Мягкая извиняющаяся гримаса исказила широкое лицо Монпелье.

— О, боже. Убейте меня. Я поступаю неправильно, да?

— Все нормально, — сказал Клинт, и в течение следующих тридцати минут он сознательно отложил свои сомнения в сторону. Они вытащили эту штуку наружу; они посмотрели на нее со всех сторон; они обсудили разницу между желанием и необходимостью; они поговорили о миссис Монпелье и ее обыденных (по мнению Монпелье) предпочтениях в кровати; они даже предприняли удивительно откровенный экскурс в ранний подростковый сексуальный опыт Пола Монпелье, в ту его часть, где он мастурбировал с помощью челюсти чучела крокодила своего младшего брата.

Клинт, в силу своих профессиональных обязанностей, спросил Монпелье, не думал ли он когда-нибудь причинить себе вред. (Нет). Он поинтересовался, как будет чувствовать себя Монпелье, если бы они поменялись ролями? (Он настаивал, что разрешил бы ей делать то, что ей хочется). Как Монпелье видит свою жизнь в последующие пять лет? (Вот тогда мужчина в белом свитере начал плакать).

В конце консультации Монпелье сказал, что уже ждет следующую, и как только он вышел, Клинт позвонил в телефонную службу. Он распорядился перевести все свои звонки психиатру в Мэйлоке, соседнем городе. Оператор спросил его, надолго ли.

— Пока ад не замерзнет, — ответил Клинт. Из окна он смотрел, как Монпелье садится в свою глянцево-красную спортивную машину и выезжает со стоянки, чтобы больше никогда с ним не встретиться.

Затем он позвонил Лиле.

— Да, доктор Норкросс. — Такое чувство, что ее голос давал ему то, что люди имели в виду — или должны были иметь в виду — когда говорили, что их сердца поют. Она спросила его, как проходит его второй день.

— Самый несамокритичный человек в Америке нанес визит, — сказал он.

— О? У тебя был мой отец? Бьюсь об заклад, репродукция Хокни его смутила.

Она была острой на язык, его жена, настолько языкатой, насколько была страстной, и такой же крутой, насколько была языкатой. Лила любила его, но никогда не переставала сбивать его с толку. Клинт думал, что ему это и нужно. Наверное, это нужно большинству мужчин.

— Ха-ха-ха, — сказал Клинт. — Слушай, ты что-то там рассказывала о вакансии в тюрьме. Что ты говорила?

Секунда или две тишины, в то время как его жена обдумывала последствия вопроса. Затем она ответила вопросом на вопрос:

— Клинт, есть что-то, о чем ты должен мне рассказать?

Клинт даже не рассматривал возможность, что она может быть разочарована его решением бросить частную практику ради работы на правительство. Он был уверен, что она не испытывает разочарования.

Спасибо Богу за Лилу.

Чтобы применить электробритву к серой щетине под носом, Клинту пришлось вывернуть лицо вверх, так что он стал похож на Квазимодо. Снежно-белые проволочки торчали из его левой ноздри. Антон мог жонглировать штангой, сколько хотел, но белые волосы в ноздрях ждали каждого мужчину, как и те, что появлялись в ушах. Клинт сумел добраться и до них.

Он никогда не был сложен, как Антон, даже в одиннадцатом классе старшей школы, когда суд предоставил ему независимость, и он проживал самостоятельно и занимался бегом. Клинт был мускулистым, стройным, живот без кубиков, но плоский, как и у его сына, Джареда. В его памяти, Пол Монпелье был более толстым, чем тот тип, которого Клинт видел сегодня утром в зеркале. Но он скорее был похож именно на него, чем на кого-то другого. Где он сейчас находился, тот Пол Монпелье? Разрешился ли кризис? Наверняка. Время залечило все раны. Конечно же, ведь как говорил какой-то остяк, время лечит.

