Наша армия по прибытии на берега Дона получила номер 64. Стояла в поселке Логовский (Штаб армии). Уже через несколько дней после нашего переезда туда мы стали свидетелями страшной паники. Внезапно в нашем расположении в большом количестве появились солдаты и офицеры каких-то частей, которые бегом двигались на восток, сами, видимо, не зная куда. Они, вероятно, были страшно напуганы массированными танковыми атаками немцев, соединенными с воздушными атаками. Множество их бежали через Дон по мосту у Нижне-Чирской, многие же, бросив обмундирование, вплавь переплывали Дон выше и ниже Нижне-Чирской. У них не было оружия. Они что-то кричали и не хотели ничего слушать. Немцы же, обнаружив такую панику, бросили в атаку авиацию, которая бомбами и стрельбой из пулеметов усиливала панику.

Страшное дело эта паника. Я впервые видел ее проявление в таком масштабе. Люди как бы обезумели, ничего на них не действовало. Солдаты продолжали бежать. Некоторые были в одном белье. Они переправились через Дон вплавь. В.И.Чуйков немедленно предпринял попытку остановить бегущих. Он собрал группы офицеров штаба, которые пытались организовать на мосту у Нижне-Чирской заграждение. Но это мало помогало, не помогали даже угрозы оружием. А немцы бомбили мелкими бомбами со своих «рам», увеличивая беспорядок. Командиры штаба были направлены и в другие пункты на берегу Дона для наведения порядка. Один из них, сейчас уже не помню фамилии, был направлен в Цимлянскую. Тогда еще там не существовало никакого водохранилища. Рассказывали, что наш товарищ, останавливая бегущих, вдруг увидел прямо на него идущий танк. Приняв его за свой, он поднял руку с пистолетом, приказывая танку остановиться. Но танк был немецкий. Выстрелом из пушки наш товарищ был убит. Мы пережили печальное известие о первых потерях в нашем штабе.

Командованию стало ясно, что в создавшейся обстановке штабу нельзя оставаться в Логовском. Мы быстро перебазировались в Ильмень Чирский. Вскоре после устройства на новом месте я стал свидетелем ухода от нас В.И.Чуйкова. В большой просторной избе в присутствии нескольких офицеров командующий 62 А. генерал Колпакчи (мой старый знакомый по совместной службе в 17 с.д. в Нижнем Новгороде) передавал свою 62 А. новому командующему генералу В.И.Чуйкову. Собственно, передавались остатки соединений и частей, которым удалось отступить на восточный берег р. Дон. Помню, Чуйков требовал назвать соединения и части и их расположение. Колпакчи в ряде случаев ничего не мог сказать. Процедура продолжалась недолго, и наш командующий В.И.Чуйков ушел от нас. Теперь оба они, и Колпакчи, и Чуйков, покойники.

О В.И.Чуйкове как командующем нашей армией у меня остались самые теплые воспоминания. Это был человек непреклонной воли, ничего не боявшийся, принимавший решения быстро и, кажется, большею частью совершенно правильно. Я не знаю тонкостей, связанных с его назначением к нам сразу же после возвращения из Китая, не знаю, почему так тянули с его повышением, в частности, — с присвоением ему звания маршала. Но он меня за несколько дней до ухода от нас удивил дважды.

На другой день после паники он приказал оборудовать свой КП в небольшой лощинке в степи. Оттуда он наблюдал за действиями наших частей и немцев и отдавал распоряжения, которые выполнялись отдельными офицерами и штабом в целом. По какому-то срочному делу я приехал на КП, замаскировал машину и метров 300 прошел пешком к Чуйкову. Вижу, он прохаживается взад и вперед, время от времени хлопая себя по сапогу стеком. Я отрапортовал, получил приказание и собирался уже уходить, когда недалеко упал снаряд. И вдруг я различил вдали пыль. Ясно, что это были немецкие танки. Я показал на пыль Чуйкову, он же не обращал на меня никакого внимания. Я сказал ему, что пора уходить, и даже невольно потянул его за руку. Он отмахнулся, и только тогда, когда танки были уже довольно ясно видны, мне удалось утащить его, и мы на машине сразу же уехали в штаб.

