Улыбается. А у меня ощущение, что вот-вот заревет.

Но нет, в глазах ни намека на слезы.

— Мне хорошо рядом с тобой. Я не буду делать вид, что независимая, сильная, крутая женщина. Ну, очевидно же, что это не так. - Разводит руками, как будто я недостаточно видел ее с разных сторон и мне нужно еще одно доказательство. - И мы можем быть просто... партнерами, как и планировали. Я буду заботиться о тебе, а ты - оберегать меня. Иногда девочкам нужна... крепкая спина. Даже просто чтобы смотреть оттуда страшный фильм.

И снова улыбка. Прямо вот от уха до уха.

Аж тошно чего-то

— Только... пожалуйста... - Йени переплетает пальцы, сжимает ладони, и я про себя от души ругаюсь матом, потому что поверх бинтов проступает красное пятно крови. - Я не хочу ничего знать о тех, с кем ты... проводишь время... Пожалуйста. Если тебе не сложно. Просто... ничего не хочу знать. Я не буду лезть в твое личное. Никаких упреков.

— Ну заебись вообще, - я и сам не знаю, иронизирую или язвлю, или меня просто бомбит непонятно от чего. - Идеальные отношения, малыш.

Она кивает так сильно и категорично, что я на мгновение искренне переживаю, как бы не сломала шею. Но она вовремя останавливается, поправляет волосы и с очередной убийственно-искренней улыбкой ставит жирную точку в своем монологе:

— Мы договорились не усложнять и не портить «нас» лишними чувствами, так что -никаких больше глупостей. Я не хочу потерять наши отношения из-за своей импульсивности. Ты... дорог мне. Как самый близкий... друг.

Друг.

Я повторяю это снова и снова, и снова.

И все как-то... блядь, ну, идеально.

Хули там, мне только что предложили полный комфорт и право «налево» взамен на то, что я делал бы и просто так.

Ну и чего молчишь-думаешь, Антошка?

Партнеры и друзья - как под заказ, завернуто в красивую упаковку с бантом. Может быть, она права? Так будет проще нам обоим. Раньше ведь получалось?

— Говорят, такие браки самые крепкие, - лыблюсь в ответ. - Спасибо, что разложила все по полочкам, женщина.

— Так мы... не разводимся? - как будто боится заранее радоваться, настороженно уточняет Очкарик.

— С какого это мы должны разводиться? - Усмехаюсь. - Сама же сказала, что мне нравится, как ты готовишь.

Только после этих слов моя писательница с облегчением выдыхает.

Как вслепую перешла минное поле. Подходит ко мне.

Приподнимается на цыпочки, кладет руки на плечи.

Прижимается губами к щеке и смешно фыркает, потому что случайно трется носом об щетину.

— Больше никаких косяков, мужчина, обещаю. - Делает шаг назади и в знак клятвы демонстрирует скрещенные пальцы. Выглядит абсолютно счастливой. Довольной. Получившей именно то, что хотела. - Давай завтракать? Я голодная. Слона бы съела.

Пока я принимаю душ, наспех привожу в порядок щетину и переодеваюсь, дом снова наполняется вкусными ароматами. Чувствую себя человечком из комикса, которого ведет за нос призрачная рука. Прямиком на кухню, где уже все готово - и Очкарик как раз достает из кофемашины чашку с кофе.

— У тебя в холодильнике просто целый Клондайк, - говорит восторженно, усаживаясь напротив.

— У нас, - поправляю ее, пытаясь заставить себя проглотить хоть кусок.

Все аппетитно, у меня реально живот сводит от голода, но есть я просто не могу.

— Там... баранина? - осторожно интересуется Йени, кивая себе за спину.

Она тоже вряд ли съест хоть что-нибудь, поэтому мы оба сидим за полным столом с полными же тарелками и ограничиваемся каждый своим утренним сортом кофеина: у нее какая-то молочная хрень, у меня - ристретто. Такой крепкий, что мозги сводит где-то между бровями, как будто на жаре с размаху глотнул очень холодной воды.

Я ведь ждал ее.

Доходит почему-то вот сейчас, когда у нас снова наше привычное почти_спокойное утро.

