И только я успокоилась, как увидела, что Петр выволакивает из каретного сарая повозку, а Виктор выводит из конюшни мою лошадку, и вместе они начинают запрягать ее.

Руки зачесались взять кочергу, угрожая ею, отобрать у мужа упряжь и заявить, что если земли порознь, то и к лошадке пусть руки не протягивает, а топает домой пешком, увязая в снежном крошеве, в которое превратилась по теплу дорога.

Что-то ткнулось в мои лодыжки. Мотя, кто бы это еще мог быть. Кот затерся о мои ноги, громко мурлыча.

Я не выдержала, рассмеялась. Присела погладить его.

— Говоришь, нечего уподобляться?

Мотя поставил передние лапы мне на колени, заглядывая в лицо.

— Ах ты подлиза. — Я вспомнила еще кое-что. — И сводня.

Кот преданно смотрел мне в глаза не хуже собаки.

— И что ты в нем нашел, — покачала головой я. Выпрямилась. — Ладно, пойдем за лопатой.

Главное, этой лопатой не настучать кое-кому.

Все же есть своя прелесть в физической работе. Как бы я ни злилась на Виктора, помахав лопатой, успокоилась. Он — пусть и незваный, но все же гость в моем доме, и относиться я к нему буду как к гостю. Ожидая лишь, чтобы он соблюдал правила общежития, и ничего больше. Рано или поздно ему надоест и он уедет, а осенью мы окончательно друг от друга избавимся.

Я как раз закончила с деревьями и собиралась сходить в сарай за секатором, когда Марья нашла меня и погнала обедать. Парни сидели на лавке у дома, уплетая вчерашние пироги.

— Зашли бы вы в избу да поели по-человечески, — предложила я, но Михаил только отмахнулся.

— Неохота. Здесь хорошо, солнышко вон какое и птички. Да и засиживаться соблазна не будет, как зябко станет, так, значит, и пора вставать и снова работать. Быстрее закончим — быстрее деньги получим.

Я хотела было сказать, что надрываться тоже не стоит, но промолчала. Хорошо мне, барыне, советовать не надрываться. А для них эта пара змеек — деньги.

Для меня, к слову, тоже: средства таяли медленно, но неуклонно. Как и еда в погребе, что заполнил Виктор, но поскольку заполнил его он, то и требовать с него компенсацию за выпитое, съеденное и дрова было бы неправильно.

Легок на помине! Во двор въехал Виктор верхом, а следом — телега, укрытая полотном. На телеге, кроме кучера, сидели двое парней. Кучер и еще один были мне незнакомы, а третьим оказался белобрысый хам Иван.

А не сходить ли мне за кочергой?

Но прежде, чем я успела на что-то решиться, Виктор выскочил из повозки и подошел ко мне.

— Петр подвез меня домой и уехал за дровами. Обещал вернуться к вечеру. Я передал своему егерю, что ваши работники могут рубить дрова в лесу безвозмездно. Но, если вам вдруг понадобится строевой лес, я бы все же хотел, чтобы вы обратились ко мне.

И он думает, что на этом тема исчерпана?

Хотя для него она в самом деле исчерпана пару лет назад. Это я только сегодня узнала и не переварила. Но какой теперь смысл махать кулаками после драки?

— Хорошо, спасибо за дрова, — сказала я.

— Не за что. С моей стороны было бы очень некрасиво жить и столоваться у вас после того, как сам лишил вас содержания.

Неужели уже домой захотелось? Тогда что за телеги?

— Я привез продукты, — разрушил мои надежды Виктор. — Пожалуйста, откройте погреб или велите Марье открыть, и пользуйтесь ими на свое усмотрение.

— Спасибо, — не стала отказываться я. — Сейчас схожу за ключами.

— Анастасия, — остановил меня Виктор, прежде чем я успела отвернуться. — Я был бы очень вам благодарен, если бы вы согласились готовить для меня так же, как и для остальных домочадцев. — И торопливо добавил: — Согласитесь вы или нет, продукты в любом случае останутся в полном вашем распоряжении, а я обойдусь тем, что сварю сам на спиртовке, как когда вы болели.

А вот сейчас обидно было.

— Хорошо же вы обо мне думаете. Да, я не приглашала вас, но, раз уж впустила в дом, не буду же морить голодом! Тем более после того, как вы притащили мамонта.

— Мамонта?

