— С кем я разговариваю? — Фриц свирепо прищурился. — Это ты, Kронски? Как тебе этот 45-й, Джонни Ли? Прекрасный пистолет, ведь верно? Нет, это не Кронски. Боже, у меня не просто двоится в глазах, у меня троится.

— Она просыпается? — Спросил Фрэнк. — Эта заключенная в тюрьме просыпается? Никаких коконов?

— Это то, что я слышал, но принимай это, как знаешь. Скажи, я тебя знаю, мистер?

Фрэнк вернулся в бар, не ответив. У него не было времени на Машаума. Он думал о женщине, заключенной, которая могла заспать и просыпаться, как обычно.

Когда Фрэнк присоединился к Терри и Дону Петерсу (следуя за Гартом Фликингером, который вернулся из женского туалета, словно новый человек), его собутыльники сидели, развернувшись на скамейке их длинного стола. Мужчина в джинсах, синей рубашке из шамбре и бейсбольной кепке с логотипом Кейс,[221] поднялся на ноги и разглагольствовал, размахивая руками, одна из которых держала наполовину полный кувшин пива, а окружающие хранили тишину, почтительно слушая. Он показался знакомым, местным фермером или, может быть, дальнобойщиком, его щеки были покрыты рябой бородкой, а зубы пожелтели от Ред Мена,[222] но у него была подача самоуверенного проповедника — его голос ритмично поднимался и падал, словно он просил воздать надлежащую похвалу Иисусу. Сидящего рядом с ним человека Фрэнк определенно узнал — он как-то помог ему выбрать собаку из приюта, когда его старая умерла. Его фамилия Хоуленд. Преподаватель из колледжа в Мэйлоке. Хоуленд смотрел на проповедника с веселой иронией.

— Этого следовало ожидать! — Провозгласил дальнобойщик-проповедник. — Женщины взлетели слишком высоко, как тот парень с восковыми крыльями, и их крылья расплавились!

— Икар, — вставил Хоуленд. Он носил старую мешковатую амбарную куртку с заплатами на локтях. Очки торчали из нагрудного кармана.

— И-ка-а-а-р, совершенно верно, это тен-фо![223] Хотите знать, как далеко завел нас старый добрый секс? Оглянитесь на сто лет назад! Они не могли голосовать! Юбки до лодыжек! У них не было никаких контрацептивов, а если они хотели сделать а-борт, они должны были идти к знахаркам в темный переулок, и если их ловили, они отправились в тюрьму за уби-и-йство! Теперь же они могут делать это в любое время и любом удобном для себя месте! Благодаря гребаному центру Планирование Семьи, абортироваться легче, чем получить ведерко с курицей в Кей-Эф-Си[224] и стоит примерно столько же! Они могут баллотироваться в президенты! Они присоединяются к Морским котикам и Рейнджерам! Они могут жениться на своих лесбоподружках! Если это не терроризм, тогда я не знаю, что это такое.

Гул согласия. Фрэнк не присоединился. Он не верил, что его проблемы с Элейн связаны с абортом или лесбиянками.

— Всего за сто лет! — Дальнобойщик-проповедник понизил голос. Он мог это сделать и быть услышанным, потому что кто-то выдернул вилку на музыкальном автомате, убив умирающее воркование Трэвиса Тритта.[225] — Они не просто сравнялись в правах, чего, по их словам, им только и хотелось, они пошли дальше. Хотите знать, к чему это привело?

Теперь Фрэнк вынужден был признать, что этот человек все ближе и ближе к правде. Элейн никогда не давала ему послаблений. Такой всегда была её линия, ее посыл. От горячей проповеди этого деревенщины Фрэнк почувствовал себя больным — но не мог с ним не согласиться. И он такой был не один. Все посетители бара слушали говорившего очень внимательно, разинув рты. Кроме Хоуленда, который ухмылялся, как мальчишка, наблюдающий за обезьянкой, танцующей на углу улицы.

— Они стали одеваться, как мужчины, вот к чему это привело! Сто лет назад, женщина в брюках могла быть застукана, только если она была наездницей, а теперь они носят их везде!

