В 1938 году арестованный Ягода скажет на суде, что приказы он получал от Енукидзе и Рыкова. Но это было явной ложью, и получал он все указания, если, конечно, получал, от куда более влиятельных лиц.
Не насторожило бдительных чекистов и второе появление Николаева рядом с Кировым все с тем же готовым к бою пистолетом. Ну а 1 декабря все было сделано, словно по задуманному кем-то сценарию. Киров вообще не собирался в тот день быть в Смольном и заехал, в общем, случайно, и тем не менее Николаев оказался там. Не совсем понятно, почему рядом с Кировым не было начальника охраны Борисова, которого словно специально задержали на входе, а потом убили.
Если Ягода на самом деле действовал с ведома Сталина, как это утверждал Хрущев, то все становится на свои места. Вот только отдал бы сам Сталин своему наркому такой приказ, пусть и с глазу на глаз? Думается, вряд ли. И дело было даже не в том, что бывший подпольщик привык действовать из тени. Еще с 1928 года, когда Сталину стало известно о поддержке Ягодой Каменева и Рыкова, он стал относиться к нему с повышенной осторожностью.
Да, после смерти Дзержинского в 1926 году Ягода с подачи Сталина стал заместителем Менжинского и начал играть все более заметную роль в ОГПУ. Но уже во время дебатов о введении чрезвычайных мер на селе в 1927 году Ягода, к явному неудовольствию Сталина, выступал за более умеренную политику. Почему Сталин сразу же не отделался от непокорного его воле человека? Только потому, что в столь напряженное время, когда чекисты громили «кулаков» и «вредителей производства», посчитал несвоевременным затевать чистку в самой верхушке ОГПУ? Или из-за поддержки Ягоды некоторыми членами Политбюро?
Все может быть. Но уже в 1931 году Сталин сделал все возможное, чтобы ослабить позиции Ягоды и его ближайших сподвижников. Для чего и назначил на должность первого заместителя ОГПУ наркома РКИ и члена президиума ЦК ВКП(б) И.А. Акулова.
Ну а если верить такому компетентному человеку, каким являлся известный работник ОГПУ А. Орлов (Лев Фельдбин), то Акулова уже изначально прочили на должность председателя. Однако Ягоде «удалось добиться дискредитации Акулова и убедить Сталина убрать его из органов».
Что тоже выглядит не совсем убедительно. Да, дискредитировать Акулова было можно, но как мог Сталин поверить человеку, который был близок с Каменевым и Бухариным? И не просто человеку, а руководителю своей тайной полиции, призванной бороться именно с этими самыми Каменевыми! И не просто поверить, но и сделать его на XVII съезде членом ЦК! Что-что, а дружба с Каменевым по тем временам могла стоить головы! Да при любых раскладах Сталин вряд ли стал бы говорить с Ягодой о столь деликатном деле. Для этого у него были его секретари по «грязным делам».
Были ли у самого Ягоды основания желать смерти Кирова? Возможно, что и были. Отношения между ними не сложились. Особенно после того, как осенью 1934 года в Казахстане Киров увидел, что творили работники ГПУ с высланными туда кулаками, и высказал Ягоде все, что он думал о его службе и о нем самом. По словам бывшего в курсе всех этих дел А. Рыбина, Ягода «воспринял все как удар по собственному престижу и затаил на Кирова уже личную злобу».
Вряд ли Ягоду радовало и то, что именно Кирову Сталин предложил в середине 1934 года взять на себя через Секретариат ЦК кураторство над НКВД, поставив Ягоду в его прямое подчинение. Он хорошо знал принципиальность Кирова и вряд ли сомневался, что после стычки с ним ничего хорошего его не ждет. Другое дело, было ли всего этого достаточно для убийства. И тем не менее именно Ягода и подчиненные ему люди сделали все возможное, чтобы Кирова убили. За что Медведев и получил от Сталина пощечину.
Но если отбросить участие в этом убийстве Сталина, то... Ягоду направляла какая-то таинственная третья сила. Кто это был? Об этом можно только догадываться. Но предположить, конечно, можно. Если вспомнить, что ни в какие времена в партии не было того самого братского единства, о котором так любили рассказывать непосвященным в партийную кухню большевики.
