— Это мой долг, — пожал плечами доктор. — Вы позволите воспользоваться письменным столом? Я запишу все, что рассказал, в дополнение к рецепту.

Пока он писал, Аглая принесла чай и конфеты. Как я предполагала, экономка прекрасно сознавала, что, выставив барыню дурой перед посторонними, она бросит тень и на барина, и потому никаких сюрпризов не обнаружилось, кроме разве что трех чайных пар. Похоже, в этом мире неприлично хозяйке распивать чаи с посторонними мужчинами без мужа, поэтому я, извинившись, сходила позвать Виктора. При этом я мысленно поблагодарила местного бога за то, что во время трапезы полагается говорить только о приятных вещах, к которым ожоги, разумеется, не относились.

Проводив доктора, я заглянула в оставленный рецепт. «Взять деревянного масла четыре фунта. Варить до тех пор, пока вся содержащаяся в нем вода не выпарится на воздух. Распустить в масле белого воску две унции. Придать к оному, беспрестанно мешая: весьма мелкого белильного порошка, неподдельного мелом, четыре фунта. Выдать. Подписать „Живительный свинцовый пластырь“».

Да уж, весьма живительный, у меня от этой прописи волосы зашевелились, зажив собственной жизнью. Как бы спрятать его от Виктора?

— Что там? — спросил муж. — Ты выглядишь озадаченной.

— Ничего, — через силу улыбнулась я. — Удивляюсь, насколько подробные рекомендации оставил Иван Михайлович. Евгений Петрович не был настолько любезен, чтобы записать все.

— Странно. Обычно Евгений Петрович тоже все записывает, не доверяя памяти родственников больных.

— Может быть, не стал тратить бумагу ради конюха? — предположила я.

— Нет, я посылал за ним, когда работнику на моем лугу едва не отрезало ногу косой. Рекомендации были не только устными, но и письменными. Жаль, что ногу все равно пришлось отнять.

Я вспомнила, как Марья на коленях умоляла не посылать за доктором, несмотря на вывих. Понятно, почему крестьяне его боятся.

— Значит, не стал тратить бумагу ради меня, — пожала я плечами. — Пойду к Фене, исполнять назначения доктора. Хотя погоди. Сахар… — как же Виктор его назвал? — Ацетат свинца, который производится на твоей…

— Не моей.

— На фабрике купца Крашенинникова. — исправилась я. — Куда он используется?

— Сахар-сатурн. Это белила.

— И кто их покупает?

— В основном подрядчики. Какая-то часть, насколько мне известно, уходит в аптеки, чтобы сделать пудру для дам. Имена назвать не могу, извини.

— Имена мне не нужны. Спасибо.

Ничего больше не объясняя я сунула руку с бумагами в складки юбки и заторопилась на черную половину, пока Виктор не захотел изучить рецепт.

По дороге в девичью я еще раз перебрала в памяти разговор с доктором и рецепт. Будь в основе его в дополнение к воску или оливковому маслу хотя бы просто мел, честное слово, я бы попробовала. В конце концов, я не всезнающа, не всемогуща, и у Ивана Михайловича опыта не меньше моего, если не больше. Но ацетат свинца совершенно точно не ускорит заживление. Самое обидное, спорить было бы бесполезно. Никаких аргументов, кроме «современная наука доказала, что свинец накапливается в организме, приводит к анемии, поражает нервную систему и другие органы», у меня нет. Однако в этом мире свинцовые белила мажут не только на стены, но и на женские лица вместо пудры, и ничего, все живы… кто не умер.

Девичья снова была полна народа. Я закрыла за собой дверь, положила стопку исписанных листов на стол рядом со стаканом. Все три горничные, включая Дуню, и Феня неотрывно смотрели на меня, явно изнывая от любопытства.

— Иван Михайлович сказал, все будет хорошо, — успокоила их я.

Прежде чем я успела добавить что-то еще, кто-то распахнул дверь из коридора. Бумага шевельнулась, я взвизгнула, неловко бросилась ловить. Задела стакан, тот, конечно же, опрокинулся, проливая спирт на рецепт, лежащий сверху. Я ожидала, что кто-нибудь из девушек подпрыгнет мне помочь и в небольшой комнате воцарится полная неразбериха, но приподнялась только Дуня, и та растерянно замерла под взглядом стоявшей в дверях Аглаи. Я подхватила верхний лист, попыталась отклеить его от второго. Водка стремительно впитывалась, размывая чернила, и, когда я все же отлепила листы от стола, на нем расплывалась фиолетовая лужа, а прочитать что-то на бумаге было совершенно невозможно. Я брезгливо потрясла листы за уголок, несколько капель слетело, пачкая стол. Пожалуй, хватит.

