— Марья предостерегла меня. Сказала, что отходники возвращаются слишком рано и это подозрительно. И что их никто здесь не знает, а с чужими нужно быть осторожнее.

— Все же вы боялись, иначе бы отмахнулись от ее предостережений. И уверены в том, что вам не приснилось и не померещилось. Но не мог ли тот ночной визит действительно быть сном?

Я вздохнула.

— Как я могу доказать, что мне не приснилось? Свидетелей не было, само собой.

— Как и когда вы выстрелили в мужика. Или беседовали с Иваном.

— Ну извините, у меня нет возможности завести себе дуэнью, чтобы она следила за каждым моим шагом! — вскипела я. — А потом доносила вам!

— Я не хотел вас рассердить…

— Просто привыкли сомневаться в моих словах, — закончила я за него. — Я все меньше понимаю, зачем вы женились на мне. Притворщице и глупой врунишке, если верить вашим словам. И зачем вы снисходите до беседы с такой женщиной.

— Я уже сказал, зачем остался сейчас, не заставляйте повторять. А тогда… — Виктор помолчал. — Это казалось удобным. Глава дворянского совета должен быть человеком семейным. Вы обворожительны — на людях — и способны украсить любую гостиную. Мы соседи, могли бы объединить земли. К тому же ваша мать славилась как прекрасная хозяйка, и я надеялся, что вы многому у нее научились. Моя уже не молода и не может заниматься хозяйством, как прежде. — Виктор пожал плечами. — Хотел бы я знать, когда я ошибся — два года назад, ожидая от вас того, что вы мне дать не могли? Когда решил, что больше не желаю оставаться рядом с женщиной, которая меня раздражает и которую раздражаю я? Или сейчас, когда… — Он осекся. — Если вы помните, я был честен с вами, предлагая брак. Не клялся в любви, но обещал взаимовыгодный союз. Я свою часть сделки выполнил.

А я свою, видимо, нет. Но, если ты делал предложение такими же словами и таким же тоном, как рассказываешь теперь, неудивительно, что Настенька тебя не полюбила, а после смерти отца, похоже, и вовсе возненавидела. Купил себе жену-украшение, завалил драгоценностями и решил, что этого ей должно хватить для полного счастья! Как он тогда сказал? Снисходительность к капризам, модные шляпки и драгоценности — чего еще вам нужно?

— Что ж, простите, что разочаровала вас.

Я взяла из его рук вычищенный пистолет и потянулась к пороховнице. Виктор остановил меня, накрыв мою руку своей.

— Не заряжайте его. Мне будет очень неприятно знать что женщина, которой я обещал защиту, спит рядом с заряженным пистолетом. Ставить сигналки во дворе сегодня не стоит, раз там будут бродить сторожа, но уж охранку на дверь и окна вашей спальни я поставить в состоянии. Хотя я все равно не понимаю, неужели кто-то действительно разыскивает мифический клад?

— Отец в него верил.

— Не хочу говорить плохо о вашем отце, вы любили его. Но под конец жизни…

Под конец жизни у алкоголиков могут появляться самые разнообразные идеи. У нервной системы огромный запас прочности, но и ее нельзя травить бесконечно.

Я заколебалась. С одной стороны, я по-прежнему чувствовала себя ужасно глупо, возясь с пистолетами по два раза на дню. С другой… Могу ли я ему верить? Сейчас, когда Виктор говорил спокойно, не пытаясь меня поддеть, а словно бы жалея о несбывшемся, он казался искренним. Но кто знает, что у него на уме?

С другой стороны, хотел бы от меня избавиться радикально — не стал бы погреб заполнять или вон подтвердил бы версию доктора.

— А эта ваша «охранка»… безопасна для посторонних?

— Ее для того и ставят, чтобы как минимум оглушить посторонних.

— Тогда мне придется отказаться. Марья может зайти в мою спальню. Дуня. Не говоря уж о коте.

— Какие ж они посторонние? — Виктор улыбнулся. — Попросите у них по волосу, дайте свой и шерстинку кота. И заклинание их запомнит. Правда, только до утра. Если хотите, могу сделать так, чтобы оно даже меня не пустило.

— Хочу.

