— Как разочаруются барышни, которые наверняка уже нацелились на будущего завидного холостяка! — не удержалась я.

Виктор расхохотался.

— Еще не запрягли, а уже поехали! Нет уж, барышни пусть точат коготки на кого-нибудь другого. Мне хватит и одной жены.

Вообще-то я его понимала. Мне тоже одного раза хватило, чтобы навсегда отбросить мысль о замужестве. Но что-то прозвучало в его голосе такое, отчего я залилась краской. А муж, точно издеваясь, взял меня за руку, заглянул в глаза.

— Настя, мне в самом деле будет очень приятно сопровождать вас в театр. У нас выкуплена ложа, как вы знаете, так чего ей пропадать.

Говоря это, он легонько погладил большим пальцем тыльную сторону моей руки. И еще раз. От этого прикосновения мурашки пробежали по коже.

Как он это делает, а?

— Соглашайтесь, — промурлыкал Виктор. Придвинулся чуть ближе. Я замерла, глядя в его глаза точно завороженная.

— Касаточка, мясо-то я порубила, а дальше что?

Я вздрогнула, словно мне за шиворот снова вылили ведро медного купороса. Выдернула руку.

Виктор развернулся к Марье, и мне показалось, будто он сейчас ударит ее. Но муж лишь вежливо улыбнулся ей.

— Приходите лепить пельмени, — прощебетала я. — Я дам вам фартук, чтобы вы не перепачкались в муке.

И шмыгнула в дверь, чувствуя себя девчонкой, которую мама застала за поцелуями.

Дурдом.

Тряхнув головой, будто это могло прогнать краску с лица, я вернулась на кухню, тихо радуясь, что, пока раздевалась в сенях, Виктор не зашел в дом. Хоть бы он передумал приходить мне помогать!

Я взяла из рук Марьи корытце, чтобы довести фарш до нужной консистенции.

— Эк ты сечкой-то орудуешь, словно голову кому отрубить собираешься, — проворчала она, и я едва удержалась, чтобы не нарычать на нее. Отставила фарш под окно, чтобы отдохнул.

Пресное тесто оказалось лучше любого успокоительного: пока я его домешивала и раскатывала первый лист, из которого собиралась вырезать сочни для пельменей, как раз и пришла в себя. Так что, когда Виктор все же вошел в кухню, я мило улыбнулась ему.

— Марья, дай барину фартук, — велела я.

Нянька всплеснула руками.

— Да неужто ты Виктора Александровича готовить заставишь!

— Кто не работает, тот не ест, — хихикнула я. Ойкнула, сообразив, что сказала, но муж только рассмеялся.

— С такими аргументами вы действительно скоро сделаете поместье процветающим.

— Ваши бы слова да богу в уши, — вздохнула я.

Виктор, конечно, обещал содержание, но я еще даже стоимость местной почты в голове не уложила. Тридцать пять отрубов за четыре письма, одно из которых в ближайший город! Во сколько же мне обойдется кладка печи? Самой-то мне это точно не осилить…

— Господь помогает тем, кто помогает себе сам. Так что все у вас получится. — Виктор повязал фартук и встал у стола.

— Сядьте, — сказала я. — Если вы будете каждый раз вскакивать, когда я встаю, работать будет некогда.

Марья с Дуней, переглянувшись, устроились у рабочего стола вдоль стены. Может, и зря я позвала Виктора: сесть с барином за один стол они не осмелятся, а у рабочего стола не слишком-то посидишь…

Впрочем, наверняка Марья, если что, изобретет повод спровадить его с кухни, а лишние руки есть лишние руки, пусть даже и не слишком умелые. Настенькины, если на то пошло, тоже едва ли когда-нибудь лепили пельмени.

— Что вы делаете? — полюбопытствовал Виктор, когда я начала рюмкой резать тесто. — Заготовки под пирожки? Такие маленькие?

— Пельмени, — улыбнулась я. — Я говорила, что они маленькие.

— Но это же на один укус!

— В том и смысл.

Я показала домашним, что нужно делать.

— Ты уж прости меня, касаточка, но зачем ты нам всякими диковинными названиями голову-то морочишь? — проворчала Марья. — Ушки же это, только не с грибами, а с сырым мясом. И лепятся чудно, сколько теста в обрезках останется! Надо было ножом порезать на четырехугольники, чтобы продукты не переводить!

