— Спасибо вам, доктор, — улыбнувшись, папа пожимает руку мужчине. Я продолжаю сидеть рядом и думать о разговоре, из-за которого отец перенервничал.

***

Всё дело в Петре.

Около года назад, мой бывший, уже покойный муж, едва не довёл моего отца до смерти своим телефонным звонком. Я и подумать не могла, что причиной папиного инсульта стал именно он! В тот день отец слишком перенервничал. Подскочило артериальное давление. Произошло кровоизлияние в мозг…

— Маша, я провожу врачей и вернусь, — сообщает Руслан, покидая гостиную вместе с медиками.

— Пап, у тебя точно ничего не болит? — повторно справляюсь о его самочувствии, пока бригада скорой помощи не уехала со двора.

— Значит, этого хлыща больше нет… — размышляет отец, будто не услышав моего вопроса. — Вот ведь, как жизнь распорядилась. Меня не вышло в гроб загнать своим мерзким враньём, зато сам отдал богу душу. Как чувствовал, что семейка эта с гнильцой. Это ж надо, так подставить тебя с кофейней! Сжечь дотла и обвинить мою ответственную дочь в халатности! Требовать, чтобы я продал свою квартиру, дабы ты смогла избежать серьёзных проблем с коллекторами! Сукин сын! Буржуйской подстилкой тебя назвал, а сам со шлюхой в вашей постели кувыркался! Вот правильно, что ты в пользу Руслана выбор сделала! Он мужик! А Петр — тьфу! Плюнуть да растереть! — эмоционально восклицает отец, а я снова в нервный комок превращаюсь.

Горю из-за того, что приходится скрывать изнанку наших с Русланом незавидных отношений.

Но с другой стороны, если бы Исаев не стал добиваться меня, как женщину, всё осталось бы на прежних местах. У меня не было бы детей. Петя и дальше жил своей беззаботной жизнью. Подчинялся бы распоряжениям своей матери. Я бы никогда не вырвалась из замкнутого круга, не поняла смысла своего существования в мире, не узнала бы, какой бывает истинная любовь. Не испытала бы сумасшедших чувств, которые подарил мне Руслан. Пусть они перемешаны с болью, но они настоящие. Они придают мне сил, дарят ощущение, что всё на свете вращается вокруг меня и детей.

— Пап, давай не будем о плохом? Возможно, Пётр в сердцах это сказал. Поскольку я подала на развод, не став слушать никаких объяснений. Всё уже в прошлом. Петра больше нет. Что толку о нём говорить? Мёртвых не судят.

— Не защищай предателя! — рубит отец, не давая возможности перевести разговор на другую тему. — Когда я в коме лежал, ты столько слёз пролила у моей койки. Столько всего рассказала. Думаешь, я не помню? Вспомнил, доченька. Всё вспомнил. Все твои обиды. Всю твою боль! Всё, что ты мне тогда говорила о свекрови, об измене Петра, о вашем разводе и о твоей скоропалительной свадьбе с Русланом. Из-за старой безумной стервы ты рожать не могла! Столько крови они твоей попили, сволочи! Думаешь, я забыл, как после выкидышей ты приходила в себя?

— Не забыл, — соглашаюсь.

Вижу, как отца потряхивает, как его лицо в очередной раз покрывается красными пятнами от злости, и у самой к груди волна жара взмывает. Дурно становится.

Не дождавшись, когда он закончит изводить себя негативными эмоциями, обнимаю его за шею и, поглаживая ладонью затылок, шепчу:

— Папочка, родной, пожалуйста, не нервничай. Ещё одного приступа я не вынесу. Ты нам нужен живой и здоровый! Давай забудем об Авдеевых. Давай о нас поговорим. Ладно? — отстранившись, заглядываю в грустные и чуть влажные глаза. Сердце по новой сжимается. Где же Руслан? Уверена, он нашёл бы чем его отвлечь.

— Я рад, что вы с Русланом поженились, — хмурое лицо папы озаряется искренней улыбкой, и я с облегчением выдыхаю, улыбаясь ему в ответ. — Достойный зять. Любящий отец и муж для моей дочки. Как сын мне. Не зря я твоего Исая уважаю! Не зря, Машенька! А о Петре больше не будем. Ты права.

Руслан

Давно признал, что в жизни не всегда получается принимать правильные решения.

Бывают моменты, когда ты осознанно допускаешь ошибку.

