СТИХ 251
ТУЙААРЫМА КУО
Аай-аайбын! Ыай-ыайбын!
Я — отпрыск небесных айыы —
В страшной неволе обречена
В тяжких мученьях рожать
Первенца моего
С перевернутою судьбой!
Видно, проклято в утробе моей
Еще неродившееся дитя,
Если пропасть ему суждено
В пасти изверга Уот Усуму!
За что такая обида мне?
Слышите ли меня!
Защитница рожениц молодых,
Добрая Иэйэхсит,
Ласково ко мне повернись!
Ты, всесильная Айыысыт,
Тихо ко мне сойди,
Жалостливо на меня погляди!
Счастье наворожившая мне,
Нагадавшая высокий удел
Дитяти бедному моему,
Добрая Айыысыт,
Светлая Иэйэхсит,
Защитите первенца моего
От пасти абаасы!
Придите!
Примите дитя
В нежные ладони свои!
Скройте его,
Спрячьте его,
Унесите отсюда его!
Пусть я лучше умру в родах,
Не увидев дитя свое,
Лишь бы не попало оно
Невидимке лютому в пасть!
К вашей силе
Взываю теперь.
Я сама — творенье айыы,
О помощи вас
Умоляю теперь!
Уруй-айхал!
Усун-туску! —
Так навзрыд пропела она,
Так отчаянно прозвенел в тишине
Словно серебряный бубенец,
Слабеющий голос ее.
Этой песни горестной
Вестник-дух
Далеко, высоко взлетел
И, в бубенчик серебряный превратясь,
Жалобно пропел, прозвенел
Над ухом доброй Иэйэхсит,
Над самою головой
Сильной Айыысыт.
Вздрогнула Иэйэхсит,
Встрепенулась Айыысыт,
Воспрянула, говоря:
— Как жалобно бубенчик поет,
Как отчаянно умоляя, звучит!
Да неужто допустим мы,
Чтоб незыблемую судьбу
Потомка солнечной ветви айыы,
Первенца уранхай-саха
Опрокинул абаасы! —
Встала могучая Айыысыт,
Бросила на священный очаг
Желтого масла кусок.
Только вспыхнул
Синий огонь в очаге,
Она превратилась в дым
И взлетела, клубясь, в высоту;
Прилетела в короткий срок
На дальний пагубный край
Западной стороны,
Что лежит у крайней черты
Восьмигранной средней земли,
Где под крутым обрывом кипит
Соленого моря пасть,
Где подземное море шумит,
Где свирепое море
Прибоем гремит,
Где лютые вьюги ревут…
Там — в разрывах
Толщи земной
Ледяные сверкают швы,
А кругом без края и без конца
Красные залегают пески…
А дальше зеленые травы блестят,
Разрывая белой глины пласты,
Острая осока растет.
А дальше — до облаков
Громоздятся балки
Каменных гор,
Подымаются до желтых небес
Подпоры железных гор,
Высятся до белых небес
Укрепы
Несокрушимых гор…
Торчит
На краю земли
Хитро сколоченный дом,
О тридцати хоромах жилье
Одинокой старухи-абаасы
Тимир Дьэгэликээн…
Увидела Айыысыт,
Что бабка Дьэгэликээн,
Ноги тощие протянув
Поперек хребта полосатой горы,
Валяется возле жилья своего —
От голода еле жива;
Что уже изгрызла она
Набедренники свои,
Сшитые из облезлых шкур
Околевших от язвы коров,
Что заразные проглотила она
Кожаные рукавицы свои,
Что, давясь, дожевывает она
Рваную шапку свою
Из кожи дохлых телят…
Окликнула бабку Айыысыт,
Из облака дымного своего
Голос ей подала.
СТИХ 252
ГОЛОС АЙЫЫСЫТ
Алаатанг! Улаатанг!
Что с тобой?
С голодухи, что ль
У старухи мудрой такой
Не осталось толку в башке?
Чем валяться,
Вытянувшись поперек
Выступа этой славной горы,
Похожей на девятилетка-быка
С белым брюхом,
С пятном на лбу,
Выставившего копья-рога,
Вздыбленного тяжело,
Грозного в пору случки своей;
Чем валяться без дела,
Штаны грызя —
Сшитые из заразных шкур,
Да от голода околевать,
Поглядела бы ты поскорей,
Что делается сейчас
По другую сторону вихревых,
Бесноватых южных небес!
Силою семидесяти семи
Хитростей колдовских,
Силою восьмидесяти восьми
Всяческих уловок своих,
Девяноста и девяти
Чародейных плутней своих,
С помощью ста двадцати
Способов коварных своих,
Увидала бы ты,
Услыхала бы ты,
Как в железном доме Уот Усуму
Похищенная воровски —
Прекрасная Туйаарыма Куо,
Выпрастывая утробу свою,
Криком кричит сейчас,
Рожает богатыря…
Уот-Усуму
Притаился, ждет;
Только она родит,
Тут же он младенца сожрет!
Если бы выкрала ты дитя
И три дня, три ночи подряд,
В трех колыбелях железных твоих
Раскачивая широко,
Баюкала бы его,
Он вырос бы за три дня,
Вышел бы из него богатырь,
Великий охотник и зверолов!
Он стрелял бы озерных птиц,
Позвоночники бы ломал
Рогатым лесным зверям;
Горы дичи он бы тебе приносил,
Досыта кормил бы тебя,
Счастливо бы ты жила…
Коли спросишь —
Кто с тобой говорит,
Я отвечу —
Я вестница духа слов,
Рожденная в западной стороне,
Посланная к тебе,
По имени Чыыбыстаан Куо! —
Так, настоящее имя скрыв,
Звенящим голосом Айыысыт
Пропела песню свою.
Добрую эту весть услыхав,
Бедная старуха-абаасы
Будет ли на месте сидеть?
Выронила из рук
Недогрызенную шапку свою
Старуха Тимир Дьэгэликээн,
Хлопнула по бедрам себя,
На корточки поднялась,
Завертелась на месте волчком;
И кубарем покатясь,
В коршуна превратилась она —
В Кюлюгюр Хардааччы.
Вытянула, изогнув,
Трехсаженную шею свою,
Круглые выпучила глаза,
Как медные два котла;
Железные перья
Дыбом подняв,
Колючие ощетинив шипы,
Черным кованым клювом своим
Пронзительно клекоча,
К небу пасмурному,
Где неслись на ветру
Клочковатые облака,
Крыльями взлохмаченными взмахнув,
Растопырясь, как земляная гора,
Тяжело взлетела она
И в завихряющийся провал
Ревущего южного неба влетев,
Опустилась на поле колдовском
У края долины Хонгкурутта,
У обрывистых берегов
Моря Энгсэли-Кулахай,
У логова Уот Усуму,
У железного дома его;
Просунула голову в дверь,
Разинула черный клюв,
Всей пустой утробой рыча,
Медным щелкая языком,
Раскатисто клекоча.
Прекрасная Туйаарыма Куо,
От страха отчаянно закричав,
Понатужилась,
Напряглась;
И вдруг из утробы ее
Выскочил мальчик
В длинных кудрях,
Рассыпавшихся по плечам;
Как жеребенок дрожа,
Отряхнулся, на ноги стал
И проворно сам побежал
Прямо к старухе Дьэгэликээн.
Увидал ребенка
Уот Усуму.
Погнался было за ним,
Да впопыхах
Запнулся, упал.
Видя, что младенца, схватив,
Огромный коршун унес,
Так Уот Усуму завопил,
Что полнеба
Треснуло, загремев
От страшного крика его.
