— любовь прошла. - Марина снова дергает себя за рыжую прядь. - И не помогло никакое обновление системы. Потому что такие, как вы - просто потребители: взял, попользовался, стало слишком сложно - пинком под зад и за другой. Вас уже не переделать.

Марина, шатаясь, поднимается.

С тоской вливает - буквально - в рот остатки вина на дне бокала, и на этот раз даже бровью не ведет, словно там была подкрашенная минералка.

— Ты не такое говно, как Михаил Иванович, - пожимает плечами, а мне хочется прямо от души раскланяться за такую, блядь, царскую похвалу!

Когда она уходит, я снова и снова прокручиваю в голове весь этот «монолог разведенки».

Понятное дело, что говорил в ней алкоголь. Но в большей степени обида на мужика, которого я сам от всей души считаю мудаком.

Но.

Блин

Ведь правда. Очень многое - правда. Я не славный и хороший парень. Я не умею нянчиться с замороченными девушками и у меня не хватало терпения на куда меньше фокусы, чем иногда творит Очкарик. Что будет... если первый романтический флер наших отношений пройдет - и у меня перестанут работать тормоза? Сорвусь, когда буду нужен, не поддержу, когда начнет плакать. С горячей головы наговорю всякой обидной херни.

А она потом... Хорошо, если просто в угол А если?..

Глава тринадцатая: Йен

Когда до Нового года остается ровно десять дней, мне звонит мама.

Обычно мы на связи дважды в день - утром и вечером, но сегодня она нарушает правило и перезванивает в обед, заставая меня в самом разгаре творческого процесса. Мой отважный ироничный демон как раз надирает задницы посланным по его душу наемным убийцам, делает пафосный кувырок, финт, парирует вторым клинком и...

Я тянусь к телефону, чтобы отключиться и закончить сцену, но вовремя спохватываюсь.

Это мама. Она волнуется даже если я не беру трубку после пятого гудка.

Прикладываю телефон к уху, зажимаю его плечом и, продолжая набирать текст - с жуткими опечатками, но хотя бы без потери смысла, отвечаю:

— Приветик, мам. Что-то случилось?

— Ты как будто не рада, что я звоню, - обижается она, потому что голос у меня не то, чтобы очень радостный.

Мысленно напоминаю себе, что я должна родителям собственную жизнь... трижды, и никакая сцена или даже целая книга не стоят того, чтобы отвечать на их заботу черной неблагодарностью. Сохраняю документ и закрываю крышку ноутбука. Кстати, самое время сделать себе капучино и доесть рисовую запеканку по новому рецепту. С третьего раза она получилась просто волшебная: пушистая и сливочная.

Антону понравится.

Я сую ноги в домашние теплые тапки и топаю на кухню.

— Бабушка хочет, чтобы мы отпраздновали ее юбилей и новый год всей семьей, -говорит мама, как мне кажется, слишком напряженно.

День рождения бабушки - тридцатого декабря. Вот такой она у нас, тот еще Подарочек под елку. И каждый год зимние праздники у Воскресенских начинаются именно с распечатывая ее «днюхи». А уже потом Новый год, Рождество и Старый Новый год.

— Мам, мы же всегда отмечаем. - Пока кофемашина «моргает» красным, заливаю воду в резервуар и ставлю одну из нужных капсул. - Что не так?

— Ты в Москве, - напоминает она после небольшой заминки.

Вообще-то я как раз собиралась приехать двадцать пятого и даже взяла билет на самолет, но еще никому этого не говорила.

После отъезда Антона я держусь.

Каждый раз, когда рука тянется к шкафчику с лекарствами, вспоминаю осуждающий взгляд моего майора и его слова о доверии. Какой же я буду женой, если не смогу справиться хотя бы с чем-то?

— Мам? - Оформляю слово выразительной вопросительной интонацией. - В чем проблема?

— Бабушка хочет провести праздники... - Мама вздыхает. - У вас с Антоном.

— У нас с Антоном, - просто на автопилоте повторяю я, чтобы убедиться, что все это - не плод моего воображения.

— Она уже пригласила тетю Машу и Сергея, и Олю, и еще...

