В отчаянном последнем движении все-таки слишком груб.

Она стонет, упирается ладонями мне в колени, немного отводит голову, но плотно держит член губами.

Кончаю туда, в горло, в тесные горячие стенки.

Малышка пытается проглотить, выдыхает и влажно высасывает каждую каплю. И с громким стоном, с заплаканными глазами отодвигается.

Взгляду нее такой... сумасшедший, ясный, как тот дикий огонь в «Игре Престолов». Дышит громко, сипло.

Поднимает ладонь, чтобы вытереть рот, но я задерживаю ее руки, опускаюсь рядом на колени.

— Не смотри, - стесняется, пытается спрятать лицо. - Я не красивая... грязная... Сжимаю ее лицо ладонями, заставляю смотреть только на меня.

— Ты такая, какой должна быть женщина, которая наслаждается своим мужиком, малыш.

И чтобы она перестала портить момент своими надуманными глупостями, целую ее глубоко и жадно, вылизываю изнутри языком.

В жопу всех брезгливых недомужиков. Этот рот подарил мне удовольствие и сейчас на вкус лучше всего на свете.

Впервые за очень долгое время я крепко и хорошо сплю.

Только пару раз, сквозь сон, немного подаюсь бедрами назад, чтобы убедиться, что Антон лежит рядом. Что он не бестелесный плод моего воображения, а реальный мужчина из плоти и крови, теплый и с кожей, покрытой чернильными рисунками.

За прошедший месяц это стало моей навязчивой идеей.

Желанием, которое не могло осуществиться в этой реальности.

Поэтому я сбегала к нему в свои фантазии, в крепкие синтетические сны, подаренные успокоительными и релаксантами.

Утром просыпаюсь около семи: настолько расслабленная и, одновременно, готовая перевернуть мир, что даже не даю себе поваляться в кровати. Одеваюсь в один из новых домашних комбинезонов, натягиваю толстые смешные носки с помпонами и потихоньку ускользаю в ванну.

Принимаю душ, мою и сушу волосы до полу влажности. Тогда они немного завиваются, и я кажусь себе немного... более симпатичной, чем об этом кричит зеркало. Я слишком бледная, и у меня пара некрасивых, покрытых темной корочкой ранок на нижней губе.

Провожу по ним пальцем.

Вспоминаю вчерашний вечер, после которого мы просто добрались до постели и отключились почти мгновенно.

Щеки покрываются стыдом.

Но внизу живота так приятно тянет, что приходится изо всех сил вцепиться в края раковины, чтобы не поддаться искушению. Мне было так безумно хорошо вчера: в голове, в душе, везде. Когда в тот день за Антоном закрылась дверь, я словно опустела, стала незавершенной, незаконченной, одинокой еще больше, чем до встречи с ним.

Вчера я снова наполнилась им. В двух... смыслах этого слова.

Быстро сую в рот зубную щетку, долго и энергично чищу зубы и привычным движением открываю ящик. На полочках - пузырьки и коробки с моими личными «психиатрами и психологами на все случаи жизни».

Половину я не пью уже почти две недели. Отказаться от них было непросто, и я до сих пор чувствую неприятные судороги и тревогу каждый раз, стоит на горизонте замаячить какой-то проблеме. Я дала себе обещание учиться решать проблемы самостоятельно.

И пока рядом не было никого, чтобы видеть, как меня выкручивает от эмоциональной боли, держаться было легче. Не так страшно выглядеть то плачущей, то воющей дурой, когда единственный, кто видит тебя такой - всего лишь собственная тень.

Мы с Антоном можем попытаться начать все заново. Мы уже это делаем.

И я не могу снова все испортить только потому, что он увидит меня плачущей без причины, или я сорвусь на него за какой-то пустяк.

Я вытряхиваю на ладонь маленькую белую капсулу.

Смотрю на нее, как будто после съедения меня вынесет прямиком в Матрицу, хоть на самом деле скорее наоборот - без нее моя реальность станет сложнее и тяжелее. А я не хочу снова быть обузой.

— И не смотри так осуждающе, - говорю своему отражению, запивая таблетку водой из-под крана. - Это временно.

Пока Антон спит, готовлю завтрак: омлет с пекинской капустой, кукурузный салат и бельгийские вафли.

Мне просто хорошо.

Свободно, тихо и громко одновременно, как будто в голове играет собственный оркестр и солянка из моих любимых композиций - это не набор звуков, а отдельное музыкальное произведение.

