— Спасибо за заботу, я подумаю, — прощебетала я. — Расскажите, что сейчас происходит в мире.
Может, узнаю что-то об этом самом мире, а то я даже не представляю, как называется соседний город и столица. Но, похоже, разговоры о политике за столом здесь были тоже неуместны, так что я услышала лишь, что государыня императрица — ага, значит, сейчас на престоле царица, а не царь — издала указ об учреждении в столице больницы для бедных и вдовьего дома.
Я сняла со спиртовки закипевший чайник, начала заваривать чай. Надо бы спросить у Марьи, не найдется ли у нее сушеного пустырника. Или хоть душицы заварить, душица точно есть. Хотя, может, в городе обнаружится что-нибудь? Что-нибудь кроме опиатов.
Я замерла, пораженная внезапным подозрением. Не могут ли моя нынешняя раздражительность и неспособность себя контролировать появиться из-за того, что Настенька, говоря современным языком, подсела на опий, содержащийся в местных успокоительных? Вот только этого мне не хватало!
Какие там признаки опиатной ломки? Насморк, слезотечение, боли в животе и диарея… Я мысленно выдохнула. Нет. Физически я чувствовала себя превосходно, а если когда мышцы и ломило — так от работы.
Поймала на себе озадаченный взгляд Виктора. О чем мы там говорили?
Ах да. Благотворительность и какую пользу она может принести обществу. Оказывается, Виктор размышлял о проекте подобной больницы в уезде. Но мало убедить дворянское собрание, нужно найти врача… это тоже дела, давайте лучше о новом романе Златоустова? Я радостно подхватила — ах, расскажите, это очень интересно, — и оставалось только слушать. Впрочем, слушать мужа действительно оказалось очень интересно. Мы и правда могли бы поладить — по крайней мере в том, что касается благотворительной больницы, мы мыслили одинаково, и я бы занялась ею. Но как сделать это, не вызвав новые вопросы, на которые у меня не было ответа?
За разговорами мы допили чай. Виктор отставил чашку, еще раз поблагодарив за поздний ужин, я встала, чтобы собрать и замочить посуду. Дуня утром вымоет, а сейчас мне слишком хотелось спать.
— Я был не прав, когда отказал вам в содержании. — Виктор тоже поднялся из-за стола.
Ага. Ужин закончился, теперь можно и о неприятном.
14
— Я выделю вам содержание. В конце концов, суд все равно назначил бы его при разводе.
Интересно, он специально выбирает выражения так, чтобы убить едва появившуюся тень признательности?
— Благодарю, не откажусь, — все же сказала я.
У гордости, конечно, вкус преотличный, но теперь я не одна, на моем попечении люди. Да, Марья справлялась, обеспечивая себя, да еще вечно пьяного Петра на себе тащила, а Дуня, если что, просто вернется к себе домой и скажет, мол, не жили хорошо — нечего и начинать. Но все же я чувствовала за них ответственность, как за свою семью. Деньги Виктора помогут нам протянуть до осени, когда можно будет продать яблоки и вишню. К тому же лучше продавать не просто яблоки и сухофрукты, которые делают все, а варенье, цукаты и пастилу — но сахар и посуду тоже придется покупать…
— И мое предложение съездить завтра в город все еще в силе. Как и предложение оплатить все, что вы захотите купить во время этой прогулки.
Почему-то эти слова развеселили меня.
— Вообще-то у меня очень богатая фантазия. Не боитесь?
Он улыбнулся.
— Поэтому я уточнил временные рамки. «Во время прогулки». Замахнуться на императорский летний дворец за один день не сумеете даже вы.
«Даже». Настенька, значит, транжира.
— Я с удовольствием съезжу в город и самым наглым образом поймаю вас на слове...
— Я не собираюсь отказываться от своих слов, — сухо сказал Виктор.
— Я в этом не сомневалась, — улыбнулась я, сглаживая неловкость. — Но давайте чуть позже. Пока у меня, как я уже сказала, слишком много дел.
— Я позабочусь о размере содержания. Вы сможете нанять работников.
