Зря я принял решение доверить своих внутренних демонов совершенно бесполезному человеку. Ни хрена положительного этот разговор не принёс. Всё только усложнилось. Теперь эти твари скребутся в душе, по новой раздирая заскорузлые прорехи. Расчесывают их до крови. Вырываются наружу тягостными, бесконтрольными воспоминаниями.

Как же я, черт возьми, устал…

Сделав ещё одну большую затяжку, резко опускаю недокуренную сигарету в пепельницу. Прихватываю чёрную маску, которая бесит ещё больше, чем бесила Алёна Станиславовна на сеансе психотерапии.

— Ром. Часик погуляй. Думаю, я надолго здесь не задержусь, — озвучив безопаснику своё решение, открываю в машине дверь и покидаю салон.

Налетевший ветер окатывает снежной пылью. Поднимаю воротник пальто и зябко веду плечами. Совсем скоро Новый год. Для кого-то праздник, для меня же очередная пытка. Ещё одни поминки моё сердце не выдержит. Подохну. На кладбище лягу рядом с ней.

Машка… Машенька… Гадина…

Зачем ты так со мной?

Не дождалась. Убила. Душу вырвала своим уходом.

Мне до сих пор тебя не хватает. Ни одна баба под боком не нужна.

Словно заговоренный тобой я. Никого не хочу. Только тебя одну. Только чтобы ты была рядом...

Всё бы отдал, если бы мог тебя вернуть.

Всё, что у меня есть — на тебя бы променял.

Задрав лицо к небу, вдыхаю полной грудью морозный воздух. Он по-зимнему болезненный, но помогает разогнать окутавший мозги туман.

Вспоминаю о таинственной Марии Анне. Марианной называть девушку, похожую на мою покойную жену, у меня язык не поворачивается.

Что за бред? Какие-то мексиканские страсти, ей-богу.

Фыркнув, растираю ладонью на лице снежинки. Надеваю маску.

После бала нужно будет спросить у Дана, что он ещё нарыл об этой девушке, если до этого момента моя крыша не съедет окончательно, и раздутая до максимальных пределов выдержка не лопнет, как мыльный пузырь.

Руслан

«Делайте добро, получайте от этого удовольствие, и деньги придут», — советует один из британских предпринимателей — Сэр Ричард Брэнсон.

Желание изменить мир к лучшему побуждает состоятельных людей заниматься благотворительностью. А также, это хороший способ привлекать новых сотрудников, клиентов, заводить полезные знакомства, развивать имидж и, тем самым, способствовать росту собственного бизнеса. Поэтому я здесь. В относительно узком кругу благотворителей. Среди влиятельных личностей, чтобы потратить деньги на благое дело.

В банкетном зале для участия в мероприятии собралось немало гостей.

Слившись с толпой, бросаю взгляд на наручные часы. Стрелки перевалили за шесть вечера. Время близится к торгам.

Впервые не испытываю никакого азарта.

Окинув зал беглым взглядом, автоматически вычленяю в толпе Астафьева. О чём-то весело болтающего с Варламовым — куратором фонда «Открытое сердце».

Илья несколько лет подряд собирает столичный бомонд и проводит аукционы для поддержки детей-инвалидов.

Рядом с ними, спиной ко мне стоит шикарная блондинка. Судя по тому, как Георгий заботливо придерживает её за тонкую талию, она пришла разделить с ним вечер.

Кто она?

Ещё с большим удивлением оцениваю новоиспечённую пару.

Гера в обнимку с женщиной — это что-то невероятное.

Все трое наслаждаются выпивкой. Зал, помимо вдохновенного ропота голосов, наполняет ненавязчивая джазовая мелодия. Варламов умеет создать приятную атмосферу с помощью предметов роскоши и музыкального вкуса.

Двигаясь к ним через толпу, изучаю ровную осанку незнакомки в чёрном бальном платье. Хрупкие лопатки под тонкой полупрозрачной тканью. Красивые, пшеничного цвета локоны, собраны в незамысловатую причёску. Оголенные точёные плечи, отчего-то до боли знакомые... хрупкие… их так хочется подойти и обнять, сжать ладонями, привлечь к груди…

Залипаю взглядом на цвете кожи… на ровном ряду позвонков… на тонкой шее…

Настолько мне близки эти формы, настолько пластичны и притязающие, что я невольно сглатываю, задерживая дыхание. Чуть замедляю шаг. В очередной раз ловлю навязчивое дежавю. Встряхиваю головой, чтобы прогнать иллюзию, но выжженный в памяти образ не рассеивается перед глазами. Не растворяется, как дымка по утру. Напротив, с каждым сближающим нас шагом, становится более… узнаваемым?