— У нас с Антоном не получится, - говорю сразу, чтобы пресечь этот поток. У нас большая родня, я и без перечня прекрасно это помню. И хоть вот так, все вместе, мы собираемся только раз в год, мне хватает этих трех-четырех дней, чтобы «налюбиться» их на год вперед.

— Почему? - Мама не давит, она просто спрашивает.

— Потому что у него не такой большой дом и потому что...

Я не знаю, как сказать

У нашей семьи есть традиции и я, какой бы сопливой ни была, очень их уважаю. Для меня семья - это не просто общая кровь у группы людей. Семья - это богатство. Куда более важное, чем счет в банке.

Но Антон ко всему этому может относится совсем иначе.

Тем более - после «близкого знакомства». И хоть теперь между нами и Сергеевыми все очень натянуто, я понятия не имею, как сказать Антону, что моя бабушка хочет провести с нами Новый год.

— Бабушка просто хочет красиво ввести твоего мужа в семью, - говорит мама, как будто я попросила найти мне парочку аргументов.

— Мам... мы не... Господи.

Ни в однушке, которую я снимаю, ни у Антона дома нет места, чтобы встретить и разместить десять человек.

— Йени... - Эта пауза. Я знаю, что мама тоже знает и понимает. Даже говорить не нужно. - Вы же можете переехать к тебе. Уверена, Антон поймет.

«Ко мне» - это не про съемную квартиру.

Это 

туда, 

где у меня два этажа, терраса и вид на Финский залив и «Газпром Арену».

Когда мы с Антоном решили пожениться - точнее, после того, как он сделал предложение, и я согласилась с полной головой счастливых единорогов - мы знали друг друга чуть больше двух недель. Мы не говорили о том, кто сколько зарабатывает, есть ли у кого-то из нас валютный счет и какая сумма там лежит, каким движимым и недвижимым имуществом владеет каждый из нас. Мы не касались никаких «шкурных» вопросов. Так получилось, что мы знали друг друга слишком мало, чтобы затрагивать деликатные материальные вопросы, но нам было просто хорошо рядом и этого оказалось достаточно для штампа в паспорте.

Я не сказала ему о том, что дочка того_самого Воскресенского - не последнее имя в известных кругах - потому что в нашей семье так принято. Мы никому не об этом не говорим. А потом просто... было уже не о том и не к тому.

Когда зашел разговор о «Порше» я даже не вспомнила о «виде на Финский залив». Тогда мне подсознательно хотелось сгладить все возможные острые углы, чтобы случайно не нанести нашим еле живым отношениям финальную смертельную рану.

Понятия не имею, как сказать Антону, что у меня есть, где жить. Кроме этой квартиры в столице. И не знаю, как он отреагирует, потому что имеет полное право посчитать мое молчание еще одним враньем.

— Йени? - взволнованно спрашивает в трубку мама. - Солнышко, ты тут?

Киваю несколько раз, только через мгновение понимая, что она не может этого видеть.

— Мам, ты знаешь, что я люблю бабулю и все наши семейные посиделки... Я еще не закончила, а она уже судорожно глотает вдох.

— Есть вещи, которые я не могу решить одна. Антон - мой муж. - Это -единственный светлый момент во всем этом разговоре, потому что слово «муж» ложится на плечи невидимым теплым пушистым пледом. Как будто он вот здесь, рядом, просто напоминает, что теперь у нас, пусть очень странная и хрупкая, но маленькая семья. - И если он будет против...

— Хорошо, солнышко, - с обреченностью соглашается мама. - Просто... наверное... это был бы хороший повод снова...

— Мам, спасибо, но мы разберемся сами.

Я никому не говорила, что после месяца полного взаимного молчания мы с Антоном случайно встретились и провели вместе чудесные выходные. Мне отчаянно хочется верить, что эта встреча стала новой отправной точкой, границей, за которой мы оставили все старое и ненужное, обиды и недомолвки, чтобы дальше попытаться быть вместе как нормальная пара.

Если бы не этот проклятый «вид на финский залив».

— Я люблю тебя, солнышко. - с теплом в голосе говорит мама. - Мы с папой очень скучаем по тебе.