— Ты выглядишь как наркоша, дорогая. Не блевани на простыни.

Хикс одарил его укоряющим взглядом, но сдержал немеющий от Новокаина рот. Клинт, которому хватало проблем и без офицера Петерса, промолчать не смог:

— Прекрати это дерьмо.

Петерс повернул голову.

— Вы не можете мне указывать…

— Я могу написать рапорт, если захочешь, — сказал Клинт. — Неадекватные действия. Ничем не спровоцированные. Тебе выбирать.

Петерс бросил на него гневный взгляд, но только спросил:

— Раз вы отвечаете за это, куда её?

— А-10.

— Давай, заключенная, — сказал Петерс. — У тебя легкий режим. Тебе повезло.

Клинт смотрел, как они идут, Эви с постельными принадлежностями в руках, и Петерс, впритык к ней, позади. Он смотрел, не прикоснется ли к ней Петерс, но он, конечно же, не прикоснулся. Он знал, что Клинт за ним наблюдает.

3

Лила, конечно, была настолько же уставшей и раньше, но она не могла припомнить, когда это было в последний раз. Что она смогла вспомнить — из медицинских курсов в старшей школе, ради бога святого — так это негативные последствия долгосрочного бодрствования: замедленные рефлексы, помутнение сознания, потеря бдительности, раздражительность. Не говоря уже о кратковременных проблемах с памятью, таких как возможность вспомнить информацию из школьных медицинских курсов, но это не то, что, блядь, вы должны были делать дальше, сегодня, в эту минуту.

Она подъехала на стоянку закусочной Олимпия (О, Боже, попробуй НАШ яичный пирог, гласила надпись на вывеске рядом с входной дверью), выключила двигатель, вылезла, и сделала множество медленных глубоких вдохов, наполняя легкие и кровь свежим кислородом. Это немного помогло. Она наклонилась к окну, взяла микрофон, потом поразмышляла об этом — это было не то сообщение, которое она хотела выплеснуть в эфир. Она положила микрофон обратно и вытащила телефон из кармашка на ремне. Она выбрала один из десятка номеров, которые держала на быстром наборе.

— Линни, как дела?

— О'кей. Прошлой ночью продрыхла семь часов, что немного больше, чем обычно. А так, все хорошо. Но я беспокоюсь за тебя.

— Я в порядке, не волнуйся… — разговор был прерван зевком. Это делало то, что она говорила немного нелепым, но она упорствовала. — Я тоже в порядке.

— Серьезно? Как давно ты не спишь?

— Я не знаю, может быть, восемнадцать или девятнадцать часов. — Чтобы уменьшить беспокойство Линни, — а затем добавила, — вчера вечером я слегка кимарнула, не волнуйся.

Ложь все время выпадала из ее рта. Была какая-то сказка, которая предупреждала об этом, о том, что одна ложь приводит к другой лжи, и, в конце концов, ты превращаешься в попугая или что-то в этом роде, но изношенный мозг Лилы не смог ее вспомнить.

— Не бери в голову. Что случилось с Тиффани, или как её там — девушкой из трейлера? Скажи мне, скорая забрала ее в больницу?

— Да. Хорошо, что ее доставили туда пораньше. — Линни понизила голос. — Святая Тереза сейчас превратилась в сумасшедший дом.

— Где сейчас Роджер и Терри?

Этот вопрос смутил Линни.

— Ну… они какое-то время ждали помощника прокурора, но он не пришел, и они захотели проведать своих жен…

— Значит, они покинули место преступления? — На мгновение Лила пришла в ярость, но ее гнев рассеялся, как только само недоумение было высказано. Наверное, причина, по которой помощник прокурора не появился, была в том же самом, что у Роджера и Терри — он поехал проведать свою жену. Не только в Святой Терезе был дурдом. Он был везде.

— Я знаю, Лила, я знаю, но у Роджера есть малышка, ты же в курсе… — Если только она его, подумала Лила. Джессика Элуэй любила блядонуть, это был секрет на весь свет — …и Терри тоже паниковал, и ни один из них не смог добиться ответа, когда они позвонили домой. Я говорила им, что ты разозлишься.

