— Интересно, он когда-нибудь серьезным бывает? — пробурчала Габи.

— Хотите всерьез? — спросил Кельвин. — Вот, пожалуйста. Как насчет косметической хирургии? Вы, наверное, о таком даже не задумывались. Удивляюсь я вам, ребята. У вас под руками один из лучших хирургов во всей округе… Тут ему пришлось дождаться, когда уляжется хохот. — Ну ладно, ладно. Просто: один из лучших хирургов. А вы? Как вы этим пользуетесь? То-то, что никак. Взять, к примеру, коррекцию носа. Дома вы за нее пять-шесть тысяч выложите. А здесь все оплатит страховая компания.

Уперев руки в бока, Сирокко одарила хирурга ледяным взглядом.

— Речь, надеюсь, не о моем носе? Я правильно тебя поняла?

Кельвин выставил перед собой большой палец и, прищурившись, примерил его к командирскому носу.

— Разумеется. Косметическая хирургия весьма разнообразна. И я в совершенстве владею всеми ее видами. Это было мое хобби. Вот взять, к примеру… — Он опустил палец чуть ниже. Но тут Сирокко замахнулась, чтобы дать ему пинка, и доктор едва успел выскочить за дверь.

Усаживаясь обратно на койку, Сирокко уже улыбалась. А Габи с картинкой под мышкой по-прежнему сидела на складной скамеечке у койки.

Сирокко удивленно повела бровью.

— У тебя что-то еще?

Габи отвернулась. Потом открыла рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не сказала — только хлопнула себя по голой ляжке.

— Да нет. Вроде бы ничего. — Стала как будто вставать — но так и не встала.

Сирокко задумчиво на нее посмотрела, затем протянула руку и выключила прослушивание.

— Так легче?

Габи пожала плечами.

— Наверное. Если бы я решилась говорить, то все равно бы тебя об этом попросила. Хотя это, пожалуй, не мое дело.

— Но ты считаешь нужным мне что-то сказать. — Сирокко ждала.

— Да, пожалуй. Знаешь, капитан, твое дело, как здесь командовать. Хочу, чтобы ты поняла — я всегда это помню.

— Давай дальше, не мямли. Я нормально отношусь к критике.

— Ты спишь с Биллом.

Сирокко негромко засмеялась.

— Никогда в жизни с ним не спала. Койка слишком маленькая. Но мысль мне понятна.

Сирокко надеялась разрядить атмосферу, но шутка, судя по всему, не сработала. Габи встала и принялась медленно расхаживать взад и вперед. От стенки до стенки у нее выходило всего четыре шага.

— Понимаешь, капитан, секс мне в общем-то безразличен. — Она развела руками. — Не то чтобы мне противно, но и с ума я из-за этого не схожу. Хоть сутки не трахаться, хоть год — я даже не замечу. Но у большинства все по-другому. Особенно у мужчин.

— И у меня по-другому.

— Я знаю. Поэтому мне и интересно, как ты… что ты чувствуешь к Биллу.

Пришла очередь Сирокко расхаживать взад и вперед. Но с ее ростом выходило всего три шага — и толку было еще меньше.

— Пойми, Габи, человеческие отношения в изолированной среде достаточно хорошо изучены. Пробовали сугубо мужские команды. Один раз — даже сугубо женскую. Пробовали полностью супружеские команды и команды из одних холостяков. Вводили строжайший запрет на секс, и отменяли все запреты. И ничего путного так и не придумали. Люди всегда будут действовать друг другу на нервы. И всегда будут трахаться. Поэтому я и не лезу к подчиненным с советами насчет их личной жизни.

— Я и не говорю, что ты…

— Минутку. Все это я сказала затем, чтобы ты не думала, что я не сознаю возможных проблем. А теперь мне хотелось бы послушать, о ком, собственно, речь.

Сирокко опять пришлось ждать.

— Речь о Джине, — наконец отважилась Габи. — Вообще-то я спала и с Джином, и с Кельвином. Как я уже сказала, для меня это мало что значит. Кельвин ко мне вроде как неравнодушен. Я к такому привыкла. Дома, на Земле, я бы его просто отшила. А здесь регулярно с ним трахаюсь — чтобы он не очень расстраивался. Но и так и этак — мне без разницы. Но с Джином я трахаюсь потому… ну, у него… короче, он в таком напряге. Понимаешь? — Она сжала кулачки. Потом раскрыла ладони и взглянула на Сирокко за поддержкой.

