СТИХ 118
ГОЛОС СТАРУХИ
О, старик, старик!
От начала времен
Орлиной кровью,
Орлиным пером
На каменных плитах писать
Наказано было тебе,
Проникая в будущие века,
Предрекая удел миров,
Предсказывать судьбы людей…
О, седобородый мудрец,
О, добрый советчик мой,
Острый на слух
Сээркээн Сэсэн,
Скажи мне, что знаешь ты?
О чем размышляешь ты,
Гадающий на крови?
Куда еще вражда заведет
Людей, обитающих на земле?
Лютей их участи нет…
А что я, бедная, сделать могу?
Чем я им, покинутым, помогу?
Тяжело мне видеть страданья людей,
Томно на сердце у меня…
В темную, трехсонную ночь
Трижды приснились мне
Три одинаковых сна:
Ардьаман-Дьардьамана-шамана сын,
Облаченный в продымленную доху,
В добротную ровдугу
В пестром шитье,
Владелец несметных оленьих стад,
Большелобый хозяин тайги,
Удалой медвежатник и зверолов
Бохсоголлой Боотур
Загребистой лапой своей ухватил,
Украл, уволок в становье свое,
Укрыл под землей в тайнике
Небесных родителей младшую дочь,
Прекрасную Айталыын Куо,
Красавицу с восьмисаженной косой.
Эту весть
В оба уха мои,
Задыхаясь, хрипя, на лету
Прокричала Илбис Кыыса…
О, старик, о мудрый старик,
Об этом слыхал ли ты? —
В ответ на старухину речь
С грохотом под землей
Распахнулась книга каменных плит;
Волшебное маховое перо
Из крыла Хотоя-орла
Шумно строчить пошло;
Старческий голос потом
Раскатисто прозвучал,
Как отдаленный гром…
СТИХ 119
ГОЛОС СТАРИКА
Полно, старая, голосить,
Прежде времени горевать!
На сверкающих каменных плитах своих
Я, словно киноварью, записал
Ярко алой кровью орла,
Что летающий, как стрела,
На небесном коне своем Вороном
Стремительный Нюргун Боотур
Снарядился на битву,
Вышел в поход,
Взбаламутил и расплескал,
Словно воду в посудине берестяной,
Бедственный Нижний мир…
Вот уже третий год
Я по приметам своим узнаю,
В пророческих вижу снах,
Что скоро Нюргун Боотур
Из неволи страшной освободит
Несчастную Туйаарыму Куо,
Красавицу с девятисаженной косой,
Предназначенную породить на земле
Тридцать племен айыы-аймага,
Сорок племен уранхай-саха…
Обладатель несметных оленьих стад,
Ардьаман-Дьардьамана сын,
Удалой разбойник лесной
Бохсоголлой Боотур,
Чрезмерно силой своей возгордясь,
Черную накликал беду —
На горе себе украл он сестру
Нюргуна-богатыря.
О бугор ударит его Нюргун,
Распорет толстую кожу его,
Сокрушит его дюжий костяк,
Отомстит за дерзкое воровство!
Что свежие вора следы
Прослежены богатырем,
Сиплым ревом Илбис Кыыса
Проголосила мне…
Что остывший след воровской
Отыскан богатырем,
Провыл, пролетая,
Осол Уола…
Говорят, шаман
Ардьаман-Дьардьаман
У грозного Дьэсегея с небес
Горсть воды бессмертья украл.
Видно, веря в неуязвимость свою,
Надеясь на силу живой воды,
Решился Бохсоголлой-удалец
Совершить беспримерный грабеж,
Но ничто не поможет ему —
Не уйти от возмездья ему… —
Заветные эти слова,
Сказанные ведуном-стариком,
Гулким эхом из-под земли донеслись
До слуха богатыря…
Услыхав слова старика,
Поскакал Нюргун Боотур,
Миновал перевалы восьми хребтов,
Над тучами перелетел
Излучины девяти хребтов,
На красивом склоне пестрой горы
Скакуна черногривого
Остановил
И силой заклятья, в единый миг,
Он превратил коня
В березу о трех ветвях
С серебряною корой;
А сам Нюргун Боотур
Покатился кубарем по земле;
Оборотился он
Горностаем — белым, как снег,
С чутким нюхом,
С черным хвостом.