Лицо Виктора опять стало непроницаемым. А какого ответа он ждал после всего? И если он снова заговорит о супружеском долге, вылетит из дома, и плевать на последствия.

Но он только невесело усмехнулся.

— Давайте волос. У остальных обитателей дома я сам возьму.

— А волос непременно нужно живой? — полюбопытствовала я, оглаживая прическу.

— Не понял?

— Если каждый раз выдирать — этак облысеешь через полгода. Но в норме у человека выпадает до сотни волос в день. Такие сгодятся?

— Обычно я такие и беру, — успокоил меня муж. Снял с моей ладони волосинку, поднялся.

— Пойду поговорю с остальными и поглажу кота. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — откликнулась я. Вот может же вести себя как человек!

Он остановился в дверях.

— Кстати, а откуда вы знаете о сотне волосинок в день?

— Из дамских журналов, — улыбнулась я. Истинная правда, между прочим, только журналов моего мира. — Где призывали не беспокоиться, видя волоски на расческе.

Муж кивнул, явно удовлетворенный ответом. Ничего, в будуаре есть журналы на все случаи жизни, не будет же он их подряд перечитывать, проверяя меня!

Я уже разделась и юркнула под одеяло, когда пришел Мотя. Мне показалось, будто дверь не шелохнулась, пропуская его. Вот еще котов-призраков мне не хватало для полного счастья.

Мотя вспрыгнул на постель, продефилировал по мне от колена до подбородка, вдавливая каждую лапу так, словно хотел доказать: он отнюдь не призрак. Ткнулся носом мне в щеку, щекоча усами.

— Все-все, верю, — хихикнула я, спихивая его себе под бок.

Мотя потоптался и замер, внимательно глядя на дверь. Я посмотрела туда же. На дверном полотне свивались голубые узоры, похожие на те, что появляются на промерзших окнах. Интересно, магия тут у всех одинаковая — голубая, или цвет что-то означает? Но ведь спросить не у кого, а Мотя, даже если знает, не ответит.

Муркнув, он свернулся клубком рядом со мной.

— Котик-котик, что же ты за котик такой? — проворчала я, почесывая его за ухом. — Все видишь, все знаешь, помогаешь как можешь.

Мотя замурчал — куда там трактору.

— Не признаешься? — хмыкнула я.

Мурчание изменило тональность, и у меня мгновенно начали слипаться глаза.

— Вот же хитрюга! — Я зевнула и, кажется, провалилась в сон, будто выключателем щелкнули.

А утром у меня совершенно не было времени заниматься глупыми вопросами. Кот очевидно волшебный, и от него, кроме пользы, никакого вреда… ну если не считать того опрокинутого ведра с купоросом. А все остальное — мелочи.

Едва я, позавтракав, вышла во двор, меня поймал Михаил, тот, что был у парней за старшего.

— Анастасия Павловна, если барин в доме, так мы вам завтра не нужны будем?

— В теории… — Парень озадаченно глянул на меня, и я поспешно исправилась: — Как сторожа — нет. К тому же Виктор Александрович слышал о тех пятерых, что они будто бы ушли из уезда.

Парень сник. Я спросила:

— А Марья вам что обещала?

— Говорила, дня три. Но если на то ваша барская воля будет.

Выходит, конкретных обязательств у меня нет. Но работа есть. Правда, тяжелая, а парни несовершеннолетние еще по моим меркам, да и по местным, скорее всего, тоже, раз неженатые. Я уже слышала от Марьи и Дуни, что в деревне неженатый мужчина и за мужчину не считается. Так что женили их рано, да на девушках постарше, чтобы в доме не лишний рот, а рабочие руки появлялись.

Я еще раз оглядела «дитятко» на голову выше меня и раза в полтора тяжелее. Нет, не буду я себя чувствовать эксплуататором детского труда.

— Сторожа, получается, без надобности, но работа есть, если грязи не боитесь, — сказала я. — И заплатить готова не только едой.

Запоздало вспомнила, что следовало бы посоветоваться с Марьей, чтобы не получилось, как в прошлый раз. Но, с другой стороны, она сама этих парней и привела. Точнее, брат ее направил. Не будет же он собственной сестре пакостить?

— Какой же мужик грязи боится, — хмыкнул парень. — Из земли выходим, в нее и ложимся.