Я - жена вот этого густо поседевшего мужчины с татуировками, жизнь рядом с которым похожа на танго на минном поле: непонятно, где и когда рванет, и почему взрывается на пустом месте, а там, где мины по три штуки в ряд - абсолютно безопасно.

— Малыш, ты уже поговорила с мамой насчет твоей родни? - Антон и не думает прикрываться. Лежит и как нечего делать медленно почесывает живот.

Он у него совершенно обычный, не как с обложки: небольшая дорожка волос, никакой тебе рельефной «стиральной доски», но и без лишнего жира. Обычный, блин, человеческий живот живого мужчины. Никогда не думала, что в итоге именно вот так - просто, обычно и приземленно, будет для меня гипер-сексуально.

До такой степени, что я вместо ответа продолжаю пялиться на его вытянутый пупок.

— Писательница, ты о чем думаешь, мммм?

Он просто поворачивает голову - не делает вообще ничего.

Но этот хитрый прищур карих глаз с тонкими лучиками морщин и колючие иголки мокрых волос на лбу, и щетина, от воспоминания о которой у меня склеиваются колени...

И это его фирменное «мммм», похожее на кошачье мурлыканье.

Может, к черту елку и мишуру, и весь остальной список? Останемся дома и будем валяться в кровати, много-много целоваться, обнимать друг друга, смотреть Звездные войны с самой первой трилогии. И снова, как тогда, притянемся двумя магнитами?

— Я думаю... - Откашливаюсь в кулак и тут же прижимаю к губам чашку, чтобы сделать глоток, пока язык окончательно не зацементировался у нёба. - Если мы сегодня не купим елку, то будем вешать игрушки на забор.

Антон с серьезным видом кивает, подмигивает и, когда мне начинает казаться, что вот сейчас он точно попытается завалить меня на спину и плевать ему на разлитый на белые простыни кофе, он бодро вскакивает на ноги.

Уже без полотенца.

Спиной ко мне.

Я забыла, как это - очень хотеть мужчину. Пришлось это сделать, чтобы как-то пережить мои месяцы вынужденного заточения и попыток разобраться в себе, чтобы стать хоть немножко более «нормальной» и пригодной для семейной жизни после всего, что случилось.

Поэтому сейчас чувствую себя какой-то болезненно обнаженной под его взглядом в зеркале, пока Антон быстро одевается. На мне пижама а-ля непробиваемый кокон, одеяло сверху и довольно печальный вид с заплаканными глазами, но мой мужчина словно видит меня насквозь - через эти слои ткани и невидимые стены моего внутреннего замка. Видит - и прекрасно понимает, как на меня действует.

Может, мне нужна эта игра?

Может, мне нужен взрыв?

— Тебе полчаса на сборы, - уже деловым тоном командует Антон, поправляя воротник модной толстовки. Снова похож на мальчишку во всех этих потертостях, рваных принтах, шнурках и молниях. - Если очень голодная, то можно быстро позавтракать, но я бы лучше сходил в «Бифзавод». Ты должна попробовать тартар с трюфельным маслом.

— Тартар - это вроде сырое мясо? - отвечаю неуверенно, потому что не хочу обижать его восторженный вид своим не очень горячим желанием пихать в рот сырую говядину. Даже если она специально обработана и абсолютно безопасна.

— Сырое, красное и очень вкусное мясо, Очкарик. И ты его попробуешь. Я же обещал тебе ванильную романтичную хрень - вот, не жалуйся.

Я откидываю одеяло, спускаю ноги на пол, и Антон приподнимает бровь, глядя на мои толстые носки.

Краснею, кажется, снова вся и мгновенно, словно полили свекольным соком.

Несколько раз пытаюсь то поднять ноги и снова спрятать под одеяло, то опустить, а потом просто сдаюсь, потому что мой майор уже все равно громко хохочет.

— Да, - немного дуюсь, - у меня очень мерзнут ноги. Особенно пятки. Поэтому зимой и иногда осенью, и даже весной я сплю в толстых носках. Извини, что только что убила всю свою сексуальность.

— Это не очень похоже на носки, - пытается подавить смех Антон. - Это явно где-то на грани с валенками.

