— Пап, спасибо, что пришел на помощь.

— Дочь, я как в окно выглянул, как увидел, что творится. Ты же звонила, что подходишь. Жалко дедовское ружье на даче, — решительно вытирает он нос рукавом.

— Слава богу, что дедовское ружье на даче, — повторяет за ним Костя и отдает кусок мяса маме, — не хватало еще присесть из-за этих идиотов.

Он встает и разворачивается к комнате, где безошибочно угадывает мою спальню:

— Пойдем-ка, ты мне все расскажешь.

Когда папе и Косте удалось выгнать мажоров со двора. Мой отец, испытывая стресс, трижды спросил Озерского, кем он мне приходится.

— Костя, пытается завоевать мою подругу. Он в нее влюблен. А я помогаю, — выдохнула я, держась за перила и с трудом поднимаясь по лестнице.

Не знаю почему, но Озерский в тот момент нахмурился.

Стоя в моей комнате, он смотрит в окно. Половина его лица опухла, а царапина над бровью вздулась. И даже таким избитым и покалеченным, Костя остается невероятно привлекательным: яркие глаза, густые темные волосы, легкая щетина, широкие плечи и высокий рост. От волнения я опускаю взгляд в пол. В свою комнату войти не решаюсь. Никто из нас так и не включил свет. Смотрю на него и ощущаю, что со мной что-то происходит. Костя по-прежнему смотрит в окно, где маленькие капельки дождя рисуют нечеткие, размытые узоры.

Считаю себя умной, а на деле — обычная глупая, романтичная девчонка. Мне всего девятнадцать, а я уже взвалила на себя кучу неприятностей. Теперь они жгут руки, сердце и душу. И очевидно, что я не справляюсь. Не могу больше думать обо всем, что случилось. И Костя — это последняя капля, хочется упасть на кровать и накрыть лицо подушкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не слышать, как снова плачет мама, как туда-сюда ходит отец. А еще я не представляю, как вернуться на учебу. Марс наверняка будет требовать фотографии, а Махеев угрожать закатать в асфальт.

А еще скоро зима, и я снова останусь одна. И пусть дома будут родители, но, по сути, я буду праздновать Новый год в одиночестве, также встречать Рождество. Маленькая идиотская елочка на столе, дебильные китайские фонарики на окне и однообразные концерты по телевизору.

Сложно было и раньше, а теперь добавился пикапер, который опаснее, чем гребаный вирус. В многочисленных, прочитанных мной книжках, я ни раз встречала рассказы о любви. Человек выбирает привязанности, особо не спрашивая у разума. Мой разум, похоже, впал в кому. Иначе, как объяснить, что когда избитый по моей вине Костя поворачивается, пересекает комнату и укрывает меня в теплых объятьях, я прижимаюсь к нему сильнее. Его сухие губы касаются моего холодного лба, и я не могу дышать. Потому что забыла, как это делать. И нет в этом ничего пошлого. И грязного тоже нет. Я ведь прятала все это: нежность, чуткость, ласковость. Не шевелюсь, и, попав в капкан его рук, согреваюсь.

— Я эгоистичная сволочь, — шепчет вдруг Костя, больно вдавливая свой подбородок в мою макушку, — я — сволочь, Марин. Мне никто не нужен. И никогда не будет нужен.

Очень быстро моргаю. Мне нравятся его руки, такие сильные, мужские руки. Не слышу его, не понимаю и не хочу понимать. Это совсем другие объятья. Они живые. И я теряю опору, я будто срываюсь с подоконника многоэтажки и лечу вниз. Как сохранить себя, если не хочешь спасаться? Но я справлюсь. Я спрячу, затолкаю все обратно, все эти хрупкие чувства. Я убью в себе ту, что сейчас задыхается от его близости. Ту, что не может контролировать сердце, истерично бьющееся в груди.

— Я такси вызову в приложении, — отклеиваюсь я от Кости. — Спасибо за то, что заступился. Поздно уже, — выскальзываю из его объятий, простых таких и не похожих на все, что раньше между нами было.

— Да, конечно, — спокойно отступает Костя, пытается поймать мой взгляд.

