К востоку лежала Метида, чье тепло и радушие были, по словам Сирокко, обманчивы. Метида была врагом Геи, хотя и не столь опасным, как Тефида. А к западу, разумеется, лежала Тефида с ее пустынями. Отсюда они почему-то не казались такими уж страшными. Робин подумала о приятном жаре песков, потом вспомнила пескодухов под этими песками — и повернула на восток. На самом деле выбора тут не было. Просто хотелось несколько минут постоять неподвижно, не думая о ногах.

Самое ужасное заключалось в том, что Робин буквально сгорала, замерзая до смерти. Пальцев ног она уже не чувствовала — и в то же время пот ручьями бежал по спине. Усилия держали ее в тепле — по сути даже излишнем, — а ветер ее убивал. Но она продолжала идти.

Когда Робин несколько часов спустя споткнулась и резко вскинула голову, то поняла, что чуть не заснула. Пришлось пересмотреть свои планы. Состояние беззаботного наркотического экстаза, столь обычного для людей, пытавшихся прожить в Гее без часов, было ей знакомо. Она понимала, как далеко можно зайти под этими чарами. Не представляя себе, сколько она уже не спит, Робин все же прикинула, что никак не меньше двух-трех суток. Устать она успела еще до того, как достигла приведшего ее к Тейе коридора, и с тех пор усердно себя изнуряла. Ясно было, что так легко можно заснуть на ходу. Во время похода по пещере такое несколько раз уже случалось. Теперь следовало найти место для сна — и как можно скорее.

Ничего подходящего вокруг не наблюдалось. Пытаясь как-то раскочегарить свои мозги, Робин все-таки сумела припомнить что-то про закапывание в снег. Выглядел такой вариант не слишком здраво, но спать на ветру представлялось еще большим безумием.

У края замерзшей реки оказалось место, где снега намело на восемь метров в высоту. Зайдя с подветренной стороны, Робин решила здесь подкопаться. Она лихорадочно выбрасывала снег обеими руками, пока не выгребла достаточно снега, чтобы поместиться. Затем заползла туда и судорожно заделала вход. Наконец свернулась в плотный калачик и мгновенно провалилась в сон.

Раньше Робин думала, что «стучать зубами» — всего лишь фигуральное выражение вроде «дрожи в коленях», когда чего-то боишься, но теперь она явно ощущала, как дрожат ее колени. Тело тряслось. Она зашлась кашлем. Робин поняла, что скоро умрет.

Одной этой мысли хватило, чтобы она выкарабкалась из своего пристанища и встала, покачиваясь, на речном берегу. Она снова закашлялась — и не смогла остановиться, пока не вывернула наружу всю горечь своего почти пустого желудка. Потом Робин с удивлением поняла, что стоит на коленях.

Еще больше она удивилась, когда вдруг поняла, что бредет по льду. Причем, оглянувшись, уже не увидела того места, где останавливалась. Должно быть, она уже какое-то время шла, сама того не осознавая.

Все окружающее стало то появляться, то пропадать. Поле зрения так сузилось, словно Робин глядела в узкую трубку. Потом по краям покраснело — и ей пришлось подниматься там, где она упала. Ее качающаяся из стороны в сторону фигура выглядела комически, пока Робин разглядывала не менее комические фигуры — похожие на формочки для печенья. Снежные ангелы — так они звались, и Робин понятия не имела, откуда ей это известно.

Иногда рядом шли люди. У Робин состоялась длинная беседа с Габи, причем долгое время она не помнила, что Габи уже давно мертва. Потом она выстрелила в то, что вполне могло оказаться каким-нибудь снежным монстром — или просто причудами метели. Несколько минут после выстрела пистолет приятно грел руку, и Робин подумала было выстрелить еще, пока не поняла, что целится себе в живот. Когда она положила оружие обратно в карман, кожа с ладони осталась на рукоятке. Отошел и кусок хвоста одной из вытатуированных змей. А что было еще хуже, ресницы на одном глазу совсем смерзлись, да и открытым глазом Робин почти ничего не видела.

Поначалу слепящий свет только раздражал. Просто Робин не находила ему объяснения. Ей больше не хотелось всяких паранормальных явлений вроде призрака Габи или галлюцинаторных Криса с Вальей, а этот свет казался из той же серии. Если она на него пойдет, там наверняка окажется оседланная и готовая забрать ее Фанфара.

