Так что Рокки просто общалась с региональными мозгами, даже близко не касаясь каких-либо скользких тем. Если вы думаете, что Рокки намеревалась открыться и предложить кому-то из них голову богини на серебряном блюде, то вы спятили. Она всего лишь прощупывала их, пытаясь вскрыть тайное недовольство. Половину из них мы однозначно исключили еще до начала, но решили, что лучше повидаться со всеми. Ведь тогда мы могли бы отговориться от Геи тем, что якобы проводим экскурс иного рода — просто выясняем настроения в регионах. — Она попыталась рассмеяться, но только закашлялась. — Гея — единственное место, где это можно проделать в буквальном смысле.

Что должна была представлять собой следующая ступень, я просто не представляю. Пока что удача нам не сопутствовала. У Реи семь пятниц на неделе, а Крий лизоблюд — хотя он сделал несколько неожиданных замечаний… а-а, да что толку? Проект завершен, и мы оказались в проигрыше. Какого черта я не настояла на том, чтобы пропустить Тефиду?

Габи провела языком по пересохшим губам, но от воды отказалась.

— Вам, ребята, она будет нужнее. Теперь понимаете, почему так важно, чтобы вы все это передали Сирокко? Что за всем этим стоял Джин и что он действовал по приказу Геи? Если Гея узнает, чем мы занимались, Рокки окажется в большой беде. Ей очень важно это узнать, чтобы она могла прикинуть, что делать дальше. Так обещаете рассказать?

— Обещаем, Габи, — отозвалась Валья.

Габи устало кивнула и закрыла глаза. И тут же в явном беспокойстве их раскрыла. Голос был едва слышен.

— Знаете, — сказала она, — единственное, о чем я по-настоящему жалею, это то, что рядом сейчас нет Рокки. Крис, ты… хотя нет. — Она отвернулась от Криса и нашла глаза Робин. Та взяла ее за руку. — Робин, когда увидишься с Рокки, поцелуй ее за меня.

— Обязательно.

Габи опять кивнула и быстро погрузилась в сон. Вскоре дыхание ее сделалось прерывистым, а потом и вовсе прекратилось. Когда Валья попробовала выслушать сердцебиение, то уже его не нашла.

Вышло очень странно.

Габи не раз читала о схожести предсмертных ощущений. Те, что оказывались на грани смерти, испытывали ощущения настолько сходные, что Габи примерно знала, чего ей ожидать. Люди рассказывали о безмятежности, отсутствии боли, о достижении покоя столь сладостного и чарующего, что они спокойно могли все оценить и решить, жить им или умереть. В реальности или в галлюцинации, но многие также сообщали о нахождении вне себя и созерцании собственных тел.

Теперь она знала, о чем они говорили, — и никакие слова не могли этого описать. Чудесно, удивительно — и странно.

Ее друзья думали, что она умерла, но сама Габи знала, что пока еще жива, однако скоро умрет, потому что дышать уже перестала. Сердце остановилось, и она ожидала последнего опыта с радостью и некоторым любопытством: «Я знаю, что значит быть? Что же значит не быть? Разрушается ли разум на части, постепенно затухает или просто отключается? Что будет? Трубы и арфы, огонь и сера, перерождение или стационарное состояние под гул холодного межгалактического водорода? Или ничто? Если так, то что такое ничто?»

Тело больше ее не обременяло. Как хорошо быть свободной, плыть во времени и пространстве, оглядываться на застывшую позади сцену! Картина выходила поразительная.

А вот Сирокко, терпеливо сидит на груде камней. Рука на перевязи. Славно было иметь подругу. Детство и юность Габи находилась под страшной угрозой умереть без подруги, а это было бы хуже всякого ада. Спасибо тебе, Рокки, что была моей подругой…

Все это занимало больше времени, чем она рассчитывала. Теперь осталось только безбрежное небо и огромная пустыня внизу, а Габи продолжала плыть вверх. Все выше и выше — сквозь крышу обода и в космос — выше и выше…

Но куда?

И тут у нее впервые зародились подозрения.

Не грандиозная ли это шутка под самый конец? Вот удивились бы теологи, узнай они, что Ответ на самом деле…

Теперь уже нельзя было от этого отворачиваться. Чем бы Габи теперь ни стала, место ее назначения было ясно. Она направлялась в ступицу.