Но я, хоть и не так много прожила на этом свете, прекрасно осознаю с каким хищником имею дело. Теряю рассудок, чувствую дрожь в руках. Пытаюсь тыкать в экран телефона. И Костя непривычно тихий, зачем-то машинально перекладывает бумаги на моем столе. Я забываю, что там вырезки о Мише и его семье. Я не помню название приложения и вот уже третий раз кручу карусель.

Костя морщится, наткнувшись на одну из статей о жестоком преступлении, подносит к свету, украдкой заглянувшего в окно фонаря.

— Твоя мама говорил о каком-то Мише. Кто такой Михаил, Марина?

На следующий день из дома выхожу вовремя. Даже можно сказать с запасом, до автобуса еще полно времени. К моему удивлению возле подъезда стоит знакомый седан среднего класса. За рулем сидит Костя, откинув голову на сидение, он спит.

Залюбовавшись этой картиной, я останавливаюсь. Красивый профиль, четкая линия шеи, ярко выраженный кадык, широкие плечи и крепкие мужские руки, скрещенные на груди. Костя дышит равномерно, кажется, его ничего не тревожит. Недолго думая, прохожу мимо. Пусть считает, что проспал мой выход. Мне не нравится собственная реакция на него. Как-то это совсем не прикольно, когда рядом с такой бесчувственной скотиной, вроде Кости, сердце бьется через такт.

— Ну и куда ты намылилась? — спрашивает Костя, при этом глаз не открывает.

Остановившись, вздыхаю. Романтический флер, как рукой снимает.

— Да вот, гранит науки планировала погрызть, да с тобой разве можно хоть один день прожить спокойно? Что на этот раз, о Великий и ужасный соблазнитель чужих дочек?

Костя усмехается.

— Мы с тобой, Марина, вчера столько врагов нажили, что впору просить политического убежища где-нибудь в Никарагуа. В универ идти крайне опасно.

Как будто я не знаю об этом.

— И что ты предлагаешь, на пары не ходить? Так меня и без тебя выгонят.

— Садись, — кивает он, наконец-то открыв глаза.

Обхожу автомобиль, открываю для себя дверцу, залажу на переднее и пристегиваюсь. Смотрю на него недовольно, вот будь я Людочкой, он бы уже дверь открыл, и ремень безопасности пристегнул.

— И как ты интересно понял, что из подъезда вышла именно я?

— Если я скажу, что почувствовал сердцем, ты мне поверишь? — игриво улыбается Костя.

А я качаю головой и отворачиваюсь к окну.

— Мне кажется, что у тебя есть более чувствительный орган для таких случаев.

— Фу-у, Марина, разве принцесса не должна быть возвышенной?

— Ну какая же я принцесса, Константин? Скажешь тоже, — поворачиваюсь к нему и улыбаюсь. — Я в этой сказке служанка, которая в самый ответственный момент выходит из-за шторки и комментирует происходящее какой-нибудь пошлой шуточкой.

Он улыбается мне в ответ.

— Доброе утро, — говорит Костя как-то непривычно нежно, смотрит прямо в глаза, а затем, неожиданно наклоняется.

Уверенно берет меня за подбородок и целует в губы.

Я не успеваю отреагировать. На мгновение всё застывает, словно на поднявшихся вверх качелях.

— Больше никогда так не делай, — отстраняюсь, моментально становлюсь серьезной.

— Как скажешь, — беззаботно дергает переключатель передач Костя.

Кошусь на его привлекательное лицо. Кажется, Костю совсем не задели мои слова. Ну вот, Марина, смотри, ему фиолетово чьи губы мусолить. А твое глупое, совсем не знавшее любви сердце, сейчас выпрыгнет из груди.

— Итак, Марс уже разыскивает меня, — продолжает беседу непринужденно, словно нет никакой неловкости. — Он каким-то образом достал мой телефон и забрасывает меня сообщениями. Вот кое-что из последнего: «Если не появишься в условном месте в условное время, я прибью твою девку». Думаю, речь о тебе, моя сладенькая. Полагаю, что он блефует, и прибивать тебя не планирует.

Наши взгляды встречаются, я недовольно поджимаю губы.

— Он впал в отчаяние. Очень боится потерять Людочку.

— Определенно, — согласно кивает Костя.

— И все это из-за тебя.

— Угу.

— Я была бы куда счастливее, если бы ты не приперся в мое кафе.

Костя смеется, пожимая плечами.