Вот поэтому, говорят,
Великое древо Аар-Лууп,
Широко раскинув ветви свои,
Не проникает верхушками их
За край ненасытных небес,
А простирает зеленую сень
Над простором средней земли.
Восемьдесят восемь его
Толстых столбов-корней
Не прорастают в Нижний мир,
А распластываются в толще земли;
До далекого острова Сихта они
Тянутся под землей…
Густые ветви его
Куполом высятся над землей
На семьдесят дней пути,
Изгибаются плавно вниз,
Достигая моря с одной стороны,
А с другой до Татты-реки…
Пышно красуется и цветет
Исполинское древо-мать;
Счастье белое падает на него
С трехъярусных белых небес,
Тяжелые золотые плоды,
Как чороны огромные для кумыса,
Срываются с отягченных ветвей,
Раскалываются пополам,
Ударяясь о корни свои,
А могучие корни,
Взрастившие их,
Впитывают все соки земли.
Верхняя древа часть
Орошает долину
Млечной росой,
Нижняя древа часть
Источает щедро вокруг себя
Божественно желтую влагу свою.
Вот какой прекрасной была
Долина Кыладыкы;
Широкие луговины ее —
По триста верст длиной,
Зеленые поймы ее —
По двести верст шириной…
Но не мог там себе построить жилья
Немощным рождающийся человек,
Ходящий на двух ногах;
Только реял там воющий дух илбис,
Только тлел там
Красным огнем
Волшебный камень-сата.
Обступали долину горы вокруг,
Огромные скалы, словно бойцы,
Воплями оглашая даль,
Колотушками боевыми, чомпо
По макушкам друг друга тузя,
Обвалы обрушивали с крутизны…
Была благодатная эта страна
Предназначена в древние времена
Для такого могучего богатыря,
На которого никто на земле
Не смог бы надеть ярма;
А пока налетали сюда
С северных, метельных небес
Сонмища свирепых племен,
У которых рты на груди,
Чей отец был Улуу Тойон,
А мать — грохочущая в высоте,
Неистовая Куохтуйа Хотун.
Огненными глазами они
Оглядывали равнинную ширь;
Им по нраву пришлось
По долине той
Прыгать, скакать, играть;
А от их тяжелых прыжков,
От свирепой игры и возни
Трещинами раскололась земля,
Буераками расползлась,
Раскололась оврагами вдоль и вширь.
Из-под купола вихревых небес
Заваленной тучами стороны
Набегали сюда племена
Подземных абаасы,
Чей отец — Арсан Дуолай,
А мать — старуха Ала Буурай,
Властители страшных
Подземных бездн.
Медными глазами они
Разглядывали равнинную ширь,
Им по нраву долина пришлась.
И вот исполины-абаасы,
Как огромные ели, зимой
Покрытые грузным снегом и льдом,
Играли, прыгали тяжело,
Лишь метались темные тени их.
И от их тяжелых прыжков,
От чудовищной их игры
Балками раскололась земля,
Оврагами разорвалась…
Народившиеся от первых людей
Три племени уранхай-саха,
Четыре рода айыы-аймага
Сильных вырастили сыновей,
Отважных богатырей,
Не жалеющих головы своей.
Вставали отважные удальцы,
Выходили давать отпор
Налетавшим сверху врагам,
Нападавшим снизу врагам.
Кистенями размахивая, крича,
Шумно устремлялись они
В погибельный Нижний мир;
С копьями наперевес,
Толпами подымались они
По склону бурных небес
В грохочущий Верхний мир.
От полчищ верхних богатырей
Поражение терпели они;
От полчищ подземных богатырей
Терпели они урон;
А в Среднем мире своем
Укрытья не было им…
СТИХ 22
И вот — рожденные в пору бед,
Взращенные в горестях и нужде,
Закаленные в жестокой борьбе
С чудовищами подземных бездн,
Уцелевшие в неравных боях
С исполинами абаасы
Непримиримо бурных небес,
Самые первые удальцы,
Прославленные богатыри,
Старейшины-главари
Племен айыы-аймага
Сошлись наконец —
Собрались на совет,
Стали вместе гадать, размышлять,
Как им быть,
Как им дальше жить…
Ветер далеко относил
Горестные возгласы их,
Эхо гулко вторило их голосам:
— Аарт-татай!
Ах, братья-друзья!
Ах, какая досада нам…
Ах, какая обида нам!
Ведь богатейшая эта земля,
Долина Кыладыкы
Была завещана племенам
Добросердечных потомков айыы!
Щедрую тучность этой земли —
Желтое изобилье ее —
Неистовые разрушают враги,
Твердыню нетронутую ее
В пустыню хотят превратить
Завистливые враги!
