«Троглодит» поднимает голову, зевает, удобно устроившись в автокресле.

Асе в него еще не скоро, но на всякий случай поставили - и теперь там катается Добби.

Не уверена, что потом отдаст его без боя.

— Наш кот, мужчина, всем своим видом дал понять, что, если бы не его голубая кровь и исключительное воспитание, он бы сделал свои кошачьи дела тебе в тапки.

Антон ухмыляется, подмигивает нам с дочкой и заводит мотор.

Сегодня - еще один важный день.

Мы едем «принимать» наш новый дом.

Мне. наверное, всегда будет очень стыдно за то, что Антону пришлось заниматься домом самостоятельно. И хоть, конечно, я не тянула его за язык и не требовала переезжать на новое место, более подходящее для нашей семьи, все равно получилась невольной виновницей этого.

То есть теперь уже мы обе - я и Ася, которая до сих пор «тонет» в нарядах, которые я успела ей накупить.

Мне хотелось быть рядом с ним, помогать решать какие-то сложности, поддерживать, помогать всем, чем могу. А вся помощь свелась к тому, что я просто тихонько сидела рядом и помогала ему выдохнуть после очередного тяжелого разговора с подрядчиком, который хоть и был «выписан по рекомендации», все равно пытался переиграть в свою сторону.

Ну и кое-что предложила по дизайну.

А Антон до сих пор загадочно отмалчивается, когда интересуюсь, что именно он оставил, а что вычеркнул с грифом «очередная глупость».

Уже на подъезде к дому замечаю, как тут все изменилось с момента моего последнего визита, хоть прошло всего несколько месяцев.

Первой бросается в глаза темно-красная крыша из черепицы.

Высокий каменный забор с коваными решетками.

Черные ворота с коваными позолоченными розами.

Выглядит настолько... красиво, но не пафосно, что даже не верится.

— Это точно наш дом? - переспрашиваю на всякий случай, даже если ошибка исключена.

Антон выбрал участок в относительном отдалении от других, это большая территория, где мы точно сможем наслаждаться тишиной и одиночеством. Невозможно что-то спутать, ближайший к нас соседский дом мы проехали пять минут назад.

Мой майор снова ухмыляется, притормаживает перед воротами, сигналит, и я замечаю камеру слежения справа.

— Просто решил позаботиться о безопасности жены и дочки, - поясняет он. - Чтобы волноваться чуть-чуть меньше, когда буду оставлять вас на Троглодита.

Кот снова поднимает ушастую голову, но выглядит вполне довольным.

Он у нас вообще не обидчивый. И какой-то гиперласковый, потому что ни разу за все время не попытался укусить или выпустить когти.

Когда ворота разъезжаются в разные стороны, и мы заезжаем во двор, где-то в голове громко и радостно хлопает в ладоши маленькая девчонка, которой всегда хотелось собственный замок, принца и сказку.

Почему-то страшно выходить.

Вдруг проснусь?

Но все-таки принимаю руку мужа и потихоньку спускаю ноги на коричневую тротуарную плитку.

— Осматривайся, я тут переговорю.

Осматривайся - это очень хорошо.

Для начала бы выдохнуть, потихоньку ущипнуть себя за локоть, чтобы убедиться в реальности происходящего.

Если бы в тот день, когда Антон привез меня сюда первый раз, кто-то сказал, что скоро здесь будет стоять большой дом в три этажа с выходом к речке, прозрачной пристройкой, похожей на зимний сад, дорожками и проектом пруда в окружении маленького сада. Вернее, садом это станет еще не скоро, но уже сейчас понятно, что Антон хоть и кривил нос и фыркал, но все равно слышал каждое мое слово.

Каждую глупую фантазию.

Даже то, что пруд хорошо бы обложить обычными крупными кусками серого гранита.

Это будет недорого, но красиво и без пафоса. И впишется в атмосферу. Гора таких камней лежит чуть в стороне - до них еще дойдет очередь.

Как когда-то сказал мой муж: «Частный дом - это геморрой, но его можно терпеть за возможность выходить утром голым на балкон и пить кофе на крыльце в два часа ночи, слушая, как шумит трава».

