Цыган помчался.
Обнажив саблю, Мекчеи присел на ступеньке лестницы, которая вела в водохранилище.
Снизу послышались голоса.
Мекчеи встал и откинул створку люка, которая загораживала лестницу.
Приближались пять солдат. Чуть ли не одновременно с ними явились Добо и оруженосец Криштоф.
Криштоф нес фонарь, освещая дорогу Добо.
Мекчеи дал знак, чтобы шли быстрее. Голоса в водохранилище становились все громче.
— Сюда, сюда! — раздался в глубине глухой голос.
Добо скомандовал солдатам взять ружья на изготовку и держать их у края бассейна дулом вниз.
— Криштоф, — сказал он, — приведи от лейтенанта Гергея еще двадцать человек.
Он взял у юноши фонарь и поставил его возле сваи, но так, чтобы свет его не падал в водохранилище.
Из глубины послышалось бряцанье оружия и топот.
— Сюда, сюда! — раздалось еще громче.
Громкий всплеск… Вслед за тем еще всплеск… Крики: «Эй ва! Медед!..» Еще и еще всплески…
Стукнула створка двери, прикрывавшей лестницу. Кто-то вынырнул из люка. Добо схватил фонарь и поднял его.
Фонарь осветил свинцово-серое лицо лейтенанта Хегедюша.
Мекчеи схватил Хегедюша за шиворот.
— Держите его! — крикнул Добо.
Сильные руки вцепились в лейтенанта, вытащили его из водохранилища.
— Отберите оружие!
А внизу все слышались всплески и смятенные крики:
— Хватит, довольно!
Добо посветил фонарем. Внизу, в большом черном водохранилище, барахталось множество вооруженных турок в чалмах. А из боковой расщелины, напирая друг на друга, лезли еще и еще турки.
— Огонь! — крикнул Добо.
Пятеро стрелков выстрелили в люк.
Своды водохранилища ухнули, как будто выстрелили из зарбзена. В ответ раздались истошные крики.
— Оставайтесь здесь, Мекчеи, — сказал Добо. — Здесь подземный ход. Я и не знал о нем. Прикажи его облазить. Обшарь и сам. Пройдите до самого конца. Если он выводит за пределы крепости, мы завалим его и даже замуруем. Пусть один караульный всегда сторожит здесь, внизу у стены.
Он обернулся к солдатам и, указав на Хегедюша и его сообщников, приказал:
— Заковать! Каждого бросить в отдельный каземат.
И Добо вернулся на башню.
Из глубины водохранилища кто-то кричал по-венгерски:
— Люди! Спасите!
Мекчеи опустил в отверстие люка фонарь. Среди утонувших барахтался турок в кожаной шапке и вопил.
— Киньте ему веревку! — приказал Мекчеи. — Может быть, он тоже из крепости.
Неподалеку валялась веревка, на которой обычно вытягивали ведра с водой. Ее спустили вместе с ведром. Тонувший уцепился за ведро. Три солдата вытащили его из люка.
Поднявшись, турок широко разевал рот, точно выброшенный на берег сом.
Мекчеи поднес фонарь к его лицу. Это был длинноусый акынджи. И с усов и с одежды его стекала вода.
— Ты венгр? — спросил Мекчеи.
Акынджи, рухнув на колени, сказал с мольбой:
— Пощади, господин!
Он обратился к Мекчеи на «ты» — уже по одному этому легко было понять, что он турок.
Мекчеи чуть не столкнул его в люк, но передумал Решил, что он пригодится в качестве свидетеля.
— Отберите у него оружие! — приказал он солдатам. — Посадите вместе с крестьянами, приносившими письма.
7
На другой день, четвертого октября, восходящее солнце озарило поднявшийся за ночь земляной вал у крепостной стены.
Глубокий ров, который опоясывал крепость с севера, был местами засыпан.
Напротив проломов теперь поднялись целые холмы. Снизу был навален хворост, ветви, связанные охапки виноградных лоз, а сверху — земля. Турки наверняка продолжат работу и в некоторых местах насыплют такой высокий холм, что с него и стрелять можно будет через стену, и забраться в крепость без лестниц.
Добо оглядел их работу. Лицо его сохраняло спокойствие. Потом он обернулся к Гутаи, который пришел для «доклада.
Добо поручил ему допросить Хегедюша и его сообщников, так как самому некогда было этим заниматься.