— Говорят, в первобытные времена мужчины приносили к костру с охоты тушу мамонта, — пояснила я. — Не обращайте внимания, это глупости. Но все, что я говорила вчера насчет вашего слуги, остается в силе.

— Иван думает, будто вы его прокляли. Через пару дней после вашей встречи у него вскочил ячмень.

Я хотела глянуть на Ивана, но Виктор совершенно закрыл мне обзор. Не помогло даже то, что он стоял на ступеньку ниже меня, — все равно смотрел сверху вниз.

— Если бы я умела проклинать, после нашей последней встречи у вас как минимум чирей на языке бы вылез, — хмыкнула я. — А может, еще и на заднице, для симметрии, все равно вам на ней спокойно не сидится.

Виктор рассмеялся.

— Спасибо, что не на другом месте. — Он посерьезнел. — Мне извиниться еще раз?

— Зачем? Вы уже это сделали, я извинения приняла. Это вы простите, что напоминаю. Не остыла еще.

Он улыбнулся, и я против воли расплылась в ответной улыбке. Умеет же быть обаятельным, когда захочет.

— Ивана я привез сюда не для того, чтобы уговаривать вас передумать.

Виктор оглянулся, поманил парня. Тот подошел, понурился, стянув с головы шапку. Одно ухо покраснело и выглядело опухшим.

— Виноват, барыня, — пробубнил он. — Прощения прошу. Напраслину возвел и… Не гневайтесь.

— Вы можете наказать его на свое усмотрение.

Иван позеленел, видимо, вообразив себе еще десяток проклятий.

Я вздохнула. Что с убогого возьмешь?

— Ваш слуга, вы с ним и разбирайтесь. — я поколебалась. — Вы совсем никак не можете без него обойтись?

— Честно говоря, я к нему привык. Но, если вы настаиваете…

— Да ладно, пусть живет, лишь бы язык не распускал, — отмахнулась я.

— Я могу обойтись без слуги, но, думаю, парню будет легче носить воду, чем Дуне, да и кто-то должен ездить из имения в имение с грязным бельем. — Виктор покачал головой. — Я не поблагодарил вас вслух за свою одежду.

— Мне хватило письменной благодарности.

— Сделаю вид, будто поверил, — улыбнулся Виктор. — Значит, для моего слуги найдется место в людской?

— Найдется, — согласилась я. — Только у меня в доме есть несколько правил.

— Переобуваться в домашние туфли, это я понял. Я привез свои, а Иван ходит по дому в ливрее и полагающейся к ней обуви. Что-то еще?

— Мыть руки. После справления естественных надобностей…

Виктор кивнул, будто это было само собой разумеющееся. Хоть что-то объяснять не надо.

— Заходя с улицы в дом…

— Так вот для чего вы поставили рукомой в галерею!

— Именно затем. И заходя в кухню, чтобы поесть, взять еду для вас или поработать.

— Запомню.

Виктор обернулся на Ивана, и тот поклонился.

— Как прикажете, барыня.

— Что еще? — спросил муж.

— Соблюдать правила общежития, — брякнула я, не сумев сходу подобрать другую формулировку.

— Прошу прощения?

— Не портить друг другу жизнь и не мешать друг другу делать глупости.

Виктор рассмеялся:

— Это, пожалуй, будет самым трудным.

— Придется нам всем постараться. — Я тоже не сдержала улыбки.

Виктор подождал меня на крыльце, пока я бегала за ключами. Размашисто зашагал следом по двору. Кучер, Иван и третий парень, отвязали прикрывающее телегу полотно.

Я мысленно присвистнула. Да уж, действительно мамонт. Свиная туша и полутуша говядины. Несколько мешков, подписанные углем: пшеница, мука, гречка, мешок риса вполовину меньше обычного. Были тут и горшки с маслом, обвязанные пергаментом, и бутыль масла растительного, и кочаны капусты — краснокочанной, думала, такая здесь не водится, — и корзины с овощами.

С одной стороны — надо бы поблагодарить, что я и сделала совершенно искренне. Муки и круп у нас еще оставалось много, зато свежее мясо закончилось, да и запасы тушенки уменьшались с каждым днем. Риса и вовсе не было, и сейчас я уже предвкушала плов — настоящий, а не из перловки. Правда, правильного казана у меня не было, но был чугунок с толстыми стенками. А то взять котел, развести огонь в летней кухне да и сготовить на всех, включая работников?