Тут же обругала себя размечтавшейся дурочкой и склонилась над столом, сопоставляя знакомые мне печатные символы с рукописными и их названиями, а потом покрывая бумагу закорючками. Почерк у меня — меня прежней, конечно же, — был профессиональным, без бутылки не разобрать. У Настеньки, судя по «росписи приданого», — бисерно-округлым, но читаемым. То, что получалось сейчас, могло бы напугать даже самого стойкого учителя начальных классов.

Я разогнулась, потрясла кистями, хихикнула, вспомнив почти забытое «мы писали, мы писали, наши пальчики устали».

Нет, так не пойдет. Я пытаюсь научиться, а по факту — заставляю себя переучиваться. Конечно, у меня ничего не получается. А надо просто вспомнить. Пусть не головой. Пусть на уровне нейронных связей — так же, как я «научилась» здесь читать.

Я отложила в сторону прописи, снова взяла перо, заставив себя расслабить пальцы, закрыла глаза. Перо заскрипело по бумаге. Есть! Завитушки, которые изобразила моя рука без участия разума, хоть и неуловимо отличались от оригинальной подписи, все же узнавались и не должны были породить лишних вопросов.

Воодушевившись, я исписала еще пару листов нравоучениями из прописей — в этот раз позволив рукам действовать почти без участия разума. Получилось неплохо.

Я отложила перо и поняла, что жутко хочу есть.

Вообще-то я никогда не принадлежала к «ордену ночных жриц», но волнение и пара часов кропотливой умственной работы пробудили во мне волчий аппетит. К тому же и свечка догорела. Надо сходить на кухню за новой, а заодно и поем. Хорошо, что Марья сегодня ночует в девичьей и я ее не разбужу.

Я не стала брать с собой огарок. Затушив свечу, добралась до двери кабинета почти на ощупь. Галерею, куда я вышла, заливал лунный свет, она отлично просматривалась, и выйдя в нее я почувствовала себя уверенной. Под ногами промелькнуло черное пятно, но прежде, чем я успела испугаться, Мотя потерся о мои ноги. Я погладила его, двинулась к кухне. Мотя зашагал передо мной. Я хихикнула.

«Только мы с котом в темноте вдвоем, — пропела я вполголоса, — только мы с котом на кухню идем…»

Вздрогнула, услышав, как открывается дверь.

— Анастасия? Вы не спите?

Я обернулась. В дверном проеме можно было разглядеть лишь силуэт, окаймленный теплым светом свечи из комнаты. Но мне и гадать не нужно было, кто это.

— Не сплю, — подтвердила я. — Аппетит разыгрался. Составите мне компанию, раз уж из-за меня лишились ужина?

— С удовольствием, — не стал жеманиться Виктор. — Только свечу возьму. Честно говоря, я как раз размышлял, не пробраться ли тишком на кухню. — Он обезоруживающе улыбнулся, и я, как девчонка, расплылась в ответной улыбке.

— Тишком не надо. — Я жестом предложила ему следовать за собой. — Полбеды, если Марья примет вас за домового, хуже, если я или Петр примем вас за грабителя. Да и у Дуни наверняка рука тяжелая.

— Да, учитывая, что ваши страхи оказались небеспочвенны, нарываться мне явно не стоит, — кивнул он.

— Вы действительно думаете на пришлых? — спросила я.

Виктор пристроил свечу на стол.

— Я не знаю, что и думать. Вы вооружились пистолетом задолго до появления тех мужиков. Так что явно не они бродили ночью по вашему дому.

— Не они, — согласилась я. — Тот был одет как барин.

Я потрогала чугунок на печи. Едва теплый.

— Погодите минуту, согрею вам. — Я потянулась снять со стены сковородку.

— Давайте я схожу за спиртовкой, чтобы вам не возиться с печью, — предложил муж. — Только дайте мне другую свечу, не хочу оставлять вас в полной темноте.

Я не стала говорить, что свечи заканчиваются, вытащила еще одну из шкафа. Прежде, чем я успела подпалить ее от фитиля горящей, Виктор вынул свечу из моих рук, щелкнул пальцами, и огонь загорелся.

Вот так-то, а я каждый вечер запаливала от огня в печи лучину, чтобы не возиться с кресалом и трутом. Если в этом мире и изобрели спички, до глубинки они еще не дошли.