Если бы она только знала, как ей теперь кричать!

Крис и Робин все обсудили, рассмотрели с разных углов — и поняли безнадежность ситуации. Впрочем, человеческое животное редко теряет надежду, редко впадает в полное отчаяние в реальном мире. Будь они запечатаны сверху и снизу, тогда оставалось бы только ждать смерти. И, может статься, тогда им было бы проще. Но пока лестница все еще манила, оба знали, что должны по ней спуститься.

— А что? В лучших традициях героев, — заметил Крис. — Погибнуть в борьбе.

— Может хватит уже про героев? Речь идет о спасении жизни. Здесь у нас нет ни шанса, так что если внизу лестницы есть хоть один — мы должны им воспользоваться.

Но нелегко было заставить спускаться Валью.

Титанида превратилась в сгусток нервов. Логические аргументы заметного действия на нее не оказывали. Она легко соглашалась, что нужно поискать путь наружу и что единственно возможный маршрут ведет вниз, — но тут рассудок ей отказывал и верх брало что-то другое. Титаниде здесь быть нельзя. А идти еще глубже совсем немыслимо.

Крис уже начал впадать в отчаяние. Во-первых, тут оставалась Габи. Невыносимо было торчать возле ее трупа. Очень скоро… нет, об этом и подумать было страшно. Ужас охватывал при мысли, что они не могут ее похоронить.

Они так никогда и не узнали, сколько времени ушло у них на спуск по лестнице. Часы остались во вьюке у Менестреля, а другого способа как-то измерить время здесь просто не было. Спуск превратился в бесконечный кошмар, прерываемый лишь скудными трапезами, когда голод становился совсем невыносим, и еще сном без сновидений в полном изнурении. Они могли сойти ступенек на двадцать-тридцать, после чего Валья садилась и начинала трястись. И, пока она сама не собирала в себе достаточно отваги, сдвинуть ее с места не представлялось возможным. Слишком она была велика, чтобы ее тащить, а слова никакого действия не оказывали.

Характер Робин — и в лучшие-то времена не особенно выдержанный — теперь сделался просто взрывным. Поначалу Крис пытался заставить ее придержать язык. А потом начал добавлять и собственные комментарии. Ему казалось, что Робин поступает совсем не умно, когда тузит титаниду кулаками и толкает ее в отчаянном стремлении двигаться вперед, но он молчал. И просто бросить Валью тоже не мог. Робин соглашалась.

— С радостью бы ее придушила, — сообщила она, — но бросить не могу.

— Собственно говоря, мы бы ее и не бросили, — возразил Крис. — Просто прошли бы вперед и попытались привести помощь.

Робин нахмурилась.

— Себя-то хоть не дурачь. Что там на дне? Скорее всего — бассейн с кислотой. Если нет, если Тефида нас не прикончит и мы доберемся до одного из туннелей — у нас уйдут недели на то, чтобы выбраться, и недели на то, чтобы вернуться. Так что, если мы ее бросим, она умрет.

Крису пришлось признать ее правоту, и Робин вновь взялась физически обрабатывать Валью, чтобы та двигалась дальше. Крис по-прежнему считал это ошибкой — и Валья вскоре доказала, что в этом он оказался прав. Это произошло внезапно, когда Робин отвесила титаниде оплеуху.

— Больно, — сказала Валья. Робин отвесила ей еще оплеуху.

Тогда Валья взяла Робин за шею, оторвала от пола и стала держать перед собой на вытянутой руке. Робин несколько раз трепыхнулась, затем повисла без движения, пуская пузыри.

— В следующий раз, — без всякой угрозы в голосе произнесла Валья, — я так же тебя возьму и буду сжимать руку, пока твоя голова не отделится от туловища. — Потом она поставила Робин на место и придерживала ее за плечо, пока та откашливалась и отплевывалась — и не отпускала, пока не убедилась, что Робин может стоять сама. Робин попятилась, а Крис подумал — как удачно, что ее пистолет безопасно упакован во вьюке у Вальи. Но Валья, похоже, никакого зла не затаила, и об инциденте больше никто не вспоминал. Робин же с тех пор даже не повышала на титаниду голоса.