На широких просторах этой земли,
Теряющихся в голубой дали,
Где краснеет, алеет, горит
Россыпями камень-сата,
Где воинственные илбисы кричат,
На великой равнине этой страны,
На могучей хребтине ее,
Что ногой толкнешь и не колыхнешь,
На ее широкой груди,
Вздымающейся высоко,
Чтобы здесь могла жилье основать
Добрая мать Иэйэхсит,
Чтобы дом изобильный смогла обжить
Великая Айыысыт,
Поселить должны
Владыки айыы
Такого богатыря,
Который был бы сильнее всех
В трех сопредельных мирах,
Чтобы он и ростом был выше всех,
И душою отважнее всех,
Чтобы в теле могучем был у него
Несокрушимый костяк,
Чтоб шумела в широких жилах его
Непроливающаяся кровь,
Чтобы вечным дыханием он владел,
Бессмертие получил в удел;
Чтобы он защитником был
Людям айыы-аймага,
Ходящим на двух ногах,
С поводьями за спиной.
Только нет такого богатыря,
Нет такой защиты у нас…
Люди лучшие трех племен саха
Перебиты, истреблены…
Потомки всех четырех племен
На гибель обречены!
Прокляты мы, видно, судьбой,
Пропащая, видно, участь у нас —
Разорение, гибель, смерть…
Самый лучший,
Самый обширный алас
Средней ярко-пятнистой земли
Отняли у людей
Отродья абаасы!
Не осталось нам ни пастбищ, ни вод,
Ни обильных дичью лесов…
Потомки славных наших родов
Обездолены, побеждены,
Повалены вниз лицом.
Видно, приходит последний час
Племен уранхай-саха…
Выгонят нас из наших домов,
Развеют пепел родных очагов…
Так неужто, братья-богатыри,
Обитающий на хребте небес,
Восседающий в облаках
На беломолочном камне своем,
Благодатный, древний, седой,
Чье дыхание — нежный зной,
Прародитель наш
Юрюнг Аар Тойон
Своим нескользящим,
Толстым щитом
Нас не укроет,
Не защитит,
От гибели не спасет?
О, если бы наша Аан Алахчын —
Материнского древа душа,
Посланная охранять
Изобилие золотых щедрот
Изначальной средней земли,
Наяву перед нами представ,
Причитая и плача, сказала бы нам,
Что больше надежды нет,
Мы не стали бы дольше терпеть!
Мы бы сами убили себя,
Бросясь на острия
Сверкающих копий своих! —
Так роптали богатыри
Племен айыы-аймага,
Так в отчаяньи восклицали они…
Громкие восклицания их,
Ропот неумолкающий их
Превратился в шестиязыкий огонь,
Воплотился в серный
Синий огонь.
Семь илбисов неистовых
В том огне
Яростно воя, взвились,
Понесли и бросили этот огонь
На восьмиветвистое древо Аар-Лууп.
Охватило пламя могучий ствол,
Потрескивая, побежало вверх,
Коснулось нижних ветвей,
Дымом застлало
Лиственный свод.
Вихрь налетел, зашумел,
Грозно зашелестел
Широколапой густой листвой,
Раскачал огромные восемь ветвей,
С треском ломая сучья на них;
Тяжелые золотые плоды
Стали падать с нижних ветвей,
Посыпались с верхних ветвей;
Словно рыбьи серебряные хвосты,
Захлопала, затрепетала листва…
Завыл илбис, затянул
Воинственную песню свою.
Птицы тучей слетели с ветвей,
Захлопали крыльями,
Прочь понеслись;
Звери, прятавшиеся в тени
Древа жизни Аар-Лууп,
Жалобно в испуге крича,
Кинулись убегать…
Исполинский свод серебристой листвы,
Куда прилетала порой отдыхать
Благодатная Иэйэхсит,
Где обитала всегда
Сама Аан Алахчын,
Весь огромный купол густой листвы
Покрылся дымом седым;
С треском шатался могучий ствол,
Ветви раскачивались все сильней;
Красный камень —
Опора толстых корней —
Раскалывался,
Дробясь, как дресва…
Предназначенная охранять
Желтую благодать земли
В долине Кыладыкы,
Вышла из шумной листвы
Аан Алахчын,
Манган Манхалыын,
Надела на плечи свои
Ниспадающие спереди и позади
Подвески чеканного серебра,
Накинула на себя
Длинную одежду свою
Из драгоценных мехов.
Вспыхнула благородная кровь
В сердце Аан Алахчын,
Во весь свой высокий рост
Выпрямилась она;
Блеснувшие на ее глазах
Смахнула слезы она
Золотыми ладонями рук.
Где упали слезы ее,
Два озера, шумя, разлились —
И четыре гоголя с высоты
Опустились на воду их,
Хлопать крыльями стали, нырять…
Аан Алахчын, Манган Манхалыын
Выпрямилась во весь свой рост,
Высотою с дерево стала она;
Косы длинные до земли опустив,
Глаза блистающие подняв
К трехъярусным небесам,
Протяжно петь начала…
Звучным голосом пела она,
Взывая к сидящему в высоте
Юрюнг Аар Тойону —
Отцу своему
В шапке из трех соболей,
Чье дыханье — нежный зной,
Чья белеет, как снег, седина.
