— Прости, Исай, — выдыхает Георгий, отправляя пустой стакан к осколкам от моего. — Так было нужно. Мне нужны были доказательства...

— Простить? — недоумевая хмурюсь. — Ты охренел? Ты реально думаешь, что такое возможно простить? Или забыть? Ты же, мать твою, был со мной на похоронах! Какие доказательства тебе ещё нужны? Доказательства чего? — по-прежнему сверлю его безумным взглядом.

Зачем?

Какого черта он сфальсифицировал её смерть?

Преследовал какие-то свои цели?

Какие, блять, цели? Она моя! От корней волос до кончиков ногтей! Она всё ещё моя!

Иначе какого хрена Маша искала встречи со мной после всего, что натворила? Зачем порывалась меня увидеть? Жила бы дальше своей новой жизнью. Какого дьявола лезть в мою?

И раз уж влезла — будь добра, наберись смелости, посмотри мне в глаза! Поздоровайся, мать твою!

— Я не Всевышний, Гер… Прощать грехи каждого не моя специализация. Сам за свои заплатил сполна.

— Исай, пойми ты, это была не моя тайна. Её… — сухо прерывая меня, Астафьев находит взглядом Марию.

Я стараюсь не смотреть в её сторону. Иначе наворочу дел сгоряча, прямо сейчас. Мало никому не покажется.

— Руслан, прежде, чем вершить свой собственный суд, лучше вспомни себя. Вспомни, что ты творил в день вашей свадьбы. Ты не оставил ей выбора.

— Ложь! У неё был выбор! — прорычав, вынуждаю Геру на меня посмотреть.

— Какой? — подойдя ко мне вплотную, режет меня таким же острым взглядом. — Ответь, блять, какой выбор у нее был? Нет, Руслан. У неё была иллюзия счастья. Ты и это чувство у Маши отнял. Если бы я не помог ей исчезнуть, она бы наложила на себя руки после принудительного аборта. Ты слишком долго думал, старик. Ты жалел себя. В то время, когда она в тебе нуждалась. Понимаешь? Думаешь, после пережитого ужаса, Мария поверила бы, что ты раскаялся? Ей нужна была эта пауза. Эта передышка, черт возьми. Ей потребовалось время, чтобы собрать себя по кусочкам и слепить в кучу. Рядом с тобой она бы этого не сделала.

— Дети мои? — сунув палец под воротник рубашки, нервно оттягиваю его вместе с бабочкой. Делаю вдох. Внутри по-прежнему хаос. По словам Дана, у Маши двое грудных детей. И этот факт не просто шокирует. Он убивает. — Она родила от меня?

Маша

«…Выбери для себя украшение…» — гудит в голове голос Геры.

Он обещал быть рядом. Обещал, что всё будет хорошо. Почему он с ним?

О чём они разговаривают? Господи, о чём? Зачем он предложил ему выпить?

Руслан наверняка меня узнал. Глупо было надеяться на скатившийся до беспредельного абсурда маскарад. Я не сдержала эмоций. Не смогла. После одиннадцати месяцев разлуки и вранья невозможно оставаться невозмутимо спокойной.

С тех пор, как вернулась на родину за отцом и случайно увидела мужа, я потеряла себя. Потеряла покой. Совершаю ошибку за ошибкой. Я всё ещё его люблю.

Божжже… Как пережить этот кошмар? Что ждёт нас впереди? Что будет, когда у Руслана откроются глаза?

Хватаю с мимо проплывающего подноса очередной бокал шампанского. К черту всё! Я даже не могу запретить себе пить алкоголь. Меня лихорадит от его взгляда. Трясёт так, что я едва не теряю сознание. Знаю, он смотрит. Спина до сих пор безбожно горит огнём. Покалывает горячими искрами. Как бы не старалась затеряться в толпе, не выходит. Он рядом. В мыслях. В сердце. В этом зале.

Хватит! Господи, не смотри. Не смотри на меня!

Не вынуждай меня сходить с ума…

Вцепившись пальцами в ножку бокала, надпиваю половину содержимого.

Лёгкое, освежающее, приятное на вкус вино вмиг превращается в непроходимый колючий комок. Едва сглотнув, залпом допиваю остаток игристого и делаю резкий вдох. Из-за множества пузырьков на глазах выступают слёзы. Мозг слегка плывет. Ещё один бокал, и я смогу расслабиться… Наверное…

— Ах, вот Вы где, Муза господина Астафьева! — мужской голос, неожиданно донесшийся из-за спины, вынуждает меня вздрогнуть. Возвращаю пустой бокал официанту. Медленно оборачиваюсь к организатору мероприятия. — Прекрасная гостья выбрала для себя что-нибудь?