И чаще всего именно все эти политбюро и секретариаты напоминали собою населенный ядовитыми пауками террариум, в котором никто не мог быть спокоен за свою безопасность. Не были исключением и сталинские Политбюро и ЦК, в которых во все времена плелись интриги и одни фавориты сменяли других. Но даже среди них в то время вряд ли были люди, которые пожелали бы убить Кирова. Да, была группа «бакинцев», старых большевиков, которые работали вместе со Сталиным в Баку, и те же Орджоникидзе и Микоян принимали участие в «чаепитии» у Петровского.
Да, они говорили о необходимых перестановках в высшем эшелоне власти, но в то же время не думали (во всяком случае, пока) выступать против Сталина, которому собирались предложить пост председателя Совета министров. И дело здесь было даже не в том, что ничего обидного в должности, которую занимал сам Ленин, не было. «Бакинцев» объединяла открытая неприязнь к Молотову, который, по словам Орджоникидзе, «травил» его в Совнаркоме. Обрезал Молотов и все его связи в Наркомтяже, убрав из него всех его «закавказских» товарищей.
Помимо личных обид многие «бакинцы» считали Молотова чуть ли не главным проводником жесткой политики и «защитником перегибов». И если уж говорить о каком-то заговоре, который существовал накануне съезда, то это был скорее антимолотовский, нежели антисталинский заговор. Хотя теперь и это кажется в общем-то наивным. Можно подумать, что ни Микоян и ни Орджоникидзе не знали, кто является главным творцом террора в стране.
Хотя возможно и другое: обвиняя Молотова в жесткой политике, они так или иначе снимали со Сталина всю ответственность и в то же время давали ему понять, что надо пересмотреть свое отношение к внутренней политике.
Главную же ставку в борьбе с Молотовым «бакинская» группа, в которую помимо Орджоникидзе и Микояна входили Б.П. Шеболдаев, И.М. Варейкис и М.Д. Орахелашвили, делала на Кирова, которого хорошо знали по совместной партийной работе во время Гражданской войны на Северном Кавказе ее члены.
Хорошего мнения о Кирове был и руководитель Украины Г.И. Петровский, с которым Сергей Миронович тоже успел поработать. И вполне возможно, что «бакинцы» очень рассчитывали на то, что с выдвижением Кирова они смогут значительно подняться по иерархической лестнице.
Другое дело, что они видели Кирова на посту генсека уже не с такими широкими полномочиями, какие имел Сталин и которые в конечном счете и привели его к власти. Сергей Миронович должен был заниматься сугубо организационными партийными делами, делать то, что делали все первые секретари партии до того самого дня, как это самое кресло занял сам Сталин.
Знал ли Сталин об этих планах? Надо полагать, что знал. Почему не поддержал «старых товарищей»? Да только по той простой причине, что не хотел падения Молотова и усиления «либералов». По той же причине не был избран в Политбюро и Ягода, несмотря на старания прославлявших его друзей-писателей и руководства ОГПУ. Более того, как только Ягода занял место умершего в мае 1934 года Менжинского, Сталин упразднил ОГПУ и назначил его комиссаром внутренних дел.
Формально Ягода получил повышение, поскольку теперь ему была подчинена милиция. Но... борьба с уголовниками и вся ответственность за нее вряд ли входили в его в высшей степени амбициозные планы. Конечно, он переживал случившееся. Одно дело возглавлять Главное политическое управление, само название которого подчеркивало важность его работы, и совсем другое в общем-то обычный комиссариат. И как знать, не ему ли по тем временам убийство Кирова было нужнее, чем Сталину?
Уж кто-кто, а Иосиф Виссарионович нашел бы способ развязать террор и без Кирова. А вот Ягода мог к этому времени оказаться не у дел. Потому так и уцепился за Николаева. Хорошо зная нрав Сталина и его отношение ко многим партийцам ленинского призыва, он ясно представлял себе, какая «охота на ведьм» начнется после убийства или хотя бы только покушения на Кирова. И именно он, Ягода, должен был сыграть в этой охоте первую скрипку, как в свое время с Дзержинским, чей политический вес значительно увеличился после покушения на Ленина. Но в таком случае он должен был действовать один, чего не мог сделать даже при всем своем желании.