Ася ворочается в слинге, но все равно не просыпается. Только удобнее утраивает щеку и свешивает на бок губы. Достаю телефон и делаю фото, которое отправляю сразу обеим бабушкам.

А заодно придумываю план, как нам, наконец, собрать в кулак всю нашу очень непростую семью.

У Очкарика на лице написано, что она счастлива.

Пока я заканчивал скрупулезную проверку и подписывал акты готовности, она бродила вокруг, заглядывала в каждое окно, осторожно, как будто они из карамели, трогала деревянную отделку стен.

И когда думала, что ее никто не видит показывала на все пальцем и рассказывала Асе, что это и как называется.

И улыбалась.

Так широко и счастливо, что я просто забил болт на здоровенный кредит, в который влез ради всего этого. Можно было проще, скромнее, меньше, дешевле. Можно было сократить расходы вдвое.

Можно было вообще не мудохаться с отделкой двора хотя бы до следующего года.

Я бы никогда не затеял все это ради женщины, с которой не хотел бы прожить всю жизнь.

Хоть, когда заложили фундамент, я не до конца осознавал, насколько она мне дорога.

Насколько сильно изменилась моя жизнь рядом с ней.

Когда уезжают последние работники, уже вечереет. Йени сидит в плетеном кресле на крыльце, одной рукой прижимая к себе Асю, а другой поглаживая между ушами наше белое чудовище.

Такая милая и трогательная в этот момент.

Хоть до сих пор очень бледная и с кругами под глазами.

Она оберегает дочь как коршун.

Никогда не жалуется на усталость, никогда не говорит что ее все достало.

Никогда не просит меня пойти к дочке, когда Ася устраивает пусть и редкие, но ночные капризы.

И всегда, когда наши взгляды встречаются, находит для меня улыбку. Иногда сонную, иногда веселую, иногда уставшую. Но всегда искреннюю. Не могу удержаться, чтобы не сфотографировать ее.

В последнее время стал каким-то адовым любителем собирать вот такие кадры: со стороны, без позирования.

Очкарик замечает вспышку камеры, вздыхает, качает головой и поправляет волосы.

Подхожу и плюхаюсь рядом на ступеньки. Тут уже ждет термос с порцией моего любимого иван-чая: моя маленькая хозяйка позаботилась обо всем. До сих пор не понимаю, как все эти бесконечные мелочи умещаются в ее голове. Как будто я постоянно в ее мыслях, и все, что она делает - делает с оглядкой на меня. А теперь еще и Асю. И даже кота.

— Зачем ты меня фотографируешь, когда я похожа на страшилу? - Она не обижается, но с этого лица на меня с укором смотрит каждая веснушка. - Будешь потом смотреть, поймешь, какая я не сексуальная и вообще...

Я бы сказал ей, что я буду делать, когда буду смотреть на нее, скажем, ночами в командировках, но как-то, блин, стыдно при дочери.

Смеюсь, подвигаюсь ближе, чтобы опереться спиной о ее колени, немного откидываю голову. Кот тут же начинает мурлыкать.

Пальцы Очкарика мягко чешут мой затылок.

Там, где нужно.

Так, как нужно.

Или это просто я уже зависим от всего, что она делает, и тупо кайфую?

— Давай позовем родителей и устроим выходные наведения порядков? - вдруг предлагает моя писательница. - Нам тут не помешают несколько пар рук.

Хорошо, что я сижу спиной - и она не видит мою выразительную реакцию.

Случившееся, конечно, приструнило наших мам, но я совсем не уверен, что пришло время попытаться свести их на одно территории больше, чем на пару часов.

— Очкарик, это не очень хорошая идея.

— Я знаю, мужчина, но нашим бабушкам пора мириться. Тем более, помощь тут и правда не помешает.

На самом деле, она права.

Дом мы приняли, в нем даже наведен небольшой порядок, и я привез сюда даже кое-какую мебель со своей холостяцкой квартиры, чтобы можно было переночевать и нормально позавтракать. Но нужно еще дохренища всего сделать, и без женских рук никак. Как и без мужских.

А еще я помню, как много для моего очкарика значит семья.