Только Мантуя была в состоянии в 1797 г. задержать победоносную армию генерала Бонапарта. Только дважды крепость внушила ему уважение: это была Мантуя и десять лет спустя — Данциг. Вся вторая часть похода 1797 г., т. е. Кастильоне, Медоле, Каллиано, Бассано, Арколе, Риволи[121], — все это группируется вокруг Мантуи, и лишь после того, как эта крепость пала, победитель отважился продолжать наступление на восток и переправиться через Изонцу. В то время Верона еще не была укреплена; в 1848 г. на правом берегу Эча была готова только стена вокруг Вероны и сражение при Санта-Лючии было дано на том месте, где вскоре после этого были построены австрийские редуты, а затем отдельные форты; и только благодаря этому укрепленный лагерь Вероны ныне становится ядром, редюитом всей позиции, которая тем самым приобретает очень большую силу.
Как видите, мы не стремимся преуменьшить значение линии Минчо. Но не будем упускать из виду, что эта линия приобрела значение лишь с тех пор, как Австрия стала вести войны в Италии на свой риск и страх и коммуникационная линия Боцен — Инсбрук — Мюнхен была отодвинута на задний план другой линией, именно Тревизо — Клагенфурт — Вена. И для Австрии, в ее современном виде, обладание линией Минчо есть действительно жизненный вопрос. Австрия, как самостоятельное государство, которое хочет действовать в качестве великой европейской державы, независима от Германии, поставлена перед необходимостью либо сохранять в своих руках линию Минчо и нижнего По, либо отказаться от обороны Тироля; иначе Тироль был бы обойден с двух сторон и связь с остальной монархией могла бы поддерживаться лишь через Тоблахский проход (дорога из Зальцбурга на Инсбрук проходит через Баварию). Однако среди старшего поколения военных существует мнение, что Тироль сам по себе обладает очень большой обороноспособностью и господствует как над бассейном Дуная, так и над бассейном По. Но это мнение безусловно опирается на фантазерство и никогда не было подтверждено опытом, так как повстанческая война, какой была война 1809 г.[122], не может служить основанием для выводов, касающихся операций регулярной армии.
Автором такой точки зрения является Бюлов; он высказывает ее между прочим в своей истории Гогенлинденской[123] и Маренгской операций. Один экземпляр французского перевода этой книжки[124], принадлежавший английскому военному инженеру Эммету, который еще при жизни Наполеона был командирован на остров Св. Елены, попал в 1819 г. в руки пленного полководца. Он сделал на полях многочисленные замечания, и Эммет в 1831 г. переиздал эту книгу вместе с пометками Наполеона.
Вначале эта книга, видимо, произвела на Наполеона хорошее впечатление. Предложение Бюлова развертывать всю пехоту в стрелковые цепи он отмечает одобрительно: «De l'ordre, toujours de l'ordre, les tirailleurs doivent toujours etre soutenus par les lignes». Затем следует несколько раз: «Bien, c'est bien» {«Хорошо, это — хорошо». Ред.}, и снова «bien». Но подойдя к двадцатой странице Наполеон теряет терпение, видя как бедный Бюлов мучается над тем, чтобы объяснить — в высшей степени неудачно и неловко — все превратности войны своей теорией эксцентрического отступления и концентрического наступления, видя, как он своим ученическим толкованием лишает смысла мастерские шахматные ходы. Сначала он отмечает несколько раз: «Mauvais», «cela est mauvais», «mauvais principe» {«Плохо», «это плохо», «плохой принцип». Ред.}, дальше он замечает: «cela n'est pas vrais», «absurde», «mauvais plan bien dangereux», «restez unis si vous voulez vaincre», «il ne faut jamais separer son armee par un fleuve», «tout cet echafaudage est absurde» и т. д. И когда Наполеон находит далее, что Бюлов постоянно хвалит плохие операции и порицает хорошие, что он приписывает генералам глупейшие мотивы и дает им комичнейшие советы, что, наконец, он хочет упразднить штык и вместо этого вторую шеренгу пехоты вооружить пиками, то у него вырывается восклицание: «bavardage inintelligible, quel absurde bavardage, quelle absurdite, quel miserable bavardage, quelle ignorance de la guerre».
Бюлов упрекает австрийскую дунайскую армию, которой командовал Край, за то, что она отошла к Ульму, вместо того, чтобы идти в Тироль. Тироль — это неприступный бастион из гор и скал; если его займет достаточно сильная армия, она будет господствовать одновременно над Баварией и частью Ломбардии. (Здесь замечание Наполеона: «On n'attaque pas les montagnes, pas plus le Tirol que la Suisse, on les observe et on les tourne par les plaines»). Затем Бюлов упрекает Моро за то, что он позволил задержать себя у Ульма армией Края, вместо того, чтобы оставить ее без внимания, а самому овладеть Тиролем, в котором было мало войска: завоевание Тироля, по мнению Бюлова, было бы гибельно для австрийской монархии (Наполеон: «Absurde, quand meme le Tirol eut ete ouvert, il ne fallait pas у entrer»).
После того как Наполеон закончил чтение всей книги, он охарактеризовал систему концентрического наступления и эксцентрического отступления, а также теорию господства гор над равнинами следующими словами: «Si vous voulez apprendre la maniere de faire battre une armee superieure par une armee inferieure, etudiez les maximes de cet ecrivain; vous aurez des idees sur la science de la guerre, il vous prescrit le contre-pied de ce qu'il faut enseigner».
Три или даже четыре раза Наполеон повторяет предостережение: «il ne faut jamais attaquer le pays des montagnes». Этот страх перед горами появляется у него, несомненно, в более поздние годы, когда его армии достигли колоссальных размеров и их привязывали к равнинам как вопросы довольствия, так и условия тактического развертывания. Испания[125] и Тироль, вероятно, также этому содействовали. Раньше он не так уж боялся гор. Первая половина его похода 1796 г. прошла вся в горах, а в последующие годы Массена и Макдональд достаточно доказали, что и в горной войне — и именно в горной войне прежде всего — можно с малыми силами достичь очень больших результатов. Но в целом ясно то, что наши современные армии могут лучше всего использовать свои силы в условиях местности, где равнины перемежаются с невысокими холмами, и что неверна та теория, которая предписывает направить большую армию в высокие горы, — не для того, чтобы через них пройти, а для того, чтобы занять там позицию на продолжительное время, — особенно, если справа и слева лежат свободные равнины, подобно баварской или ломбардской, в которых можно решить исход войны. Как долго, например, можно прокормить 150-тысячную армию в Тироле? Ведь голод весьма скоро выгнал бы ее вновь на равнину, в которой она за это время дала противнику укрепиться и где ее могут вынудить принять бой в крайне невыгодных условиях. Наконец, где же в узких горных долинах армия могла бы найти позицию для развертывания всех своих сил?
Если бы Австрия не владела больше Минчо и Эчем, то Тироль для нее был бы обреченной позицией, которую она принуждена была бы сдать, как только он был бы атакован с севера или с юга. Германия же имеет возможность осуществить обход Ломбардии вплоть до реки Адды через проходы Тироля, но в случае сепаратного действия Австрии, наоборот, из Ломбардии и Венецианской области обойти Тироль вплоть до реки Бренты. Тироль может быть удержан Австрией только до тех пор, пока он прикрыт с севера Баварией, а с юга — благодаря обладанию линией Минчо. Создание Рейнского союза[126] сделало для Австрии совершенно невозможным всерьез защищать даже Тироль и Венецианскую область вместе, и потому Наполеон был совершенно последователен, когда он по Пресбургскому миру отторгнул обе эти области от Австрии[127].