— Ох.., к сожалению, нет, — отвечаю, улыбаясь с натяжкой. — Здесь столько всего изумительного. Глаза разбегаются.

— Позвольте, я помогу. Кажется, я знаю, что Вам подойдет.

Илья, взяв меня под локоть, проводит к столику с драгоценностями. Переключившись с одной проблемы на другую, приступаю рассматривать витрину.

— Боже, это не сон? — отвлекаюсь на изящную тоненькую цепочку с красивой миниатюрной подвеской в виде капли с прозрачным камнем.

— О, нет, нет и нет! Не стоит, — возражает Варламов, оценивая меня с головы до ног слегка прищуренными глазами. — Кариночка, дайте нам подвязку на ножку с чёрными бриллиантами, прошу вас. Такую красоту нужно подчеркивать чем-то особенным. Таинственным. Будоражащим мужское воображение. Порочным… — подмигнув мне, Варламов задаёт следующий вопрос: — Как Вас зовут, милая Муза господина Астафьева?

— Марианна, — отвечаю, сгорая от смущения. Мне хочется провалиться под землю.

Какая ещё подвязка на ножку?

Боже, он спятил?

— Простите, Илья, но… это… как-то… слишком… — не могу подобрать слов, чтобы выразить своё мнение по поводу этой интимной вещицы.

Подвязка, бесспорно, красивая. Чем-то напоминает фрагмент паутины. На ажурной плетеной резинке подвешена подвеска из семи камней. К ней, справа и слева, как к радиальной нити, от резинки к каждому камню прикреплена полумесяцем соответствующая цепь. Все шесть цепей создают картину ловчей спирали. Нижний каплевидный камень завершает созданный мастером ювелирный шедевр. Но!

Куда, блин, такое носить? Разве что на таинственное свидание с желанным мужчиной… или к любовнику, например. У меня ни того, ни другого нет.

— Цепочку с бриллиантом-слезой Георгий Вам может купить в любой момент, — говорит Варламов, прерывая мои мысли. — Да хоть прямо сейчас, но! Представьте, какую сумму можно пожертвовать бедным детишкам, будь эта вещица на вашей прелестной ножке, как лот, предложенный на аукционе? Что скажете? Рискнем увеличить ставки? И пусть мужчины посоревнуются кто кого? Посмотрите, сколько здесь желающих приобрести подвязку для своей возлюбленной, — обведя рукою зал, Илья умолкает, ожидая от меня положительного решения.

С одной стороны — это действительно хороший ход, чтобы собрать приличную сумму денег для деток, которые нуждаются в дорогостоящем лечении. А с другой…

Да, боже, Гера не обязан это покупать! Пять минут позора, и жизнь продолжается…

Я сделаю доброе дело во имя добра. В конце концов, дети — это жизнь! Это самое дорогое, что может быть. Это наше будущее. И если я смогу помочь спасти жизнь хотя бы одному ребёнку, то буду безмерно счастлива.

— Хорошо. Как я могу отказаться, когда речь идет о детях. Я согласна участвовать в аукционе, — отвечаю на застывший немой вопрос в глазах Ильи.

— Вот и чудесно, — лицо Варламова расплывается в очередной улыбке, а глаза начинают блестеть. — Марианна сегодня носит эксклюзивную подвязку «Искушение», — объявив об этом охраннику, берёт из рук девушки украшение для бедра и подносит его ко мне: — Позвольте вашу ножку.

Божжже, что я здесь делаю…

Гера будет в шоке.

А Рус? Меньше всего хочется сейчас об этом думать. В той, в другой, в прошлой жизни он бы меня казнил…

Краснея то ли от смущения, то ли от выпитого шампанского, задираю слои юбки чуть выше колена. Позволяю Ильи нацепить на ногу подвязку. Благо, он справляется быстро, подтягивая её выше, туда, где находится кромка резинки от чулок. Матерь Божья, сейчас я сгорю от стыда…

— Вы — Ангел божий, — поднявшись с колена, целует мне кисть. — Чёрное золото, карбонадо, красивая женщина — просто убийственное сочетание. Великолепно! Желаю приятного вечера, Марианна…

***

Варламов с той же настойчивостью и лестью переключается на других дам. Я же, дрожа от всего происходящего, и в том числе от боязни встретиться с Исаевым лицом к лицу, подхватываю с подноса официанта третий бокал шампанского. Надпиваю. Сердце колотится в груди. Корсет пережимает рёбра. Мне хочется его разорвать. Прямо на себе, чтобы сделать полноценный глубокий вдох.