Только позже, когда замечаю на экране телефона значок входящего сообщения, вспоминаю, что уже два дня ничего не отвечаю Вадику. От него накопилась уже целая «стопка» сообщений, и я, пока вафельница делает новую порцию, открываю первое.

Вадик волнуется.

Сначала спрашивает, почему не отвечаю, потом начинает извиняться за фотографию. Он пишет словами, но мне кажется, что его крик слышен даже сейчас, спустя сутки, и даже через экран. Потом пишет, что «Она» (теперь называет Вику только так) не дает ему видеться с сыном, что его прессуют на работе, что тесть уже дважды звонил с угрозами, если он не перестанет пытаться выйти на контакт с Пашей.

И при всем этом - Вика все так же отказывается подавать на развод. Последние сообщения - одна беспросветная тоска.

Я хорошо «слышу» его крик о помощи в словах, что ему не хочется просыпаться утром, что он не представляет, как жить дальше и что кроме меня ему больше не с кем поговорить.

Мне стыдно, что из-за какой-то дурацкой фотографии я отодвинулась от человека, который в любую минуту может...

Внутри неприятно царапают притуплённые лекарством эмоции.

Это не больно, потому что больше похоже на попытку нарезать хлеб ножом в пластиковом чехле: чувствуется, неприятно беспокоит, но не может причинить вред.

Я: 

Прости, у меня вчера был загруженный день

Я: 

Не обращай внимания на Вику она просто злится. Ты же знаешь, что у нее тот еще характер

На самом деле после того, что она сделала, я считаю свою бывшую подругу редкостной сукой и тварью, но мне не хочется говорить об этом Вадику. Ему не нужны агрессивные эмоции.

Он отвечает почти сразу.

В: 

Помирилась с бывшим?

Я: 

Он мой муж

В: 

Уже не разводитесь?

Я: 

Не хочу обсуждать это с тобой

Вадик любит меня.

Он сказал это уже несколько раз, постоянно извиняясь, что тревожит своими чувствами и говорит об этом не потому что хочет добиться чего-то в ответ, а чтобы не держать в себе, потому что не знает, как справляться с эмоциями.

И я не знаю, что говорить в ответ.

Потому что ни разу, ни единым словом или поступком не дала повод думать, что могу ответить взаимностью. И дело совсем не в том, что теперь в моей жизни есть другой мужчина. Вадик был другом задолго до появления Антона, и я никогда не видела в нем кого-то большего.

В: 

Ты спросила его?

Это он о фотографии.

Я: 

Нет. И не буду спрашивать, потому что доверяю

В: 

Очень напрасно. Самые близкие обманывают нас чаще всего

Я: 

Да. и я обманула его первой. Закроем тему

В: 

Он сейчас с тобой?

Я не успеваю ответить - и не успеваю подумать, хочу ли отвечать - потому что в дверях кухни появляется мой сонный майор.

Что-то тает во мне: мгновенно и безудержно.

Губы растягиваются в улыбку.

— Доброе утро, - сонно бормочет он, идя ко мне босиком. Обнимает одной рукой, прижимает бердами к столу и немного морщится, хватая с тарелки еще толком не остывшую вафлю. - Я еще не проснулся, если что.

— К ним есть кленовый сироп, - посмеиваюсь я, - и шоколадная паста с фундуком.

Антон качает головой, как будто я в чем-то провинилась и мне сразу становится неуютно.

Может быть, Вадик прав, и мне нужно спросить, почему они с Викой...

— Не нужно пытаться быть идеальной хозяйкой с обложки, малыш. - Антон упирается подбородком мне в макушку, медленно жует, и я снова счастлива. - Я бы съел и лапшу из пакетика, подумаешь.

— Мне совсем не сложно, сонный мужчина. Я хочу о тебе заботиться.

На самом деле во мне так много всего, что хочу делать с ним и для него, что становится немного страшно. Целый месяц я притупляла эти чувства, отгораживалась от потребностей, готовилась к шторму под названием «развод». И в какой-то момент даже начало казаться, что у меня это неплохо получается. А сейчас, спустя всего сутки, мне как воздух нужна та моя идеальная жизнь, в которой у нас будут вот такие завтраки, дни с письмами друг другу, вечера перед телевизором или просто... Да что угодно. Я хочу с ним все. Даже то, чего никогда раньше не делала.