Отзыв Б.В.Дерягина был также вполне благожелательным, хотя и содержал много замечаний, в том числе малосущественных. О.Е.Звягинцев — третий оппонент — также отметил в качестве существенного недостатка большой объем работы, «не оправданный содержанием». Он остановился также на моем споре с И.Е.Ададуровым по поводу механизма катализа (окисления аммиака) на платине и подтвердил свое согласие с моими выводами.

После речей официальных оппонентов было несколько выступлений. П.А.Ребиндер весьма положительно оценил работу в целом и критиковал лишь отдельные сравнительно маловажные стороны. После него выступил П.Д.Данков, положительно оценивший работу, а вслед за ним Т.Н.Шкурина (из лаборатории М.А.Ильинского) зачитала короткий, но вполне положительный отзыв о моей работе М.А.Ильинского.

Затем мне было предоставлено слово для ответа оппонентам и для заключения. Я говорил, кажется, довольно долго, но мне казалось важным дать все ответы на замечания оппонентов. После всего этого Н.С.Курнаков объявил об окончании защиты и «поблагодарил диссертанта за интересное сообщение». (В наше время такое, пожалуй, всех бы удивило). Счетная комиссия после подсчета голосов объявила о единогласном присуждении мне ученой степени доктора химических наук. Таким образом, все кончилось благополучно. Меня все соответствующим образом поздравили.

В декабре, после соответствующего оформления документов, моя диссертация и все дело были направлены в ВАК при Комитете по делам высшей школы. В начале января 1941 г. я получил утверждение ВАК в ученой степени доктора. Председателем экспертной комиссии ВАК по химии был в то время, кажется, С.И.Вольфкович31.

После защиты я, естественно, получил сильное облегчение, как в своих занятиях, так и моральное, успокоился в неизбежных в таких случаях волнениях и переживаниях. Впрочем, будучи по натуре спокойным, я пережил все это без особых волнений.

После защиты диссертации до начала войны

В начале 1941 г. я продолжал выполнять функции зам. директора КЭИН и А.Н.Фрумкина, но уже в несколько более спокойных условиях. Еще в 1940 г. мне пришлось уйти из Института им. Либкнехта (уже не помню, как это произошло), моя педагогическая работа продолжалась в Промакадемии, а затем — некоторое время в Менделеевском химико-технологическом институте.

В декабре 1940 г. ко мне обратился академик Н.Д.Зелинский32 с предложением занять пост его заместителя по совместительству в так называемом «Университете имени Н.Д.Зелинского», размещавшемся на Старопанском переулке. Этот университет был организован, как выяснилось позднее, несколькими «прихлебателями» Н.Д.Зелинского, внушившими ему, что под его руководством этот университет станет знаменитым учреждением. Мне пришлось согласиться, и я получил все доверенности на право управления этим учреждением. Н.Д.Зелинскому было в то время 80 лет, и сам он, конечно, не мог уделять уже какого-либо внимания учреждению его имени. Да, вероятно, он уже успел убедиться, что с людьми, входящими в штат университета (среди них не было ни одного сколько-нибудь дельного работника), что называется, «каши не сваришь», ликвидировать же университет Н.Д.Зелинский не решился. Вскоре директором университета Н.Д.Зелинского, также по его просьбе, стал С.С.Наметкин33 — очень симпатичный человек, общение с которым было приятным.

Надо сказать, что этот «университет» был создан при Менделеевском химическом обществе. Президентом Общества был в то время А.Н.Бах, председателем же Московского отделения общества был Н.Д.Зелинский. Обоих «вождей» окружали свои соответствующие люди. Бах и Зелинский сильно не ладили друг с другом. Их размолвка началась еще в 1918 г., когда А.Н.Бах сильно нарушил интересы Н.Д.Зелинского, захватив здание, которое рассчитывал получить и уже почти получил Н.Д.Зелинский. К несчастью, в окружении Н.Д.Зелинского были люди небезупречные по части выпивки. Первым заместителем Н.Д.Зелинского по университету был профессор Менделеевского ХТИ Н.П.Песков34 — известный коллоидник. Фактически же делами университета верховодил некто Васильев — темная личность, который пил также с самого утра до вечера. Немалую роль в делах университета играла его жена — дама с претензиями на «выдающееся» положение в обществе, одевавшаяся вызывающе. Она постоянно «торчала» в университете и совала свой нос в разные дела.