Верчу ногами так и эдак, вздыхаю и согласно киваю: да, что есть, то есть. Я купила несколько пар года три назад на ярмарке, и теперь, как только попадаются - беру еще, чтобы был железный запас даже на случай ядерной войны. Сверху они вязанные в красно-бело-синюю «елочку», а внутри - толстая подложка из начеса овечьей шерсти.

— Я всегда в таких дома сплю, - пытаюсь подавить смущение. - Потому что тепло и уютно, и даже если ногу из-под одеяла выставить - не холодно.

— Очкарик? - Антон смотрит на меня, наверное, целую длинную минуту, и я начинаю непроизвольно ерзать пятой точкой по простыне. - Ты и так дома. И мне по фигу, что тебе кажется, что что-то уютное и удобное может выглядеть не сексуально. Достаточно того, что я точно знаю, как ты выглядишь без всего этого. Хоть, конечно, ты настоящая капуста, блин.

Хорошо, что он уходит и не видит, как я - да когда же это кончится! - снова начинаю икать. 

— Это по-твоему елка? - Антон вопросительно смотрит на маленькое деревце, чуть выше колен, посаженое в простенький горшок. - Чем мы ее украсим? Двумя носовыми платками?

— Зато живое, и потом посадим его за домом, - пританцовываю вокруг ёлочки, словно туземец вокруг закл и нательного костра.

— Хорошая елка, молодой человек, - влезает продавщица, но под строгим взглядом моего мужа быстро переключает внимание на других покупателей.

— Очкарик, признавайся. - Антон скептически разглядывает облезлые веточки не то, чтобы свежего зеленого цвета. - Ты нарочно выбрала самую поганую?

Он знает меня лучше, чем я знаю сама себя.

От этого так тепло на душе, что весь сегодняшний день - и без того домашний, уютный и полностью наш - становится абсолютно идеальным.

— Если мы ее не купим, Антон, ее не купит никто. А дерево же не виновато, что оно не такое красивое и просто не успело вырасти. Какая разница, в конце концов, на чем будут висеть игрушки?

— Ага, на заборе, - кривится мой вездесущий скептик и тянется за кошельком. -Поверить не могу, что ведусь на эту ванильную хрень, женщина. Ты мне должна минет, имей ввиду. А будешь так провокационно краснеть - два минета. Подряд.

— Я вышла замуж за сексуально озабоченного монстра, - делаю вид, что ворчу.

Но мне так хорошо... Просто хорошо. Везде, даже, кажется, в ушных раковинах, как бы глупо и нелепо это не звучало.

— Ты вышла замуж за меня. - Антон берет в охапку деревце, которое нам на всякий случай завернули в бумагу и специальную сетку. - Это хуже.

— Не порти мне иллюзии медового месяца, невыносимый ты мужчина!

— Какой медовый месяц, женщина? Уже давно начались трудовыебудни. Мы переглядываемся.

Пытаемся сдержать смех и в унисон повторяем эти два слово - как одно, без пауз.

— Учти, Очкарик, - Антон отодвигает ёлочку так, чтобы она не встревала между нами, как строгая маменька со свечой, - выебудни мне просто пиздец, как нужны.

Я собираюсь сказать, что мне бы тоже не помешала парочка, но кто-то зовет меня по имени, и мне приходится взять паузу, чтобы понять - кто и откуда.

Антон кивает мне за спину.

Поворачиваюсь - и замечаю идущего к нам Вадика.

Выглядит он не очень: с темными кругами под глазами, щетиной, которой у него в жизни не было, немного заросшей прической, хоть одет как всегда аккуратно.

— Привет, - здоровается он. Когда протягивает Антону ладонь, смотрит на меня, как приклеенный. - Так и знал, что увижу тебя здесь. Еще бы Йени и не купила живую елку. Спорим, потом будут шары под покраску и сумасшедшие лекала для снежинок из салфеток?

Я натянуто улыбаюсь, потому что это звучит так, словно он нарочно пытается показать, как много обо мне знает.

— А еще разрисованные окна, - довольно сухо продолжает «список» мой майор. Вадим бросает взгляд в его сторону - и снова на меня.

Это слишком «громкий» игнор. Показательное «ты никто и тебя здесь нет».

Я прекрасно знаю этот взгляд

Очень часто он смотрел так на Сашу, еще когда мы с моим бывшим пытались строить отношения.