С работниками штаба у меня были хорошие товарищеские отношения. Особенно близко я сошелся с начальником инженерных войск армии Ю.В.Бордзиловским. Мы много разговаривали с ним о различных вопросах и часто вместе выполняли разные поручения командования. Это был интересный человек, впоследствии генерал-полковник, довольно широко известный. Где только мы с ним не встречались впоследствии! Когда я лежал в Берлинской больнице «Шарите», он навестил меня в форме генерала польской армии с эполетами и аксельбантами, чем произвел переполох во всей клинике. Навещал я его в Польше, где он был начальником штаба в послевоенное время у Рокоссовского51. Встречался с ним и в Москве, и мы поздравляли друг друга письмами к праздникам.
Кажется, еще до того, как мы расположились в блиндажах на берегу Волги, мы на два дня принуждены были часто перемещаться с места на место. Так, дня два или три мы провели в большой железобетонной трубе под высокой железнодорожной насыпью на ветке, ведущей к селу Купоросному. Труба эта более двух метров в диаметре, довольно длинная, так что в ней умещалась значительная часть штабных работников. Сверху в этой трубе мы были достаточно хорошо защищены от бомб, и лишь прямое попадание грозило уничтожением всех, кто находился в трубе. То же самое произошло бы, если бы бомба упала вблизи или даже в створе отверстий трубы. Выйти из трубы было далеко не безопасным делом. Кругом падали снаряды, рвались мины, фашистские самолеты летали чуть ли не целый день. Самое неприятное ощущение от пребывания в трубе была страшная жажда. Воды не было, и чтобы ее достать, надо было ползти к Волге. Днем это было фактически невозможно, и только ночью мы решались проползти к Волге. В эти дни шло комплектование армии. Прибыли новые части и соединения и мне, как химику, работы было мало.
Помню, ночью, томимый жаждой (был август, и стояла жара), я вышел из трубы с намерением напиться и принести немного воды в котелке. Признаюсь, было страшновато ползком осторожно и медленно пробираться к Волге. Я не говорю об артиллерийской стрельбе, о трассирующих пулях, летавших во всех направлениях и оставлявших светлые следы. Я знал, что все это сравнительно безопасно, и в отдельных участках пути я не полз, а просто шел.
Совершенно внезапно произошло нечто неожиданное и непонятное, от чего я бросился пластом на землю и стал прятать голову. Неподалеку сзади меня раздался залп, и над моей головой с шумом полетели огненные снаряды. Я был потрясен, но вскоре догадался, что это был залп наших «Катюш». Я впервые видел рядом действие «Катюш» и понял, почему немцы так боялись этого оружия. Лишь от одного вида летящих ракет у меня душа ушла в пятки, правда, они летели надо мной. Только успокоив себя, я пополз и пошел далее, напился вдоволь и вернулся в свою трубу.
Из этой трубы мы на короткое время перебазировались на берег Волги, на Лесобазу севернее Бекетовки. Помню много леса, бревна в штабелях и обрывистый высокий берег Волги. Химотдел расположился на обрыве берега. Мой приятель Ю.В.Бордзиловский, имевший в своем распоряжении не один саперный батальон, приказал в обрыве вырыть себе небольшую землянку. Вход в эту землянку был устроен на обрыве берега. В землянке был установлен телефон. Только он расположился «с удобствами» в этой землянке, началась бомбежка, и одна из бомб упала у входа в землянку, и взрывом засыпало вход. Бордзиловский оказался погребенным в своей землянке, в которую, как он говорил мне немного после, он хотел пригласить меня для совместного проживания. К счастью, его выручил телефон. В полной темноте он нащупал аппарат и убедился, что он действует. Вскоре саперы его откопали.
Не стану приводить других подобного характера эпизодов, их было достаточно. Они чередовались с событиями большой важности. Каждый день мы читали фронтовую сводку, с тревогой следили за боями в Сталинграде, особенно, конечно, за боями, которые велись соединениями и частями нашей 64 А. Время от времени к нам в штаб приезжали представители Верховного командования, иногда в результате таких приездов командование армии ставило перед нами новые задачи. Так, в октябре к нам приезжал маршал Василевский. После его отъезда в оперативном и разведывательном отделах наступило оживление. Но нам о сути дела ничего пока не сообщали. Только позднее, после другого приезда Василевского, я узнал о готовящейся Калачской операции, узнал — с условием молчать как рыба.
