СТИХ 21
Далеко, где желтеет склон
Западных холодных небес,
Под грядою клубящихся облаков
Раскинулось широко,
Вздуваясь темной водой,
Разбиваясь о берег пенной волной,
Играет, бушует, гремит
Великое море Араат
Через просторы моря того
Птица не перелетит.
Восемь заливов его
Вторгаются в грудь земли,
За восемь дней пути
Слышно, как грохочет прибой…
На море волненье всегда,
Леденящим холодом дышит оно,
Не стихают бури на нем никогда,
Не умолкает прибой никогда.
А что лежит за морем Араат?
Там — под нижним краем
Закатных небес —
Подымаются, словно белый дым,
Громоздятся, как облака,
Белые горы в снегу.
На хребте синеющем этих гор
Обрывистые утесы торчат,
Вершины острые их,
Словно копья широкие, поднялись…
Как ступенчатые горловые хрящи,
Громоздятся скаты каменных гор.
Здесь берет начало
Широкий, большой
Перевал Кээхтийэ-Хаан,
Чья хозяйка — свирепый дух;
Здесь лютует она,
Здесь колдует она,
Обвалами грохоча…
По страшному перевалу тому,
По обрывам непроходимым его
Спускаются в Средний мир
Свирепые верхние абаасы,
Самые первые богатыри
Ненасытно буйных небес,
Чей родич — алчный Аан Дархан.
Здесь изрыгает дым и огонь
Таинственное жерло;
Оттуда выходит в ночи на грабеж,
Туда уходит потом,
С награбленным им добром,
Ненавидящий всех людей
Уот Усуму Тонг Дуурай.
На восьминогом огненном змее
Сидя верхом, выезжает он,
Все живое сжигает он
Смертоносным своим огнем.
Это он истребил племена
Кюксэ Хаадыат
И Кюкэ Хахат;
Это он пожрал их стада,
Ближних соседей их перебил,
К дальним их соседям пришел,
Обездолил их и угнал их скот…
На груди праматери Кыладыкы,
В долине ее золотой,
На широком ее хребте,
На лоне, блистающем белизной,
Вырос некогда сам собой,
Вспучился из-под земли
Глинистый высокий курган;
На округлой вершине его
Поднялись еще три холма.
За девять суток пути
Вершина его отовсюду видна;
За восемь дней пути
Седловина его видна.
На вершине кургана того,
Между тремя холмами его,
Посреди седловины крутой
По велению неба
В начале времен —
Раскинув пышные восемь ветвей,
Выросло древо Аар-Лууп.
Так высоко оно поднялось,
Так широко разрослись
Могучие ветви его,
Что осенили землю они,
Заслонили солнце они.
У прекрасного древа того
Тонкие ветки из серебра
Звонко поют на ветру;
На могучем его стволе
Темная золотая кора…
Круглый год оно
Зеленеет, цветет.
Как огромные кубки для кумыса,
Как большие чороны
С резной каймой,
Золотые орехи зреют на нем,
Срываются с высоких ветвей,
Разбиваются у корней,
От удара паденья своего
Раскалываются они,
Проливая созревшую в них
Желтую благодать.
Широкие листья его,
Словно конские чепраки
Из шкур молодых кобылиц,
Широко под ветром шумят;
Если ветра нет —
Все равно они,
Как живые,
Колышутся, шелестят…
В древе том обитает
Хозяйка Земли,
Дух великий деревьев и трав,
Аан Алахчын,
Манган Манхалыын,
Дочь Юрюнг Аар Тойона,
Владыки небес,
Посланная жить на земле,
Одарить щедротами
Средний мир,
Украсить, обогатить
Долину жизни грядущих людей,
Деревом-матерью быть
Племенам уранхай-саха…
Шелестело древо густою листвой,
Будто говорило само с собой:
— Если б вольно я
В высоту росло,
Я до неба
Дорасти бы могло,
Поднялись бы верхние ветви мои
Выше стремительных
Белых небес,
Восемь моих могучих ветвей
Раскинулись бы в высоте,
Как восемь густых лесных островов,
Над становьем,
Где грозный живет
Улуу Суорун Тойон…
Там несметное племя его,
Свирепые верхние абаасы,
Чьи завистливы огневые глаза,
Чьи железные клювы остры,
Отведали бы моих плодов,
Взялись бы хвалить, клевать
Золотые орехи мои,
Стали бы пожирать
Желтую благодать мою,
Стали бы жадно пить
Белую благодать мою;
Привязался б ко мне
Их лютый дух,
Прилипла б ко мне
Их лютая страсть,
Выпила бы соки мои…
И высокие ветви мои
Сохнуть начали бы тогда,
Рухнул бы могучий мой ствол,
Пошатнулось бы счастье средней земли…
Если бы восемьдесят восемь моих
Могучих толстых корней
Прямо вниз росли
В глубину земли,
То проникли бы корни мои
В страшный подземный мир;
Через его дождливую пасть
Высунулись бы корни мои
В середине аласа Алып-Ньахсаат,
Где владыка Нижнего мира живет —
Родившийся в облезлой дохе
Исполин Арсан Дуолай…
Несметное племя его,
Чьи медные клювы остры,
Припали бы к белым моим корням,
Стали б корни мои сосать,
Высосали бы сок из меня,
Высохли бы корни мои;
И без опоры в земле
Рухнуло бы я с высоты
Грузным своим стволом…
Беззащитным остался бы Средний мир,
Перестала бы к людям сходить
Благодатная Айыысыт;
Некому было бы разводить
Тучный молочный скот,
Запустели бы стойбища мирных людей,
Опустели бы их дома
И пришел бы жизни конец!.. —
