— Маша, Маша, прекрати, — прерываю её, чтобы напомнить причины и обсудить их последствия. — Я прекрасно понимаю твоё состояние. И эту панику, которая разбивает тебя изнутри. Но это всего лишь ребенок. Беззащитный, маленький человек. И он мой. Понимаешь? Мой, как и Яра с Яном. Так уж вышло. Я не ожидал увидеть тебя живой. Я пытался жить дальше.

— Вот как… — Маша разочарованно хмыкает.

— Ты серьезно? — вопросительно выгибаю бровь, в очередной раз поражаясь её реакции. — Маша, я тебя похоронил! У меня и в мыслях не было, что ты жива. Да, я сходил по тебе с ума, горел желанием уйти следом, потому что знал, что после смерти мертвые не возвращаются. Мне тебя не хватало. Я каждый день искал способ облегчить свою утрату. После долгих попыток забыться, я всё же решил жить дальше. Узнал, что могу иметь собственных детей. Едва не убил Шаха. Мать заверила меня в том, что ребенок — это лучшее лекарство от одиночества. Я был в таком отчаянии, что даже не стал её разубеждать. Мне было ровно на всё. Я пахал, как проклятый, чтобы не думать о твоей смерти. Но как увидел неугомонную Златку Лисички… то есть… дочку Яны… неважно! — отчеканив, замолкаю, осознавая, что выдал лишнее.

— Лисички? — переспрашивает Маша сдавленным из-за спазма голосом. Глаза мгновенно покрываются влагой. Прикусив дрожащую губу, жена вырывается из моих рук и разворачивается ко мне спиной, обхватывая себя руками.

Не давлю на неё. Не тот момент. У самого душу наизнанку вывернуло. Сам не знаю, смогу ли я полюбить ребёнка от Лизы. Пусть он будет трижды моим…

— Маша, давай выдохнем? — прошу, глядя ей в затылок.

— Ты её любил? — раздаётся негромкий, шокирующий вопрос.

— Кого?

— Лисичку свою. Не делай вид, что не понимаешь, о чём речь. Я видела её фотографию в сейфе. Обручальное кольцо. И надпись. Видимо важную для тебя. Ты сам знаешь, какую.

***

— Какое это теперь имеет значение, Маша?

— Ты её любил? — настойчиво повторяет вопрос, чем бесит ещё сильнее.

— Возможно. Нет. Не знаю. Хватит! — рявкаю и в ответ получаю ту же реакцию.

— Не хватит! Вы были женаты! — развернувшись ко мне лицом, кричит Маша. — Я ничего об этом не знала! Я тебя не знаю, Рус! Совсем!

— Мы не были женаты! — парирую я. — Всё, что ты увидела на фотографиях — было организованным фарсом. Точно таким же, как у тебя с Георгием, когда вы оба пошли против меня. До тебя я не любил женщин по-настоящему. Ты единственная, кому я сказал эти слова. Мой брак с тобой был первым и единственным. Я никогда не был женат, Маша. Никогда!

Делаю шаг к ней.

— Не подходи ко мне! — жена выбрасывает руки вперёд, чтобы защититься.

Торможу, не зная, чего ожидать от неё в следующую секунду. Ревнивая, мать её, собственница! Даже больше, чем я.

— Малыш, прекрати, — пробую достучаться до её благоразумия. — Ты же не любишь лепить из мухи слона. Так зачем делаешь это?

— Это другое.

— Это моё прошлое! Ты — настоящее. Остальное не стоит выеденного яйца. Всё ерунда, понимаешь?

— Ты заключил со мной фиктивный брак. Ни любви, ни уважения не проявил. При этом ты хранил в сейфе обручальное кольцо и фотки с ней! «Спасибо, что ты есть...» — такой была надпись на одной из них. Я помню. Эти слова навсегда отпечатались в моей памяти. А ты говоришь о каком-то фарсе. Зачем ты лжешь? Со мной ты ради детей?