В те же дни, когда мы были не просто на фронте, а на передовой подвергались то минометным обстрелам, то бомбежке и обстрелу с воздуха, и приходилось то и дело ложиться при виде приближающегося немецкого самолета, случилось следующее происшествие. Одна из наших дивизий (126-я) попала в окружение, и мы получили об этом сведения. Я вдруг был вызван начальником штаба и получил распоряжение немедленно отправиться в расположение этой дивизии и связаться с ее штабом. Было ясно, что меня посылают, собственно, не для связи, а для того, чтобы убедиться, что связи нет. Поручение это было безнадежным и могло кончиться либо гибелью, либо пленом. Однако я стал быстро собираться — приказ есть приказ. Видимо, я несколько нервничал. Чуйков, проходя мимо меня, спросил, куда я тороплюсь. Я ответил. Тогда он мне сказал: «Вы же начальник отдела и службы и отвечаете за это. Отставить!» — и тут же, вызвав начальника штаба, дал ему соответствующее распоряжение. Видно, все-таки мне везло в жизни.

Итак, В.И.Чуйков ушел от нас. Мне удалось встретиться с ним через 10 лет после войны всего один раз и поговорить. Жаль было его. К нам был назначен новый командующий генерал М.С.Шумилов⁴⁸. Наш штаб 64 А. перевели в Верхне-Царицынское. Здесь мы оставались несколько дней. Мой отдел был размещен на краю станицы в отдельном домике с «базом». Хозяева домика были симпатичные старик со старухой. Они заботились обо всех нас. Старуха по утрам пекла нам оладьи. Несколько дней мы жили в станице спокойно. Командующий армией М.С.Шумилов и член Военного совета Абрамов разместились в блиндажах в кустах на другом конце станицы. Рядом в избах были оперативный, разведывательный и другие отделы штаба. Мы вели свою работу сравнительно спокойно и даже как-то не чувствовали близости фронта. И вдруг над нами стали появляться немецкие самолеты, и однажды в станицу попало несколько снарядов. Но мы продолжали руководить соединениями и частями.

Я, естественно, часто ходил к командующему с докладом, заходил в Оперативный отдел за информацией и указаниями. Вспоминаю один эпизод во время одного из таких походов. После доклада командующему он протянул ко мне цилиндрический предмет с немецкой надписью по бокам и спросил меня: «Не химическое ли это оружие?». Я плохо понимал по-немецки, но понял, что это дымовая шашка оранжевого дыма, видимо, сигнальная для немецкой авиации. Тогда командующий задал мне вопрос, как она действует. Из немецкой надписи, которую я еще раз прочитал, я узнал, что для зажигания шашки надо лишь дернуть за поводок, и доложил об этом командующему. Он тогда сказал: «Ну, дерни!». Я тотчас же дернул за поводок, и шашка моментально зажглась, выпустив такой мощный поток оранжевого дыма, что я оторопел. Выделение дыма к тому же сопровождалось неприятным шипением. Я от неожиданности сразу же бросил шашку в сторону. Надо было так случиться, что она упала недалеко от спящего солдата, видимо, связного. Спал он спокойно и глубоко, видно, устал. Шашка зашипела рядом с ним, и он сразу же проснулся. Надо было видеть, как он испугался, мгновенно вскочил, инстинктивно, видимо, ожидая взрыва. Но такового не последовало. Образовалось лишь большое облако оранжевого дыма, который медленно рассеивался. Все мы не могли удержаться от веселого смеха, к которому присоединился напуганный солдат. Загадка шашки была разгадана.

Близость фронта, т. е. собственно фронт для нашего штаба, вызывала всякие неожиданные переживания. Еще до переезда в Верхне-Царицынское в моем отделе ранило моего старшего помощника, хорошего парня — Козлова. Только через неделю приехал вновь назначенный на эту должность. Налеты немецкой авиации производились каждое утро. Поэтому пришлось выкопать около нашего дома в Верхне-Царицынской щели, которые очень нам пригодились. Пока немецкие самолеты летали с целью разведки, было еще ничего. Но все могло произойти на фронте. Однажды утром прилетела немецкая «рама» и страшно нахально с небольшой высоты подлетала то к нам, то, делая круг, снова была около нас. Мы с помощником взяли винтовки, нашли бронебойные патроны и открыли стрельбу по самолету. Возможно, что было попадание в самолет. Он внезапно повернул и исчез. Мы даже испытали некоторое чувство гордости за свои действия, но это было преждевременно. Мы ушли в хату и занялись делом. Но вдруг появились три самолета немцев и стали бросать бомбы прямо на нас и с небольшой высоты. Бомбы были небольшие, но осколочного действия. Пришлось немедленно весь отдел запрятать в щели. Это было около 5 часов утра.