У Клинта было не более чем нормальное — то есть здоровое, полностью осознанное, но фантазийное желание иметь секс на стороне. Его ситуация не была чем-то а-ля[8] Пол Монпелье, и вообще не было никакого кризиса. Это была нормальная жизнь, как он её понимал: мимолетный взгляд на улице на симпатичную девушку; инстинктивный взгляд на женщину в короткой юбке, выходящую из автомобиля; почти подсознательное влечение к одной из сексуальных ведущих Правильной цены.[9] Это была печальная ситуация, предполагал он, печальная и, возможно, немного комичная, когда возраст тащил вас все дальше и дальше от тел, которые вам нравились, и оставлял позади те старые инстинкты (не амбиции, слава Богу), похожие на запах приготовленной пищи, который держится еще долго после съеденного обеда. И был ли он вправе судить всех мужчин? Нет. Он был членом их племени, только и всего. А вот женщины были настоящими загадками.

Клинт улыбнулся себе в зеркало. Он был чисто выбрит. Он был жив. Он был примерно в том же возрасте, что и Пол Монпелье в 1999 году.

Зеркалу же он сказал:

— Эй, Антон, иди на хуй. — Бравада была так себе, но, по крайней мере, он попробовал.

Из спальни за дверью ванной он услышал щелчок в замке, ящик открылся, громыхнул после того, как Лила положила в него пистолет, закрылся, и снова был заперт.

Он услышал ее вздох и зевок. На случай, если она уже заснула, он молча оделся, и вместо того, чтобы сесть на кровать и запрыгнуть в обувь, Клинт взял её в руки, чтобы обуться внизу.

Лила прочистила горло.

— Все в порядке. Я еще не сплю.

Клинт не был уверен, что это правда: Лила смогла расстегнуть только верхнюю пуговицу своих форменных брюк, прежде чем упасть на кровать. Она даже не залезла под одеяло.

— Ты, должно быть, очень устала. Я сейчас ухожу. Все в порядке на Маунтин?

Прошлой ночью она написала сообщение, что на Маунтин-Рест-Роуд произошла авария — Не жди меня. Хотя это и не было чем-то неслыханным, это было необычным. Он и Джаред поджарили стейки, и выпили по паре Анкор Стим[10] на террасе.

— Прицеп должным образом не закрепили. От Пет-Уитивер. Это такой сетевой магазин? Он завалился на бок, перекрыл всю дорогу. Корм для кошек и собак был разбросан повсюду. В конце концов, мы сумели оттянуть его в сторону.

— Это звучит, словно какое-то дерьмо-шоу. — Он наклонился и оставил поцелуй на ее щеке. — Эй. Хочешь, будем бегать вместе?

Идея только что пришла ему в голову, и он сразу повеселел. Вы не могли остановить свое тело от разрушения и расползания, но вы могли хотя бы бороться с этим.

Лила открыла правый глаз, бледно-зеленый в темноте комнаты с задернутыми занавесками.

— Только не сегодня.

— Конечно же, нет, — сказал Клинт. Он нависал над ней, думая, что она вернет ему поцелуй, но она просто пожелала ему доброго дня, и попросила проследить, чтобы Джаред вынес мусор. Глаза подкатились и закрылись. Вспыхнули зеленым… и погасли.

Запах в гараже был невыносимым.

Голая кожа Эви покрылась мурашками, и ей пришлось бороться с тошнотой. Вонь была смесью вступивших в реакцию химических веществ, дыма от сгоревшей листвы и испортившейся еды.

Один из мотыльков находился в ее волосах, распространяя спокойствие по коже ее головы. Она вдохнула так мелко, как могла, и осмотрелась.

Сборный гараж был предназначен для изготовления наркотиков. В центре пространства находилась газовая плита, соединенная желтоватыми трубками с парочкой белых канистр. На стойке у стены находились лотки, бутыли с водой, открытая упаковка с водонепроницаемыми пластиковыми пакетиками, пробирки, пробки от бутылей, бесчисленное количество сгоревших спичек, недокуренный косяк, и раковина, куда был опущен один конец шланга, второй конец которого выходил наружу под москитной сеткой так, что Эви пришлось переступить через него, чтобы войти. Пустые бутылки и смятые банки валялись на полу. Шаткий на вид шезлонг с логотипом Дэйл Эрнхардт-младший,[11] лежал на спинке. В углу валялась скомканная серая рубашка.