— Если с сырым мясом, то уже не ушки, — примирительно заметил Виктор. — К тому же Анастасия Павловна сказала, что это варят.

Я кивнула, на миг изумившись официальному обращению. Да, мы с мужем говорили друг другу «вы» но до сих пор по имени-отчеству он меня не называл. Потом поняла: рядом слуги, только няньке «касаточка» простительна, на то она и нянька. Надо все же прихватить в город пособие по этикету, если такие существуют.

— А ушки сперва пекут, а потом томят в печи в грибном отваре, — закончил муж.

— И тесто другое, — подала голос Дуня. — В ушки на постном масле или маковом молоке идет. Без яиц.

Моя бабушка называла постным масло подсолнечное. Здесь про такое и не слышали, брали конопляное или льняное. Как пойдут грибы, надо будет попробовать эти самые ушки.

— Но это и не уменьшенные карасики, даже с поправкой на другой способ приготовления, — не унимался Виктор. — В карасики фарш пережаривают на сковороде с луком, а здесь сырой. Хотя, судя по запаху, тоже с луком. И с чесноком. И с перцем. Но все же это действительно совершенно другое блюдо. Анастасия Павловна, откуда вы взяли этот рецепт?

— Не помню. Наверное, кто-то из богомольцев рассказал, давно, еще при маменьке. Она их привечала. — Об этом Марья упоминала много раз. — Может, где кормили его таким, а может, сам придумал, вместе с названием.

Версия откровенно не держала воды, но, к моему облегчению, муж лишь кивнул.

Наверное, потому, что, начав делать пельмень, обнаружил, что задача не так проста, как выглядела со стороны. Глядя на его выражение лица, я едва сдерживала улыбку — столько сосредоточенного любопытства на нем было, будто на свете нет ничего интереснее нового занятия, которое он сейчас осваивает.

— Кстати, богомолец тот говорил, что принято делать на сотню один «счастливый» — только с тестом внутри, — добавила я. — Будем следовать традиции?

— Конечно. Традициям обязательно нужно следовать, — кивнул Виктор.

В четыре пары рук дело пошло быстро. Пельмени, правда, получались разной степени кривизны, но я решила, что главное — вкус. Время от времени Виктор подходил к заполненным доскам, и воздух под его ладонями дрожал от потоков холода. Мы ссыпали замороженные пельмени в холщовые мешочки и уносили в ледник.

Пожалуй, надо сегодня сварить чуть больше, на сегодня и на утро. Вечером, когда буду ставить в печь тушенку, заодно поставлю и чугунок с залитыми водой костями. Утром будет бульон, в котором и разогрею. А остатки теста, из-за которых Марья так переживает, замешу снова и нарежу лапшу, пойдет в остатки бульона…

— О чем вы задумались? — спросил Виктор.

— Что готовить на утро.

— Не забывайте, что завтра нам в дорогу.

— Я помню, поэтому нужно рано встать, чтобы приготовить образцы для отправки и всем позавтракать. Вы говорили, что не едите до утреннего моциона, но, наверное, не стоит пускаться в путь голодным.

— Спасибо за заботу, — неожиданно серьезно сказал Виктор. — Я ее очень ценю.

— Не за что. — Я почему-то смутилась под его пристальным взглядом.

Положение спасла Марья, сообщив, что вода закипела. Я поспешно занялась готовкой, радуясь про себя, что жар печи скрывает румянец.

— Пахнет потрясающе, — сказал Виктор. — Запишете рецепт?

Я улыбнулась.

— Для Жана? Но вы же еще даже не пробовали.

— Блюдо, которое так пахнет, не может быть невкусным.

Вообще-то пахла пока вода, в которую я добавила соли и специй.

— Думаю, он и сам сообразит по вашему описанию, ничего сложного нет. Но запишу, если вам так хочется. Лучше скажите, с чем вам подавать? С маслом, сметаной, горчицей или уксусом и перцем? — спросила я.

По лицу Виктора было видно, что ему хотелось бы попробовать и так, и этак, но правила приличия предписывают скромность.

— А вы как предпочитаете?

Марья, по всему видно было, хотела проворчать: «Да как же она может предпочитать, если никогда это не готовила?» — но, к счастью, слугам не было положено вмешиваться в разговор господ.