Между тем, командующий М.С.Шумилов однажды вызвал меня и приказал организовать в широком масштабе производство зажигательных бутылок для борьбы с танками противника. Естественно, такое производство всего целесообразнее было организовать на заводе № 91, который был на горе не более чем в километре от нас. Я отправился на завод. Разбомбив и сжегши Сталинград, фашисты не трогали электростанцию и завод. Видимо, они имели какие-то расчеты на эти предприятия. Завод, несмотря на тяжелые бои вокруг, был целехонек. Мало того: его огромный заводской двор был заставлен железнодорожными цистернами со спиртом и вагонами с различными химикатами. Мне стало страшно, когда я увидел все это. Упади тут случайно лишь одна, даже просто зажигательная, бомба — и случилось бы такое, что трудно себе представить.
Директор завода, к которому я пришел, — еврей, — оказался довольно храбрым человеком. Он оставался на территории завода и даже жил там, хотя, конечно, хорошо знал, какая опасность грозит ему и заводу. Он понял предложение о производстве бутылок, мы обсудили с ним некоторые детали, и производство с помощью оставшихся на заводе рабочих началось в довольно широком масштабе, и мы теперь могли снабжать части этим невзрачным, но грозным для танков противника оружием. В связи с производством мне приходилось ходить на завод почти ежедневно. Беспокоил огромный запас на заводе спирта, что с ним надо было делать, мы не знали.
Для начала была придумана следующая операция. Отдельным солдатам разных частей, которые по различным поводам посещали завод, были сделаны подарки в виде 200 г спирта для подкрепления. Скоро в ближайших к заводу частях распространились слухи, что на заводе много спирта. И вот однажды при мне пришел к директору солдат с котелком и, страшно смущаясь, сказал ему, что завтра у его командира роты день рождения и что хотелось бы отметить этот день в роте. Директор, понимая, в чем дело, спросил его, какая у него посуда, и солдат показал на котелок. Тогда директор спросил: «А может быть, у тебя найдется какой-нибудь бидон или что-либо побольше?». Солдат исчез и через какие-нибудь 15 минут (он сбегал к своей машине) вернулся с канистрой, которая и была сразу же заполнена спиртом из цистерны. Парень «улетел на крыльях». Эх, Россия, Россия!
С этого, видимо, дня завод стали часто посещать посланцы различных частей, начиная от частей на передовой. Их посуда наполнялась спиртом. Мой помощник по административно-хозяйственным делам Белоцерковский, оборотистый парень, тотчас же принял меры к обеспечению запаса спирта «для штаба». Он достал где-то 8 железных бочек, заполнил их спиртом и ночью переправил за Волгу. Там в Ленинском у нас был склад химического имущества. Бочки были зарыты в землю. Впоследствии они нам пригодились для различных целей, даже тогда, когда мы были уже в Крыму.
На заводе имелись и другие химикаты, которыми нам приходилось пользоваться. Так, однажды врач штаба армии Э.Андреева, впоследствии врач Военной академии им. Фрунзе — мужественная женщина — однажды сказала мне, что у многих машинисток штаба на руках чесотка и у нее нет никаких средств для ее лечения. Я предложил приготовить ртутно-серную мазь. Пришлось на заводе найти несколько термометров для добычи ртути, серный цвет нашелся в лаборатории, и я приготовил там ртутно-серную мазь на вазелине, которую и передал врачу. Эффект был полный. Я привожу эти мелкие эпизоды лишь потому, что они всплывают в памяти в процессе писания. Конечно, не эти мелочи волновали нас в то время, а куда более серьезные дела.
Между тем оборона Сталинграда как-то стабилизировалась. В отдельных частях города, особенно в северной его половине, шли напряженные, каждодневные бои, уличные и в отдельных домах, скелеты которых уцелели. Мы каждый день изучали сводки, полученные из 62 А. Впрочем, и у нас время от времени возникал то артогонь, то даже неподалеку была слышна стрельба. Я лично полагал, что немцы готовят переправу через Волгу севернее или южнее города, но этого не происходило. Бомбежки, правда, продолжались, они велись с целью воспрепятствовать нашим пароходам перевозить за Волгу раненых и привозить боеприпасы, горючее и другое имущество. Бомбы часто падали в Волгу чуть повыше нас. На это обратили внимание солдаты Химической роты, которые обнаружили, что в результате бомбежек мимо роты плывут кверху брюхом оглушенные взрывами осетры. Иногда удавалось перехватить на лодке такую рыбину метровой длины. Ротный повар, работавший ранее в каком-то минском ресторане, делал из такой рыбы довольно вкусные вещи. Особенно хороша была свежая икра.