Что это значит? Что, черт возьми, происходит?

Сердце пропускает удар. Ещё один. И ещё…

Легкий шлейф знакомого аромата мгновенно врезается в ноздри, проникает глубоко в меня, провоцируя сумасшедший выброс адреналина в кровь.

Срываю с себя маску. С колотящимся сердцем застываю в полуметре от женщины, которая излучает не только флюиды, но и жажду жизни. В которой сочетается несочетаемое. Трогательная нежность и необузданная страсть. Детская наивность с интеллектуальным потенциалом. Невинность и безумная порочность. Считывая всё это каким-то внутренним звериным чутьём, мне хочется сигануть в омут. Нырнуть с головой. Захлебнуться ею. Залепить этой женщиной образовавшуюся в душе брешь. Забыться и воскреснуть…

— Здравствуй, Гера, — сдавленным голосом рублю приветствие, как раз тогда, когда Илья, отвлекшись на очередных гостей, уходит не оглядываясь.

***

Позже с ним поздороваюсь. Это сейчас неважно, поскольку незнакомка, поперхнувшись шампанским, хватается за Георгия, словно за спасательный круг, шокируя своей реакцией ещё больше.

Девушка будто зверя учуяла. Испугалась. Внезапно напряглась. Едва ли не сжалась в комок. Дыхание сбилось. Отчего?

В какой-то степени я и есть тот самый бездушный зверь. Одинокий. Неприкаянный, опасный, обозлённый на весь мир. На Создателя. На самого себя.

Она меня чувствует? Знает? Отчего нервничает? Так заметно дрожит…

На открытых участках кожи мурашечной сыпью исходит.

Слишком необычная реакция на моё приветствие. У меня у самого каждый волосок на теле встаёт дыбом, потрескивает электричеством, потому что даже не видя её лица, я точно знаю, каждой клеткой своего тела ощущаю, что она уже была моей. Когда-то. Возможно, в прошлой жизни…

Пауза затягивается. Такая давящая и напряжённая.

От неё даже воздух искрит, сгущаясь до невозможности сделать глубокий вдох. Грудь стягивает кольцами тупой боли. И только неожиданный хлопок взрывает застывшую по всему периметру реальность. По полу звенят осколки стекла. Отрезвляют каждого из нас. Мир содрогается.

— Привет, Исай, подержи-ка! — Георгий, всучив мне свой стакан, хватается за руку девушки. — Всё в порядке? — интересуется у неё. Я, как истукан, наблюдаю за происходящим, не вмешиваясь. Она не произносит ни слова. Лишь инстинктивно кивает. Девочку трясёт ещё хлеще. — Покажи! — рявкает он. Разжимает тоненькую дрожащую ладонь. Вытаскивает впившиеся в перчатку острые кусочки стекла, складывая на поднос официанту.

— Сними перчатки, чтобы не поранила руку мелкими осколками. Выбрось их. Думаю, нам всем нужно выпить. Присоединишься, Руслан? — спрашивает Георгий, тяжело выдыхая.

Молча переваривая события, согласно киваю. Меняю стакан Георгия на новый. Беру ещё один для себя.

Сорванные с тонких кистей перчатки отправляются Астафьеву в карман пиджака. Выхватываю взглядом тонкую золотую обручалку на безымянном пальчике правой руки.

Сука… Этого не может быть! Я знаю эту кисть. Эти пальцы. Ногти…

Случайный поворот головы. Знакомый женский профиль. Чёткая линия шеи, подбородка, губ, аккуратного носа. Длинные закрученные ресницы в прорезях маски. Внутри что-то клинит. В сердце влетает заточенный кол. Ожог. Ещё один. И ещё…

Застываю с двумя стаканами спиртного в руках.

У Геры такая же обручалка. Сколько его помню — он никогда её не снимал. Как и я свою.

Блять… Блять… Блять…

Какого дьявола?

Пазлы в голове не складываются, как не крути. Полнейший ступор в мыслительных процессах. С логикой сегодня вообще полный пиздец.

Освободившейся от стакана ладонью нервно растираю лицо.