— Мы кончили, господин капитан, — доложил Гутаи. — Парни признались, что хотели впустить турок. А Хегедюша пришлось немного пощипать. Но и тогда он кричал: «Признаюсь, признаюсь, а самому Добо скажу, что вы пытками вынудили меня признаться».
Добо послал за офицерами. Пригласил в рыцарский зал четверых старших лейтенантов, одного лейтенанта, одного старшего сержанта, одного младшего сержанта и рядового. Вызвал и раздатчика хлеба — дьяка Михая.
Стол был покрыт зеленым сукном. На столе стояло распятие, возле него горели две свечи. В углу зала ждал палач в красном суконном одеянии. Подле него на сковороде тлели раскаленные угли. В руке палач держал мехи. Рядом со сковородой лежали куски свинца и клещи.
Добо был в черной суконной одежде и в шлеме с капитанским султаном из орлиных перьев. На столе перед ним лежал лист чистой бумаги.
— Друзья! — мрачно сказал он. — Мы собрались здесь для того, чтобы расследовать дело лейтенанта Хегедюша и его сообщников. Действия этих людей свидетельствуют о том, что они изменники.
Добо подал знак, чтобы ввели заключенных.
Гергей встал.
— Господа, — сказал он, — я не могу быть судьей в этом деле: я недруг обвиняемого. Снимите с меня обязанность судьи.
Вслед за тем поднялся Мекчеи.
— Я могу быть только свидетелем, — сказал он. — Никто не может быть одновременно и судьей и свидетелем.
— Будьте свидетелем, — ответили сидевшие за столом.
Гергей удалился.
Мекчеи вышел в прихожую.
Стражники ввели Хегедюша, его троих сообщников и турка.
Хегедюш был бледен и не смел поднять глаза, обведенные темными кругами.
Добо оставил в зале только его, остальным подсудимым велел выйти.
— Слушаем вас, — сказал он. — Расскажи, как вы привели в крепость турок.
Хегедюш собрался с духом и начал бессвязно оправдываться:
— Я думал заманить турок в водохранилище. Сдать крепость я вовсе не хотел. Водохранилище велико. Мы обнаружили там в стене узкий проход. Я думал отличиться, уничтожив одну тысячу турок.
Добо спокойно выслушал его. Офицеры тоже не задавали никаких вопросов. Когда Хегедюш замолчал, Добо приказал отвести его в сторону и по порядку стал вызывать солдат.
— Мы обязаны были слушаться приказа господина лейтенанта, — сказал первый солдат, человек лет сорока, с бесцветным лицом. Вся его одежда была в грязи. — Мы обязаны подчиняться, ежели нам приказывают.
— А что он приказывал?
— Приказал нам стоять у водохранилища, пока он приведет несколько турок.
— А он сказал, зачем приведет турок?
— Чтобы мы обсудили с ними вопрос о сдаче крепости.
Добо взглянул на лейтенанта. Хегедюш затряс головой.
— Неправда, он лжет!
— Я? — обиженно воскликнул солдат. — Разве вы, господин лейтенант, не сказали, что турок сулит все хорошее, а господин Добо ничего хорошего не обещает и даже денег не выдает, какие полагается платить во время осады?
— Он лжет! — повторил Хегедюш.
Ввели второго солдата. Он тоже казался испуганным. Его длинные черные волосы были облеплены грязью. Солдат остановился, растерянно тараща глаза.
— Зачем вы были у водохранилища?
— Ждал турка, — ответил солдат. — Господин лейтенант Хегедюш сказал, что не сегодня завтра турки возьмут крепость и мы наверняка погибнем, если не сдадим ее сами.
Добо велел ввести и третьего солдата. Это был желторотый птенец в продранных на коленках, выцветших красных штанах.
— Я ничего не знаю, — пролепетал он. — Меня только назначили к колодцу, а зачем — я не знаю.
— Господин Хегедюш не говорил, что было бы хорошо поладить с турками?
— Говорил.
— Когда он сказал это в первый раз?
— Вечером после большого приступа.
— А что он сказал?
— Он сказал, что… что… ну, он сказал, что… нас мало, а их много и что остальные крепости тоже не удалось защитить, хотя турецкие войска тогда еще шли порознь, в двух направлениях.
— Говорил лейтенант Хегедюш что-нибудь о дополнительных деньгах, которые платят во время осады?