Цементная дорожка бежала к главному зданию тюрьмы, кто-то нарисовал на ней классики, которые уже выцвели и подстерлись. Несколько женщин встали, нашли камушек и начали играть в классики, повторяя стишки, которые они, должно быть, узнали в детстве. Жанетт подумала, что это смешно, что застревает в голове у человека.

Она запила последний кусочек сэндвича последним глотком горького лимонада, отклонилась назад и закрыла глаза. Ее голова немного поправилась? Возможно. В любом случае, у них еще было пятнадцать минут, как минимум. Она могла бы немного вздремнуть…

Офицер Петерс выскочил из столярки, как чертик из табакерки. Или тролль, который прятался под камнем. Он посмотрел на женщин, играющих в классики, потом на женщин, сидящих у стены здания. Его глаза остановились на Жанетт.

— Сорли. Иди сюда. У меня есть для тебя работа.

Гребаный Петерс. Он был сиськожателем и жопахватателем, всегда умудряясь сделать это в одном из многочисленных уединенных мест, куда не могли добраться камеры. Он знал их все. И если ты что-то скажешь, ты была близка к тому, чтобы потерять грудь, а не просто получить синяк.

— У меня перерыв на обед, офицер, — сказала она, так мило, как только могла.

— Похоже, он закончился. А теперь подрывай свою задницу, и иди за мной.

Мерфи выглядел не от мира сего, но одно правило работы в женской тюрьме твердо вбили ему в голову: мужчинам офицерам не разрешалось находиться один на один с какой-либо одной заключенной.

— Напарница, Дон.

Румянец раскрасил щеки Петерса. Он был не в настроении после визита к начальству, и вывели его из себя не столько нападки от Коутс, сколько информация, которую он только что получил от Бланш Макинтайр, что ему «придется» тянуть двойную смену в связи с «чрезвычайной ситуацией». Он проверил свой телефон: «ситуация» заключалась в том, что у кучки старушек в доме престарелых был грибок. Коутс была не в своем уме.

— Мне не нужно, чтобы с ней была кто-то из её подружек, — сказал Дон. — Мне нужна только она.

Он поведется, — подумала Жанетт. Перед ним он просто ребенок. Но Мерфи ее удивил:

— Напарница, — повторил он. Возможно, офицер Мерфи сможет, в конце концов, прижиться в тюрьме.

Петерс выбирал. Женщины, сидящие у стены цеха, смотрели на него, и игра в классики остановилась. Они были заключенными, но они также были свидетелями.

— О-го-го. — Энджела издала очередную волну. — О-О, О-го-го. Вы знаете меня, офицер Петерс, я всегда рада помочь.

Дону пришло в голову тревожно — абсурдно — что Фицрой почему-то знала, что он задумал. Конечно же, она не знала, она просто пыталась вывести его из себя, как и при каждой встрече. Если бы он когда-нибудь захотел побыть пять минут наедине с этой сумасшедшей, он обязательно позаботился бы о том, чтобы его спина не поворачивалась к ней больше, чем на секунду.

Нет, не Фицрой, только не она.

Он указал на Ри.

— Ты. Дампстер. — Некоторые женщины захихикали.

— Демпстер, — сказала Ри, с достоинством.

— Дампстер, Димпстер, Димпблять, мне плевать. Вы обе, вперед. Не заставляй меня повторять приглашение, только не сегодня. — Он посмотрел на Мерфи-умника. — Увидимся позже, Учи-гатор.

Это вызвало смех среди жополизов. Мерфи был новеньким и чувствовал себя не в своей тарелке, но никто не хотел быть в говносписке офицера Петерса. Они не так глупы, подумал Дон, женщины в этом месте.

Офицер Петерс провел Жанетт и Ри четверть пути по Бродвею и остановил их перед комнатой отдыха/комнатой свиданий, в которой никого не было из-за перерыва на обед. Жанетт начала предчувствовать что-то очень плохое. Когда Петерс открыл дверь, она не сдвинулась с места.

— Что вы от нас хотите?

— Ты слепая, заключенная?

Нет, она не была слепой. Она увидела ведро и швабру, опирающуюся на него, и, на одном из столов, еще одно пластиковое ведро. Оно было заполнено тряпками и чистящими средствами вместо чашек с пудингом.