— Да, у меня был с ним кое-какой опыт. — Сирокко старалась сохранять невозмутимость.

— Ну да, и он тебя не удовлетворяет. Он так мне сказал. Его это очень волнует. А меня его надрыв просто пугает — потому, наверное, что мне это непонятно. И я с ним вижусь, чтобы хоть как-то его напряжение ослабить.

Сирокко решительно сжала губы.

— Так. Давай-ка без обиняков. Ты что, предлагаешь мне забрать его у тебя под расписку и переложить к себе под бок?

— Нет-нет. Не сердись. Ничего я тебе не предлагаю. Просто хочу, чтобы ты обо всем этом знала — если, конечно, еще не знаешь. А решение, конечно, целиком за тобой.

Сирокко кивнула.

— Очень хорошо. Рада, что ты мне это рассказала. Но Джину, знаешь ли, придется справляться самому. У него твердый характер, уравновешенная, хотя и немного властная натура. Он несомненно способен взять себя в руки — иначе бы его сюда просто не послали.

Габи кивнула.

— Ну да, тебе виднее.

— И еще одно. В твои обязанности не входит удовлетворять чьи-то сексуальные потребности. И если ты подобную ношу на себя возлагаешь — то исключительно по своей личной инициативе.

— Я понимаю.

— Вот и славно. А то ты еще могла подумать, что я от тебя чего-то такого ожидаю. Или дать мне повод подумать, что ты ожидаешь этого от меня. — Сирокко упорно смотрела своей подчиненной в глаза, пока та их не отвела. Потом протянула руку и дружески похлопала Габи по колену.

— А кроме того, теперь все само собой уляжется. Мы будем так заняты, что про секс и подумать будет некогда.

С точки зрения баллистики Фемида казалась сущим кошмаром.

Никому никогда и в голову не приходило вывести на орбиту тороидальное тело. Фемида имела 1300 километров в поперечнике и 250 километров в ширину. Наружная часть тора была плоской, 175 километров от верха до низа. Резкие колебания плотности тора подкрепляли ту точку зрения, что над всей его плотной наружной поверхностью находится атмосфера, сверху удерживаемая неким тонким покровом.

Были там и шесть спиц 420 километров вышиной. В поперечном сечении спицы представляли собой эллипсы с большими и меньшими осями 100 и 50 километров соответственно — за исключением сильно расширенных оснований в местах соединения с тором. Еще массивнее спиц была расположенная в центре ступица, которая имела 160 километров в диаметре и 100-километровую дыру в середине.

Попытка справиться с подобным телом грозила нервным срывом корабельному компьютеру — и Биллу, вынужденному создавать модель, которую компьютер счел бы достойной доверия.

Простейшим вариантом могла бы стать орбита в экваториальной плоскости Сатурна, доступная «Укротителю» на той скорости, которую он уже имел. Но это сразу отпадало. Ось вращения Фемиды лежала параллельно экваториальной плоскости. А поскольку ось эта проходила через дыру в центре Фемиды, любая орбита в экваторе Сатурна, какую только Сирокко могла измыслить, направила бы «Укротитель» через участки с дикими гравитационными колебаниями.

Так что единственным приемлемым вариантом оставалась орбита в экваториальной плоскости Фемиды. С точки зрения углового момента такая орбита обошлась бы крайне дорого. А единственным ее преимуществом стала бы достигнутая, по выходе на нее, стабильность.

Маневрирование началось еще на дальних подступах к Сатурну. В последний день приближения курс был рассчитан заново. Сирокко с Биллом опирались на компьютеры земного базирования, а также на навигационные средства таких станций, как Марс и Юпитер. Уже не покидая КОМОТа, они наблюдали, как Сатурн все растет на кормовых телеэкранах.

Затем пошел долгий поджиг ракетных двигателей.

В перерыве между работой Сирокко включила камеру в НИСОТе. На лице Габи ясно читалось раздражение.

— Слушай, Рокки, неужели с этой чертовой тряской совсем ничего не поделать?

— Двигатели пашут, как принято выражаться, в заданном режиме. Придется тебе, Габи, немного встряхнуться. И точка.