— Да, блять! — втянув ноздрями воздух, тотчас сбавляю тон. — Я не лгу. Я давно знаю Яну. Её родная сестра Виктория была замужем за мои братом. Оба погибли в автокатастрофе. Их убили. Яна осталась одна с маленьким Тимофеем на руках. С моим племянником! Пока я отвлекался на поиски убийц, она с ребенком едва не стала очередной жертвой. В тот вечер их спас бывший её сестры. Позже выяснилось, что Тим его сын, а не Андрея. Яна влюбилась в гонщика, а парень на тот момент состоял в браке с одной певичкой. И чтобы не разбивать семью, от которой осталось одно название, Яна попросила меня о помощи, точно также, как просила о помощи у Георгия ты! На тот момент у неё с Захаровым были слишком сложные отношения. Мы сыграли спектакль со свадьбой только для того, чтобы гонщик перестал её преследовать. Он как и ты поверил в этот фарс. Яна уехала со мной в Польшу, некоторое время жила с племянником в моём доме. Как ты сейчас живёшь в доме Георгия. Только в отличие от тебя, она дала своему мужу возможность присутствовать на родах и заботиться о ней. Мне ты не оставила ни единого шанса. Ты умерла! Хочешь ещё аргументов не в твою пользу?

Молчит. Пыхтит как надутая ежиха и молчит. Решаю больше с ней не церемониться. Не вижу смысла объяснять одно и тоже по двести раз. Она — моя семья и точка!

— Утром собираешь вещи. Данила поможет вам переехать в мой дом, — озвучиваю своё окончательное решение. Подойдя к столу, принимаюсь открывать лоток с мясом. — Вилку подашь?

— Гостевая по коридору налево, — фыркает Мария, приступая выуживать из ящика столовые приборы. — Завтра я никуда не поеду. Не смей мной командовать! Ясно?

— Милая, мне не нужно твое согласие, чтобы тебя забрать к себе домой, где тебе и место, — вытащив пальцами кусок мяса из лотка, отправляю его в рот. Вкусно.

— Иди в жопу, диктатор, — ворчит моя собственница, краснея от злости.

— Я тоже тебя люблю, — улыбнувшись, достаю из кармана брюк оживший смартфон.

На экране номер Галецкого. Принимаю звонок.

— Слушаю, Дан. Что случилось?

— Исай, у Лизы открылось кровотечение. Увезли на скорой в клинику. Похоже, преждевременные роды.

Новость окатывает ледяной волной. Только этого сейчас не хватало.

— Какие, нахрен, роды? — едва не давлюсь мясом. — Ей рано рожать. Что с ней?

— Ещё ничего неизвестно. Сейчас выясню у Прохоровой. Дам знать.

— Ладно. Да. Пришли за мной тачку. Я отправил Рому домой. Жду.

Сбросив звонок, застываю на Маше отрешенным взглядом.

Руслан

Репродуктивный центр «Мать и дитя»

— Девочка. Двадцать пять недель. Девятьсот восемьдесят граммов. Рост — тридцать три сантиметра. Слабенькая. С экстремально низкой массой тела. Мы делаем всё возможное, чтобы её спасти, — голос Прохоровой звучит в голове приглушенным эхом, как приговор.

— Девочка? — растерянно моргаю, сопоставляя в голове услышанное сейчас и ранее от Лизы и матери. — Лиза ждала сына. Разве нет?

— Ждала мальчика, но родилась девочка. Не всегда определение пола ребенка с помощью УЗИ имеет достоверный результат. Такая ситуация случается редко. За пенис приняли отёкшие половые губы либо пуповинные петли. Очень часто при осмотре плод сворачивается калачиком, что как раз мешает рассмотреть гениталии.

Оцениваю ребёнка в кувезе: крошечная, увитая трубками, с кислородной маской на лице, с фиолетовой сеткой вен под прозрачной кожей, с мелкими посиневшими пальчиками, и меня в дрожь бросает. Ноги становятся ватными. По коже несётся мороз. На висках из-за нервного потрясения проступают капли пота.

Не знаю, как реагировать.

Мне страшно на это смотреть.

Такая картина любого сильного мужика выбьет из равновесия и загонит в угол. Неважно — твой это ребёнок или чужой…

Матерь божья, за что мне это?

Сколько мне ещё предстоит пройти испытаний?

Сначала брата с его женой хоронил, затем Машу, сейчас собственный ребёнок, к которому не лежит душа, находится на волоске от смерти…

— Почему она вся красная? — изучаю взглядом новорождённую. За грудиной огнём жжёт, будто пекло по всему нутру разворачивается. Из-за сдавленного спазмом горла становится тяжело дышать.

Если ребёнок не выживет, на мою душу ляжет и этот груз...

— Евгения, она жить будет? — мой голос звучит сипло, будто растворяясь в воздухе.

— Рано давать какие-то прогнозы. Мы не всесильны, Руслан. Могут быть рецидивы. Ребёнок подключён к искусственной вентиляции лёгких. Будем надеяться, что малышка продолжит бороться за жизнь. Идём в кабинет. Нам нужно кое-что обсудить.