Горничные смотрели на меня со страхом, Дуня — недоуменно, по лицу Аглаи ничего прочитать было невозможно.

— Барыня, отвары готовы, как вы велели, — сказала она.

— Спасибо. Ульяна, найди тряпку, прибери тут. Аглая, налей снова водки в этот стакан, скальпель не убирай. Дуняша, возьми отвары, Аглая покажет, унеси в гостиную барину, скажи, нужно остудить, но не заморозить.

У экономки отвисла челюсть. Словно не заметив ее реакции, я продолжала:

— И забери отрезанные листья столетника из гостиной. Все принеси… — По-хорошему бы — в мою комнату, но там так и не прибрались. — На кухню.

Она все же почище, и места там хватит на всех.

Я взяла сундучок-аптечку, чтобы у горничных не было соблазна сунуть в него нос. Аглая, опомнившись, отступила от двери, пропуская меня. Повторять приказание я не стала. Сунула в печь ставшие совершенно нечитаемыми распоряжения доктора и занялась делом. Вскоре все было готово, оставалось только выгнать из девичьей всех, кроме Дуни, которая поможет, если что.

Успокоить Феню удалось намного быстрее, чем я думала: видимо, уже начало действовать обезболивающее, оно же седативное. Обработав ожоги, я накрыла их проглаженной ветошью, края которой приклеила к неповрежденной коже теплым желатином, — иначе пришлось бы обматывать Феню бинтами, будто мумию. Зашла на кухню, узнала, что ужин готов, велела подавать, а заодно приказала кухарке сделать отвар из сушеной малины. Из-за ожогов может подняться температура, а малина содержит салицилаты.

Ужин оказался куда богаче обеда, так что я заблаговременно попросила Алексея класть мне порции поменьше. Конечно же, Виктор не оставил это без внимания.

— Ты почти не ешь. Плохо себя чувствуешь?

— Нет, все в порядке. — Я улыбнулась. — Все очень вкусно, и я оставляю место, чтобы попробовать все что подадут. Дарья готовит отлично, несмотря на дурной характер.

Виктор едва заметно нахмурился, и я поспешила добавить:

— Но об этом после ужина, если хочешь. Сейчас скажу только: если она так готовит, то Жан, который ее учил, наверняка способен на большее. Я была не права…

— Ты уже извинилась, и хватит об этом, — мягко перебил муж. — Лучше расскажи, чем тебя так заинтересовали белила.

— Не белила… — Нужно было срочно перевести тему. — Я прикидывала, как половчее ограбить фабрику и что именно оттуда утащить.

— И что же? — полюбопытствовал муж.

— Например, квасцы.

— Ты собираешься открыть кожевенное производство или красильную фабрику?

— Упаси господи. — Я едва не поперхнулась грибным крем-супом. — Мне и без них забот хватает.

— Тогда зачем?

— Смотри, ты прижигаешь порезы ляписом.

Виктор приподнял бровь, будто собираясь спросить, как я догадалась, и тут же расслабился, видимо, сообразив, что я сделала выводы исходя из содержимого его аптечки. Я продолжала:

— Замечательная штука, но красит кожу. Вряд ли тебе нравится ходить с серыми пятнами на лице.

— Поэтому я бреюсь сам, не доверяя лакею, — улыбнулся муж.

— Порошок квасцов останавливает кровь не хуже и при этом не красит.

— Один мой приятель рассказывал, что врач его полка промывал гнойные раны раствором из смеси квасцов и сулемы. Он считает, что только поэтому ему не отняли ногу, и каждый день молится за здравие того доктора, — задумчиво произнес Виктор. Спохватился. — Прости, подобные вещи — не тема для разговора за столом.

На самом деле меня передернуло вовсе не из-за упоминания гнойных ран, а от предложения поливать их соединением ртути. Бактерии, из-за которых образуется гной, такой смеси, конечно, не выдержат, но как бы и самому пациенту на тот свет не отправиться! Чем больше я узнаю о местных методах врачевания, тем сильнее убеждаюсь, что, если пациент хочет жить, медицина бессильна.