Почему мне в голову не пришло попытаться использовать магию? Наверное, потому, что само существование магии с трудом умещалось в моем разуме, несмотря на десятки, а то и сотни прочитанных книг в жанре фэнтези. Книжная реальность — сама по себе, данная нам в ощущениях — сама по себе.

Мне еще, к слову, как-то надо осмыслить существование котика-дефибриллятора.

Мотя чихнул.

— Смешно ему, — буркнула я, когда за Виктором закрылась дверь. — Смотри, спячу окончательно и заберут меня в комнату с мягкими стенами, а тебя из дома выгонят.

Кот опять чихнул, потерся о мои ноги, но на руки проситься не стал. Уселся рядом с миской, уставился на нее.

Я хмыкнула.

— Нет уж, котам плов не полезен. Жирно и остро. Марья вон вообще считает, что я тебя балую, хватит с тебя и мышей.

Мотя продолжал гипнотизировать миску, словно не услышал меня. Я снова хмыкнула — и действительно, балую! — но все же достала из «холодильника» под окном отложенное для кота мясо, отрезала от него пару кусочков с орех.

— Ладно. Но остальное утром.

Интересно, ему в самом деле нужна еда или Мотя сознательно соответствует моим представлениям о нормальном коте? Наверное, я никогда этого не узнаю. Я посмотрела на кота, но он старательно ел, словно бы не услышал эту мою мысль. А может, и правда она была ему неинтересна.

Вернувшийся Виктор поставил на стол спиртовку.

— Вы его балуете, — мотнул он головой в сторону Моти.

— В этом вы с Марьей единодушны, — сказала я, доставая из посудного шкафа небольшую медную кастрюльку.

Сковородки в доме все как на подбор были чугунные, с толстым дном. Отличные сковородки, вот только поди прогрей такую чугунину на спиртовке, даже если она немного отличается от тех, к которым я привыкла. Металлическая, с толстым фитилем, заключенным в металлическую же трубочку с отверстиями. Видимо, чтобы площадь горения была больше, а значит, и интенсивность пламени выше. Но вряд ли от этих ухищрений было много толку, на самом деле.

— Удивительно, что в чем-то мы с Марьей единодушны, — хмыкнул Виктор.

— Как вы предпочитаете греть плов? — спросила я. — Просто так или с водой?

Виктор озадаченно уставился на меня.

— Не имею представления. Мои кулинарные способности ограничиваются отварными яйцами и толокном, разведенным кипятком. Да, еще могу поджарить колбасу. Или мясо на охоте, но это другое.

— На охоте — в самом деле другое, — улыбнулась я в ответ на такое признание.

Хотя, действительно, зачем бы барину уметь готовить?

— Вы предпочитаете, чтобы рисинки подсохли, стали как бы стеклянными? Или по возможности сохранить вкус? Совсем как свежий не получится, конечно. Еще раз простите, что испортила вам ужин.

— Не стоит. Делайте как себе.

Кивнув, я плеснула на дно кастрюльки пару ложек воды, поставила ее греться, накрыв крышкой. Поколебалась: стоит ли возвращаться к прерванному разговору и делиться своими подозрениями?

— Вы с Марьей сходитесь в том, что я нещадно балую кота. Но он это заслужил. Если бы Мотя сегодня не разбудил меня, парни бы погибли.

— Получается, кот избавил мою совесть от тяжкого груза, — сказал Виктор. — Кот и вы, потому что не стали медлить. Спасибо.

— Как будто у меня был выбор, — пожала я плечами.

Муж хмыкнул, похоже, собираясь рассказать, что я могла бы упасть в обморок или устроить истерику. Я не дала ему этой возможности.

— Мне не хватило открыть дверь, но я думала, будто ее просто перекосило. Однако и вы не сумели ее открыть. Не блокировала ли ее магия?

Виктор приподнял бровь.

— Вы ведете к тому, что мужики не владеют магией?

Я кивнула.

Муж едва заметно нахмурился, размышляя.

— Не разглядел, — сказал он наконец. — Хотя я особо и не разглядывал. Толкнулся и не стал тратить время на вторую попытку, ударил заклинанием. Поэтому не могу поручиться, будто магии не было.

— Но, как вы и сказали, мужики не могли бродить по дому. — продолжала я свою мысль. Зато тот, кто бродил, вполне мог воспользоваться тем, что все наверняка подумают на них. Вы говорите, злоумышленник хотел сделать так, чтобы все подумали, будто усадьба проклята, но мне все же это кажется слишком изощренным планом. Обиженные мужики скорее подожгли бы барский дом, чем людскую избу.