— Все в порядке, свяжись с ними. Я хочу, чтобы они заехали во все три городских аптеки и сказали фармацевтам…

Пиноккио. Вот название сказки о лжи, и он не превращался в попугая, у него рос нос, пока не стал размером с фаллоимитатор Женская Радость.

— Лила? Ты еще здесь?

Соберись, женщина.

— Скажи фармацевтам, чтобы они распоряжались осмотрительно всем тем, что у них есть. Аддеролл, Декседрин[115] и я знаю, что есть, по крайней мере, один рецепт на метамфетамин, хотя я не могу вспомнить на чье имя.

— Рецепт на метамфетамин? Твою ж мать!

— Да. Фармацевты знают. Скажи им, чтобы распоряжались осмотрительно. Рецепты будут прибывать. Наименьшее количество таблеток, которые они могут дать людям, пока мы не поймем, что здесь происходит. Сделаешь?

— Да.

— Еще одно, Линни, и это только между нами. Посмотри улики. Посмотри, что у нас там есть для бодрости, включая кокс и Черную красавицу[116] с обыска у братьев Гринеров.

— Господи, ты уверена? Там почти полфунта Боливийского порошка![117] Лоуэлл и Мэйнард, они должны быть преданы суду. Не хочу это испортить, мы должны засадить их навечно!

— Я не совсем уверена, но Клинт вложил эту идею в мою голову, и теперь я не могу ее оттуда вытащить. Просто опиши имущество, хорошо? Никто не начнет скатывать долларовые купюры и нюхать. — Во всяком случае, не сегодня.

— О'кей. — Голос Линни звучал возбужденно.

— Кто проверял трейлер, рядом с взорванной нарколабораторией?

— Подожди минутку, дай мне свериться с Гертрудой. — Линни называла свой офисный компьютер Гертрудой по причинам, которые Лила не могла понять. — Судмедэксперт и пожарный расчет. Я удивлена, что они так быстро покинули сцену.

Лила — нет. У этих парней, вероятно, тоже были жены и дочери.

— Эм… похоже, пара парней из СОА все еще могут быть где-то рядом, тушить последние очаги возгорания. Не могу сказать точно, кто из них, все, что у меня есть, это информация о том, что они выехали из Мэйлока в одиннадцать тридцать три. Возможно, один из них Уилли Берк. Ты знаешь Уилли, он всегда бьет в цель.

Под СОА, аббревиатурой, звучавшей как вздох,[118] подразумевалась команда волонтеров из системы обслуживания автомагистралей, состоящая, в основном, из пенсионеров, ездящих на пикапах. В округе они были ближе всего к добровольной пожарной команде, и часто пригождались во время локальных пожаров.

— Хорошо, спасибо.

— Ты поедешь туда? — В голосе Линни звучало легкое разочарование, и если бы Лила не была такой уставшей, она распознала бы подтекст:

Не смотря на всю эту хрень, которая происходит?

— Линни, если бы у меня была волшебная пробуждающая палочка, поверь мне, я бы ей воспользовалась.

— Ладно, шериф.

Подтекст: Да не набрасывайся ты так.

— Извини. Просто я должна делать то, что могу. Предположительно, кто-то — куча кого-то — работает над этой сонной болезнью в Центре контроля за заболеваниями в Атланте. А в Дулинге, я имею двойное убийство, и мне нужно над этим работать.

Почему я все это объясняю своему диспетчеру? Потому что я устала, вот почему. И потому что это отвлекает внимание от того, как мой муж смотрел на меня в тюрьме. И потому, что это отвлекает от возможности — фактически для Лилы, не возможности, а факта, и у этого факта было имя Шейла, — что твой муж в действительности не тот человек, которого ты знала всю свою жизнь.

Они назвали это Аврора. Если я засну, подумала Лила, это конец? Я умру? Может быть, как сказал бы Клинт. Может, блядь, быть.

Добродушие, которое всегда царило между ними, легкость их взаимодействия в вопросах питания и родительской ответственности, комфортное удовольствие, которое они получали от тел друг друга — этот постоянный опыт из повседневной жизни, рассыпались в одно мгновенье.