Хотя, если вдуматься, то почему бы и нет? Если ей все равно суждено умереть, куда приятнее сделать это в компании подруги. Что из того, что титанида мертва? Мертва так мертва — к мертвецам у Робин не было никаких предубеждений. Она славно посмеется, и Фанфаре придется признать, что жизнь после смерти действительно существует, что она и вся ее раса сильно на этот счет ошибаются. Подумав так, Робин рассмеялась и пустилась вверх по пологому склону — туда, на свет.

Впрочем, добравшись туда, она порядком протрезвела и начала понимать, в какой опасной близости к полному бреду оказалась. Надо собраться с духом. Свет реален — и, хотя неизвестно, что там окажется, если там нет для нее спасения, то ей его и не видать.

Со зрением становилось все хуже. Не налети Робин прямо на металлическую стойку, она запросто могла бы промахнуть мимо и уйти в никуда — в забвение. Но от крепкого удара зазвенели и стойка, и голова. Пришлось в полном обалдении снова подниматься и вглядываться в темноту. Впереди мигал красный свет — вспыхивал каждые секунд десять-пятнадцать. Робин с трудом, но все же сумела различить строение, стоящее на четырех сваях и окруженное металлической балкой с ограждениями наподобие смотровой башни маяка, метров десяти высотой. К ней вела приставная лестница с деревянными ступеньками. Рядом с лестницей что-то такое было. Оказалось — небольшая вывеска чуть ниже уровня глаз. Смахнув снег, Робин прочла:

СТРОИТЕЛЬНАЯ КОМПАНИЯ МЕРСЬЕ УБЕЖИЩЕ НОМЕР ОДИННАДЦАТЬ «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ПУТНИКИ!»

Габи Мерсье, владелица

Робин поморгала, еще несколько раз прочла вывеску, чтобы убедиться, что она не испарится так же, как призрак Габи. Ничего, не испарилась. Тогда девушка облизнула губы и потянулась вперед, пытаясь ухватиться за ступеньки. Руки ее не слушались. Но как предусмотрительно со стороны Габи было сделать деревянную лестницу, подумала она, припомнив свою кожу на рукоятке металлического пистолета.

Зацепившись руками за ступеньку, Робин стала подтягиваться. Пришлось смотреть вниз, чтобы всякий раз проверять, встают ли на очередную ступеньку ноги, которых она уже не чувствовала. Три ступеньки и отдых. Затем пять и опять отдых. Три. Две. Взглянув вниз, Робин увидела, что она уже почти на полпути. Значит, теряла сознание и сбивалась со счета. Последний отрезок лестницы с таким же успехом мог быть целым Эверестом.

Так близко.

Дверь наверху раскрылась. В проеме показалось лицо. Робин надеялась, что это Сирокко — просто потому, что в это она еще могла поверить. У Сирокко в Тейе дело — доброе и логичное. Если же там кто-то другой, то это точно мираж, фантом.

— Робин? Это ты?

Робин почуяла запах кофе и чего-то, жарящегося на плите. Просто не верилось. И точно — там не Сирокко. Все вышло так нелепо, что не было смысла даже вглядываться снова. Это была Трини — женщина, с которой она миллион лет назад занималась любовью в Титанополе. И в этот миг Робин поняла, что все это сон — все, все: и башня, и Трини.

Отпустив руки, она рухнула на спину в глубокий сугроб.

Деньги Сирокко накапливались на Земле вот уже больше семидесяти пяти лет. Складывались они из премий за ученые труды, гейские путевые дневники и автобиографию «Я выбрала приключение» (идиотское название, разумеется, дал издатель), которая стала бестселлером, а также основой для сценария двух полнометражных фильмов и одного телесериала. Вдобавок Фея владела долей в, мягко говоря, доходной кокаиновой торговой компании. Некоторую часть капитала составляло даже жалование НАСА за время работы Сирокко на «Укротителе» до самой ее отставки.

В свое время Сирокко наняла швейцарского консультанта и бразильского адвоката. Дала она им всего два поручения: беречь ее деньги от инфляции и избегать конфискации доходов коммунистическими режимами. Также намекнула, что желательно вкладывать деньги в фирмы, занимающиеся космическим туризмом, и не использовать их в целях, противоречащих интересам Соединенных Штатов. Бразильский адвокат счел последнее требование старомодным и уже не поддающимся четкой дефиниции. В ответ Фея вежливо написала ему, что адвокатов на Земле как дерьма. Бразилец все понял как надо, и на Сирокко до сих пор работали его потомки.