Купил целую чертову ногу молодого барашка. Расхерачил себе весь мозг, но все-таки нашел место, где мне под заказ привезли мраморные стейки-вагю[1]. Приволок ящик безалкогольного полусладкого шампанского и сладкий Мартини «Бианко», потому что она не любит «сухой» алкоголь, всегда смешно фыркает и икает со слезами мужества на глазах. И сам засолил тушу форели. И еще красную и черную икру. Потому что у меня болезненная жена, которую нужно пичкать витаминами всеми возможными способами.

И даже подарок ей приготовил на Новый год.

Сопливый до ужаса. Зубы ломит, как подумаю.

Но когда пару недель назад высшее руководство озвучило график командировок на январь и февраль, стало понятно, что Очкарику понадобится напарник, чтобы коротать долгие зимние вечера.

Ну и... в общем...

— Антон?

Я отставляю чашку, немного с запозданием понимая, что все это время моя писательница что-то усердно пыталась вложить мне в голову.

— Прости, малыш, задумался.

До сих пор не могу поверить, что не будет скандала, криков и разбитой об мою голову посуды.

И до сих пор погано от ее слов: «Не хочу ничего знать о тех, с кем ты проводишь

время...»

Я их заслужил.

Но она правда думает, что мы теперь будем вот так... каждый со своим «СПА» на стороне?

— Наверное, этот разговор не к месту... - Очкарик проводит пальцем по дужке ручки своей чашки, вздыхает, словно мысленно настраиваясь.

Выдаст очередную порцию херни?

— Говори уже. трусиха, - бросаю взгляд на часы, потом на снегопад за окном. Валит так, что, если опоздаю на работу, ни у кого язык не повернется устроить мне выговор.

И просто не хочу оставлять ее одну.

Может, поехать в больницу? Порез вроде не очень глубокий, но хер его знает.

— Дело в том, что... - Снова вздох. - У бабушки День рождения тридцатого. И у нашей семьи что-то вроде традиции: чья-то семья принимает всю родню на несколько дней. Начинаем с бабули, а потом уже елка, салют, шампанское.

— Я уже понял, что у вас семейные традиции как в Домострое, - говорю в ответ и, когда Очкарик делает круглые глаза, быстро уточняю: - Это шутка, малыш. Просто шутка. Мне нравится, как у вас все организовано.

Хотя, положа руку на сердце, я никогда не страдал от того, что в моей семье все праздники проходили в ультра-узком кругу: мать, отец, я. Все.

— Бабушка хотела бы... - Йени, наконец, собирает все недостающие силы и на одном дыхании выдает: - Она предложила в этом году провести встречу семьи у нас, чтобы познакомить тебя со всеми ветками семейного дерева Воскресенских. И еще... Их... довольно много. Так что, если ты согласишься, мы можем встретить Новый год... в моей квартире. Той, что принадлежит мне.

Она как будто признается в преступлении с отягощающими.

Даже жаль ее разочаровывать.

Я допиваю кофе, даю себе минуту на раздумья и встаю за еще одной порцией. После бессонной ночи и встряски башка заведется только после термоядерной дозы.

Пока кофемашина шипит и готовит вторую порцию, Йени терпеливо ждет мой ответ.

— Значит так, Богатенькая Буратинка, - говорю, поворачиваясь. Неаккуратно обжигаю губы горячим кофе, ругаюсь себе под нос и на мгновение лицо малышки расслабляется. - Ни в какой твоей квартире Новый год встречать мы не будем. И, прости, но мне на хер не нужен весь выводок твоей родни под бой курантов. Считай, что я мудак, не уважающий семейные ценности, но я с большим удовольствием проведу праздники в кругу другой семьи - нашей. Но в общем, ничего не имею против, если твоя бабушка приедет, скажем, на Рождество. Можем провести его семьями: мои родители, твои родители, мы и бабушка.

Потому что бабуля мне правда понравилась.

Дай бог всем в ее годы так отжигать без намека на маразм.

[1] Вагю (японская корова) — общее название мясных пород коров, отличающихся генетической предрасположенностью к интенсивной мраморности и высокому содержанию ненасыщенных жиров. Мясо таких коров отличается высоким качеством и стоит очень дорого.

Я даже не пытаюсь скрыть вздох облегчения.