— Что ты имеешь против длинных ног в обтягивающих штанах, мудак? — Сказала женщина, и раздался всеобщий смех.

— Повыделывайся еще! — Выстрелил в ответ дальнобойщик-проповедник. — Но как вы думаете, мужчина — натурал, а не один из тех нью-йоркских транссексуалов — мог бы быть застукан на улицах Дулинга в платье? Нет! Его бы назвали сумасшедшим! Над ним бы смеялись! Но женщины, теперь они получают за то, что гонялись за двумя зайцами! Они забыли, что сказано в Библии о том, как женщина должна следовать за мужем во всем, и шить, и готовить, и иметь детей, и не выходить на улицу в шортах! Если бы равенство с мужчинами оставило их в покое! Но этого было недостаточно! Они хотели выйти вперед! Хотели сделать нас вторым сортом! Они подлетели слишком близко к солнцу, и Бог усыпил их!

Он моргнул и потер руки перед своим бородатым лицом, казалось, до него дошло, где он находится и что он делает — выражает вслух свои личные мысли, в баре, заполненном пялящимися людьми.

— И-ка-а-а-р, — сказал он, и резко сел.

— Спасибо, мистер Карсон Струтерс, из СБД 2.[226] — Это был Пудж Марон, бармен и владелец Скрипа, кричащий из-за своей стойки. — Наша местная знаменитость, парни: «Сила Кантри» Струтерс. Берегитесь правого хука. Карсон мой экс-свояк. — Пудж был несостоявшимся комиком с отвисшими щеками, как у Родни Дэнджерфилда.[227] Было вовсе не смешно, но все же он дал точную оценку происходящего. — Это была настоящая пища для размышлений, Карсон. Я надеюсь обсудить все это с моей сестрой на ужине в честь Дня Благодарения.

Смеха стало больше.

Прежде чем началось коллективное обсуждение услышанного, и прежде чем кто-то смог снова подключить музыкальный автомат и реанимировать мистера Тритта, встал Хоуленд, держа руку в воздухе. Профессор истории, вдруг вспомнил Фрэнк. Он так сказал. Он сказал, что собирается назвать свою новую собаку Тацит,[228] как любимого Римского историка. Фрэнк думал, что это было слишком крутое имя для бишон-фризе.[229]

— Друзья мои, — сказал профессор, — со всем, что произошло сегодня, легко понять, почему мы еще не подумали о завтрашнем дне и обо всех последующих днях. Давайте на минутку отложим мораль, мораль, шорты и рассмотрим практические аспекты.

Он похлопал Карсона «Сила Кантри» Струтерса по закаленному плечу.

— В словах этого джентльмена есть смысл; женщины действительно превзошли мужчин в определенных аспектах, по крайней мере, в западном обществе, и я утверждаю, что они заслужили гораздо большее, чем свободу делать покупки в Уолмарте нараспашку и в бигуди. Предположим, это — назовем это чумой, ибо не могу подобрать лучшего слова — предположим, эта чума пошла бы другим путем, и это мужчины, засыпали бы и не просыпались?

Полное молчание в Скрипучем колесе. Каждый взгляд был обращен на Хоуленда, который, казалось, наслаждался этим вниманием. Его подача не была похожа на подачу святоши-деревенщины, но все равно завораживала: решительная и практичная.

— Женщины смогли бы вновь начать человеческий род, не так ли? Конечно, смогли бы. Миллионы донорских сперматозоидов — замороженные младенцы-в-ожидании — хранятся в учреждениях по всей нашей великой стране. Десятки и десятки миллионов по всему миру! Результатом будут младенцы обоих полов!

— Если только предположить, что новые мальчики-мужчины также не будут выращивать коконы, как только перестанут плакать и впервые заснут, — сказала очень красивая молодая женщина. Она появилась вместе с Фликингером. Фрэнку пришло в голову, что дальнобойщик-проповедник-экс-боксер пропустил одну вещь в своей торжественной речи: женщины от природы выглядели лучше, чем мужчины. Так или иначе.