Просто берешь и вопреки здравому смыслу делаешь что-то неправильно.

Лиза — одна из моих осознанных ошибок.

Если бы я только знал, что Маша жива, никогда бы не допустил чего-то подобного. Даже если бы меня заверили, что наши судьбы больше никогда не пересекутся и она будет счастлива с другим, я бы не стал заводить ребёнка от другой женщины.

Никогда бы не стал…

— Что-то не так? — теряется Маша, заметив, как я вдумчиво рассматриваю её точёный профиль.

Из головы не выходит сложившаяся ситуация с суррогатной матерью, которую без скандала озвучить Марии не выйдет. Один Бог знает, когда и как я это сделаю. Но точно не сегодня. Не сейчас. Не в эту минуту, когда между нами, наконец, воцарилась долгожданная идиллия.

Улыбнувшись, мягко сжимаю её хрупкую ладонь в своей и чувствую, как по груди разливается нереальное тепло.

Так бы сидел и смотрел на Машу часами. Запоминал каждую черточку её лица. Изучал эмоции, чтобы с полуслова понимать настроение и желания дорогой сердцу женщины.

Хочу, чтобы так было всегда.

До последнего моего часа…

— Красивая ты у меня до неприличия, — склонившись к виску, шепчу ей, а затем целую прохладную ушную раковину. — Замёрзла?

— Немного, — поёжившись, жена запахивает на себе мой бомбер, зарываясь носом в воротник.

Пододвигаю её стул впритык к своему так, что бедрами соприкасаемся.

— Иди сюда, я согрею, — обняв за плечи, притягиваю жену к себе. Маша удобно устраивается на моей груди. Расслабляюсь, чувствуя, как мелкая дрожь в её теле сходит на нет.

В застекленной мангальной достаточно тепло, но пальцы её рук тоже холодные. Переплетаю их со своими, подношу к губам, согреваю дыханием. Свободная рука Маши поглаживает моё бедро. Прикосновения смещаются ближе к паху. Разжигают и без того жгучую кровь.

— Дети спят? — спрашиваю на автомате, оценивая потемневшие Машкины глаза. Зависаю взглядом на её счастливом лице, на алых, чуть распахнутых губах, и меня на ней тотчас клинит.

До чего же красивая.

Каждый раз смотрю на неё и не могу налюбоваться.

Ревную, хоть и знаю, что она моя.

Всецело моя.

Душой и телом.

— Не волнуйся, Павловна присмотрит за ними, пока мы ужинаем, — шепчет жена, недвусмысленно сминая ладонью внутреннюю поверхность моего бедра.

Пах горячим импульсом прошибает.

Двое суток на ногах. Устал как проклятый. Самого нехило в сон клонит. Но желание забраться к Маше в трусы намного сильнее внутренних процессов, которые сигнализируют моему организму о необходимости сна.

В дом пора. Принять горячий душ, потрахаться и рухнуть с ней на постель.

— Согрелась? — обвожу большим пальцем контур Машиной улыбки.

— Угу… — мурлычет жена, напоминая довольную кошку.

Поддавшись соблазну, я наклоняюсь и мягко, целомудренно целую в губы, ещё крепче вжимая в себя тёплое податливое тело.

— Эй, там, на галерке! — шутливый голос Дана под беззаботный смех парней и тестя вынуждает прервать наше недолгое абсолютное единение. — Ребят, может, присоединитесь к нам? У меня созрел тост!

Устремляем на Галецкого дружелюбные взгляды.

Данила наполняет мой стакан порцией виски. В Машин бокал символически доливает немного красного вина, к которому Мария почти не прикасалась за вечер.

— Уже присоединились, — поднимаю стакан, сосредотачиваясь на человеке, которому я безоговорочно доверяю безопасность своей семьи.

***

— За вас, ребята! За то, что, наконец, обрели друг друга и оба не сломались. За вашу крепкую семью. За мир в доме. За ваше счастье. За любовь. За верность. За понимание и за удачу. Пусть она всегда будет с вами! Горько!

— Горько! — подхватывают остальные.

Опрокинув вместе со всеми очередную порцию спиртного в себя, целую самые любимые и самые сладкие в мире губы. Они сейчас по-особенному вкусные. Мягкие. Податливые. С привкусом спелого манго.

У Маши глаза становятся влажными.

— Люблю тебя, — шепчу в слегка приоткрытый рот, чтобы только она могла услышать.