— Сейчас наш обеденный перерыв. — Пыталась возмутиться Ри, но дрожь в ее голосе все портила. — Кроме того, у нас уже есть работа.

Петерс наклонился к ней, губы потянулись назад, и показались верхушки его зубов, и Ри молча встала рядом с Жанетт.

— Вы можете занести это в свое Секретное досье и позже передать капеллану, хорошо? Сейчас просто идите туда, и если не хотите получить Плохой рапорт, не спорьте. У меня дерьмовый день, у меня сверхдерьмовое настроение, и если вы не хотите, чтобы я делился всем этим богатством с вами, вам лучше сделать шаг вперед.

Затем, сдвинушись вправо, чтобы заблокировать поле зрения ближайшей камеры, он схватил Ри за спину ее спецовки, засунув пальцы под эластичный ремешок ее спортивного бюстгальтера. Он затолкнул её в комнату отдыха. Ри споткнулась и схватилась за стенку автомата по продаже закусок, чтобы удержаться от падения.

— Хорошо, хорошо!

— Хорошо, что?

— Хорошо, офицер Петерс.

— Вы не должны давить на нас, — сказала Жанетт. — Это неправильно.

Дон Петерс подкатил глаза.

— Прибереги свои речи для того, кого это волнует. Завтра день свиданий, а это место выглядит как свинарник.

Как для Жанетт, так не выглядело. Для нее все выглядело просто прекрасно. Но это было не важно. Если мужчина в форме говорит, что это похоже на свинарник, то значит это похоже на свинарник. Такова была природа пенитенциарной системы в маленьком округе Дулинг, да и, вероятно, во всем мире.

— Вы двое отдраите эту комнату сверху донизу, вдоль и поперек, а я присмотрю за тем, чтобы вы сделали эту работу правильно.

Он указал на ведро с чистящими средствами.

— Это твое, Дампстер. Мисс Это Неправильно будет мыть полы, и я хочу, чтобы пол был таким чистым, что я мог бы съесть на нем свой ужин.

Уж я бы накормила тебя обедом, — подумала Жанетт, — но при этом пошла к ведру и швабре. Она не хотела получать Плохой рапорт. Если бы это произошло, то ее, скорее всего, не было бы в этой комнате, когда в ближайшие выходные сестра с её сыном приедут на свидание. Это была долгая поездка на автобусе, и она была благодарна Бобби за то, что он никогда не жаловался. Но ее головная боль усилилась, и все, чего она сейчас хотела — это ее аспирин и сон.

Ри осмотрела чистящие средства и выбрала баллончик и тряпочку.

— Хочешь понюхать этот Плейдж,[96] Дампстер? Дернуть в ноздрю и кайфануть?

— Нет, — сказала Ри.

— Ты хотела бы кайфануть, не так ли?

— Нет.

— Нет, что?

— Нет, офицер Петерс.

Ри начала полировать стол. Жанетт заполнила ведро водой из раковины в углу, намочила швабру, выжала ее и начала тереть пол. Через тюремный забор она видела Западную Лавин, где машины, заполненные свободными людьми, ездили туда-сюда, на работу, домой, на обед в Денни,[97] еще куда-то.

— Иди сюда, Сорли, — приказал Петерс. Он стоял между автоматом по продаже закусок и автоматом по продаже газировки, в месте, где заключенные иногда обменивались таблетками, сигаретами и поцелуями.

Она покачала головой и продолжила работу. Оставляя за собой длинные влажные полосы на линолеуме, которые быстро подсыхали.

— Иди сюда, если хочешь увидеть своего мальчика на выходные.

Я должна сказать «нет», — подумала она. Я должна сказать, что ты или оставишь меня в покое или я донесу на тебя. Только он занимается этим довольно давно, не так ли? Все знали о Петерсе. Коутс тоже должна была знать, но, несмотря на все ее разговоры о нетерпимости к сексуальным домогательствам, все продолжалось.

Жанетт подошла к маленькому алькову между машинами и встала перед ним, голова опущена, с шваброй в одной руке.

— Туда. Спиной к стене. Забей на швабру, ты можешь её положить.

— Я не хочу, офицер.

У нее болела голова — пульсация за пульсацией. Камера № 7 Крыла B была прямо по коридору, с аспирином на маленькой полочке.