— Но для этого тоже нужно время. И кто-то должен за ними присматривать. И за домом, и…
— За один день ничего не случится. — Голос Виктора прозвучал неожиданно мягко. — Как и за два. Я понимаю вас. Понимаю, что такое ответственность, особенно когда она неожиданно сваливается на плечи. Как сложно, когда от вас зависят люди. Но… Настя, вам нужно отдохнуть. Даже мне заметно…
— Выгляжу паршиво? — невесело усмехнулась я.
— Я никогда бы не сказал такого даме…
Но подумал.
— Вы стали еще изящней, и бледность…
Кстати, надо бы позаботиться о цвете лица. До сих пор меня спасало только то, что в весеннем солнце относительно немного ультрафиолета. Но скоро придется думать о том, как защититься от загара. Маску, что ли, носить? И об отбеливающих средствах. Лимонный сок, простокваша, петрушка, когда пойдет. Что еще? Скраб из овсянки? Масло косточек малины обладает солнцезащитными свойствами, но когда еще созреет та малина…
— …бледность вам очень к лицу.
А синяки под глазами делают их больше и придают взгляду глубину. Но, пожалуй, я обойдусь без такого сомнительного украшения. До сих пор меня спасала Настенькина молодость — в ее возрасте я тоже носилась как электровеник. Однако и запасы молодой энергии небезграничны. И если даже посторонний человек замечает, что я плохо выгляжу, — значит, дела в самом деле плохи.
— Но сейчас мне хочется силком утащить вас в спальню — и вовсе не ради супружеского долга. У вас выдалась беспокойная ночь, утро будет не лучше, потому что приедет урядник. Так дайте себе пару дней отдыха. Отоспитесь сегодня, после того как урядник уедет, а завтра позвольте себе развеяться.
Пропади оно все пропадом, в город я действительно бы съездила. Даже не «развеяться». Если Виктор в самом деле готов оплатить любой мой каприз, я смогу купить нормальных — насколько это возможно в этом мире — лекарств. Свечи заканчиваются. Соли тоже осталось не так много, а она мне будет нужна для заготовки мяса. Если я соберусь делать нормальную коптильню, то мне понадобятся еще и кирпичи. Ну и мало ли что интересное подвернется для огорода…
Виктор перебил мои мысли.
— Если вы опасаетесь за безопасность своих близких, я пришлю… — Он осекся. — Понимаю, что после всего, что между нами произошло, вам трудно поверить, что я действительно хочу вам помочь сейчас, как и когда предлагал прислать повара.
Я вздохнула.
— Я не помню всего, что между нами было, как не помню имен и лиц соседей. Считайте, что мы начали с чистого листа, когда я очнулась от болезни.
— «Мы» — звучит многообещающе, — улыбнулся он.
Да чтоб тебя! Почему я краснею, будто старшеклассница, и готова все простить, когда он улыбается! В конце концов, это не я на развод подала. Так что ничего многообещающего нет и быть не может, а мне надо взять себя в руки.
— Я верю, что сейчас вы хотите мне помочь, и еще раз прошу прощения за вечерний скандал. Но я, кажется, разучилась принимать помощь. К тому же ваших сторожей нужно где-то селить, а людская изба для этого непригодна. Еще деревенские парни…
— Вы не прогоните их?
— За что? За то, что кто-то, — я специально не стала напоминать о своих подозрениях, — упорно пытается выжить меня из собственного дома, не особо разбирая методов? Я бы лучше дала им возможность исправить свою оплошность. Положим, перестелив пол в избе и отмыв копоть. Надо посмотреть, что за доски были в сарае, может, они подойдут…
— Я куплю доски, — перебил меня Виктор. — Я обещал вам защиту и не сдержал обещания. Значит, должен хотя бы компенсировать ущерб. Как минимум обеспечить материал для полов и двери, которую я разнес.
Он нахмурился, и я готова была поспорить — он вспомнил мой вопрос, не могла ли дверь быть заперта магией. Но, похоже, снова не нашел ответа, потому что вслух он ничего не сказал, только добавил:
— Еще я бы нанял женщин отмыть копоть от стен. А парни в самом деле могут перестелить полы и сколотить дверь. Они понимают, что убыток больше, чем они смогут заплатить. И, если вы во всеуслышание заявите, что после отработки не имеете к ним претензий, дело уладится ко всеобщему удовольствию.