Неуловимые для людей
Слыша запахи на земле,
Он на след семи оленей напал,
Резво, весело побежал,
Рощу темную миновал.
На опушке леса,
На взлобке горы
Осмотрелся,
На задних лапках присел
И прямо перед собой
Стойбище увидал…
Среди стойбища, снег топча,
Семь оленей пегих —
Рога о рога —
Звучно сшибаясь, дрались,
Бодались, жарко дыша.
Поодаль, на суковатом стволе
Висели на крепких ремнях
Девять шкурой лосиной подбитых пар
Деревянных волшебных лыж,
На которых, как ветер, летал,
Подымая буран за собой,
Бохсоголлой Боотур удалой;
Девять пар высоко подвешенных лыж,
Сыпя искрами,
Полыхая огнем,
Раскачивались сами собой,
Друг о друга хлопались на весу…
К дереву сухому тому
Смело горностай подбежал,
Живо вскарабкался по стволу,
Перегрыз ремни деревянных лыж.
На землю упали они,
Силу потеряли свою…
Проворно кругом горностай обежал
Просторную урасу.
Принюхался, отыскал нору,
Юркнул в нее и попал
В каменный глубокий подвал.
В том подвале,
Привязанная к столбу,
Обливаясь ручьями слез,
Томилась его сестра,
Милая Айталыын Куо,
Жаворонок золотой
Милосердного рода айыы.
Принял Нюргун Боотур
Прежний человеческий вид,
Проворно освободил сестру,
Трижды поцеловал ее
В трепетную верхнюю губу,
Шестикратно обнюхал ее
Нижнюю розовую губу,
Нежно погладив ее, покатал
Между ладоней своих,
В шерстяной комочек ее превратил,
В боковую сумочку положил,
И превратился опять
В горностая, сверкающего белизной,
С черным кончиком на хвосте.
Пробежал по узкой норе,
Пролез в просторную урасу,
На задних лапках привстал,
Огляделся и увидал:
Посредине дымного чума-жилья
Прямехонько перед ним,
На оленьих шкурах, близ очага,
На коленях, сутулясь, сидел
Исполин Бохсоголлой Боотур.
Как широкая деревянная чашка,
Толстый затылок его,
Лоб его на колено похож;
Плоское вытягивая лицо,
Шею в круглые плечи втянув,
Напряженно руку держа
На рукояти меча,
Покачиваясь туловом в полусне,
То всхрапывал богатырь,
То вздрагивал, тараща глаза:
— О-о, татат!
Ох, что за напасть?!
Что-то кожа дергается у меня!..
Ох, похоже — проведал о деле моем,
Ох, похоже — едет сюда,
С шумом, громом скачет сюда,
Грозовою стрелой летит
На Вороном своем,
Стоя рожденном коне,
Стремительный Нюргун Боотур!
Доброе имя мое растоптать,
Громкую славу мою
Опрокинуть задумал он…
Ох, нагрянет скоро сюда
Грозных, надменных соседей сын,
Не приходящий добром,
Не уходящий добром!
Но пока моя голова цела,
Пока в яремную ямку мою,
Пока в богатырскую шею мою
Рогатину враг не всадил,
Миром я никому не отдам
Милую синичку мою,
Бесценную добычу мою,
Несравненную Айталыын Куо! —
Так от тревожного сна
Пробуждаясь, зычно он голосил,
Подбадривал сам себя…
А горностай, подходя бочком,
Блистая белою шерсткой своей,
Сверкая глазками в темноте,
Прямо перед хозяином встал,
Заговорил, запищал.