Однако А.Н.Бах и Н.Д.Зелинский были принуждены довольно часто встречаться друг с другом на заседаниях Президиума Менделеевского общества и при этом не упускали случая сказать друг другу какую-нибудь колкость. Их кресла на заседаниях стояли обычно рядом, но сидели они, полуотвернувшись друг от друга и не глядя друг на друга. Впрочем, и здоровались они при встречах своеобразно — подавая друг другу руки, «отвертывались» друг от друга. Такую же манеру «отвертывания» при встрече и подаче руки нежелательному знакомому усвоил и А.Н.Фрумкин, которого я длительное время постоянно наблюдал.

Вот одно из заседаний Президиума Менделеевского общества. Зелинский и Бах сидят рядом, отвернувшись друг от друга. После обсуждения вопроса о деятельности Университета Зелинского Бах обращается к Зелинскому: «Так вот-зес, Николай Дмитриевич, ваши сотрудники совершенно неприличны. От них всегда пахнет!» — «Что ж из того? Они прекрасно работают, что же касается того, что от них пахнет, так мало ли чем пахнет», — отвечает Зелинский, многозначительно делая жест пальцем в сторону Баха. Конечно, такие размолвки углубляли неприязненные отношения между двумя академиками.

Именно в такой обстановке и начал и «вел свое существование» Университет Зелинского, живший на деньги, получаемые по договорам с промышленностью. Существование университета было, видимо, «соринкой в глазу» у Баха и раздражало его. Я все это вполне понял не сразу и сначала расценивал отношения между академиками как проявления чудачества. При Университете Зелинского была лаборатория, занимавшаяся главным образом работами по коррозии металлов и антикоррозийному покрытию. Несколько сотрудников лаборатории были люди бесталанные и малоподготовленные. Их странная тематика, навеянная сомнительным окружением в этой части Н.Д.Зелинского, конечно, частично затрагивала интересы Карповского института, директором которого был А.Н.Бах.

Но эта, в общем никчемная, деятельность Университета Н.Д.Зелинского не была, пожалуй, главной. Значительно эффективнее и важнее была лекционная и издательская деятельность Университета. При всей некомпетентности и алкоголизме Васильева, нельзя от него отнять способность организовывать интересные и важные лекции и выступления виднейших московских ученых. Так, осталась в памяти лекция академика П.Л.Капицы об Э.Резерфорде, незадолго до этого умершем. Несколько лекций прочитал Н.П.Песков, курс лекций по термодинамике прочитал К.А.Путилов и многие другие. Лекции привлекали большую аудиторию и произносились на высоком уровне. Главное, что эти лекции и циклы лекций издавались в виде книг (в расширенном виде) или брошюр и сборников.

Мое сближение с Университетом Н.Д.Зелинского началось как раз с лекции. Я был приглашен прочитать лекцию о седиментометрическом анализе. Лекция прошла успешно, ее реферат был помещен в Бюллетене Менделеевского общества, а затем я получил предложение издать эту лекцию в расширенном виде. Я довольно быстро написал эту книгу («Современные методы седиментометрического анализа». М., 1939), которая была моей первой книгой. Книга эта быстро исчезла из продажи. Она 10 лет служила практическим пособием для лабораторий научных и промышленных. Не могу с благодарностью не вспомнить в связи с этим профессора Московского университета — коллоидника В.А.Наумова35, с которым я не был знаком. Он дал прекрасный отзыв о книге.

Моя книга и стала для Н.Д.Зелинского поводом для приглашения в Университет Зелинского. Будучи зам. директора, я бывал в университете раза два-три в неделю. Вскоре внезапно арестовали Васильева, и мне пришлось взять на себя и разные организационные вопросы. Рядом с университетом на Старопанском пер. помещалось и Московское отделение Менделеевского химического общества. Мне по служебным обязанностям приходилось принимать участие в заседаниях Президиума общества.