Шанского.

В первые годы советской власти, когда царская Россия была официально объявлена «тюрьмой народов», а её внешняя политика – «империалистической и экспансионистской», Советское правительство распахнуло Свену Гедину дружеские объятия. С ним поддерживали отношения нарком иностранных дел Чичерин и глава Наркомпроса (фактический министр культуры) Луначарский. Шведский учёный отвечал новым властям России взаимностью.

Но в середине 1930-х годов политическая обстановка в мире серьёзно обострилась. В Германии пришли к власти национал-социалисты во главе с фюрером. Адольф Гитлер был исключительно талантливым психологом и организатором. Заявив, что Свен Гедин всегда был его кумиром, он завоевал не только симпатии шведского националиста, чьё мировоззрение было близко к идеям об особом предназначении нордической расы. Тесное сотрудничество пожилого учёного с нацистской Германией, показавшей себя врагом рода человеческого, резко опустило его авторитет в глазах советской и мировой общественности. Заклеймённый этой позорной политической связью и почти забытый миром науки, Свен Гедин умер в 1952 году. И лишь спустя десятилетия авторы географической литературы (в том числе знаменитых «Очерков…»), отделив в биографии учёного «зёрна от плевел», вновь внесли его в анналы истории великих путешествий.