— Молодец, Варга! — крикнул Добо. — Ты достоин награды!

Убедившись, что в этой стороне крепости все в порядке, Добо заторопился к своему коню и поскакал к Старым воротам, так как турки окружали крепость с восточной и южной стороны.

На эти стены и была устремлена все сила штурма.

Гергей в панцире стоял на башне. За его спиной лежали наготове бочки и огромное колесо. Все снаряды и сам он были укрыты тыном.

Гергей был спокоен, как скала над бурным морем.

Турки пошли на приступ. Из всех пушек выпалили разом. Поднялся адский шум.

— Биссмиллах! Биссмиллах!

Воинственные клики заглушили на несколько минут даже грохот чинч лагерного оркестра. Но потом музыканты остановились в Кирайсекеском рву и уже непрерывно гремели во всю мочь.

— Ну, сейчас вы у нас попляшете! — крикнул Золтаи.

Турецкая рать закишела. Зареяли флаги с полумесяцем и с конскими хвостами. Впереди развевался желто-красный стяг янычар, подальше — зеленое полотнище с белыми полосами: знамя улуфеджи. Прикрывшись до колен щитами и звеня стальными доспехами, вышли вперед сипахи.

— Аллах! Аллах!

В руках у них были пики или копья. На ремешках, обхватывавших запястья, болтались обнаженные сабли. У пояса — тоже сабля. Бегом, всей оравой, побежали они из рвов к башне.

— Аллах акбар! Ла иллахи илл аллах! Я фетах!

В ответ со стены низверглась черная бочка. Изрыгая пламя и подскакивая, она покатилась навстречу туркам. Какой-то сипахи, желая преградить ей дорогу, вонзил в землю копье. Его примеру последовал другой, третий.

— Аллах! Аллах!

Четвертый схватил бочку, чтобы скинуть в ров. В тот же миг бочка взорвалась: передовой отряд турок разбросало во все стороны.

— Аллах акбар!

Не успели турки опомниться — прилетела вторая бочка. Она плевалась, стреляла огнем направо, налево, вверх, вниз и взорвалась среди закованных в броню сипахи, раскидав их в разные концы.

— Аллах! Аллах!

Но назад пути им не было. Снизу их теснили тысячи и тысячи карабкавшихся наверх солдат. Видно было только, как передние, отскочив, прижались к стене, как шедшие позади шарахнулись и как огненные струи полетели во все стороны на десять саженей. Устрашенные силой огня, турки, укрытые щитами, опустились на корточки.

— Правоверные, вперед! Вперед, через огонь!

И сипахи двинулись тесными рядами вверх по насыпи.

Но и огненные бочки покатились одна за другой.

— Илери! Илери! Аллах! Аллах!

Лавина турок понеслась навстречу пеклу преисподней.

Но вот на башне раскрылся тын, и навстречу появилось огромное, черное от копоти колесо. Из середины его вился дым, слышалось шипенье. Колесо покачнулось и рухнуло с каменной стены, полетело навстречу турецким полчищам, шедшим тесными рядами.

— Илери! Илери! — слышались отовсюду крики ясаулов.

Но храбрецов, которые шли вперед, ошеломило появление колеса.

Не успело еще колесо подкатиться к ним, как из него вырвалась первая молния, вылетела огненная струя и пронеслась на пятьдесят саженей. Каждая капля этой струи, попадая на живого или мертвого, продолжала гореть.

— Гезюню ач! С акын![92]

Передовые турецкие отряды в ужасе бросились ничком на землю, надеясь, что дьявольское колесо перекатится через них. Но оно стало уже искрящимся огненным колесом: стреляло пламенем, плевалось горящим маслом, осыпало бритые головы и кинтуши пылающими фиолетовыми огненными тюльпанами. Шипя, хлопая и громыхая, колесо перескочило через головы турок, рассыпая змеистые лучи, выбрасывая красные, синие и желтые звезды.

— Медед, аллах!

Даже самые отважные отряды в страхе отступили. Давя друг друга, воины бежали, спасаясь от невиданного исчадия ада.

А колесо, точно наделенное разумом и волей, неслось по следу бегущих, сбивало их с ног, осыпало огнем, дождем кипящего масла, пылающей серой, разряжало ружья, так что турки стреляли друг в друга, забрызгивало огнем глаза, рот, уши, шею, обжигая так страшно, что даже смертельно раненные корчились от боли. И это огненное колесо катилось все дальше. Из него вылетали длинные пылающие молнии, разя ясаулов вместе с их конями. Длинные языки пламени прожигали тело до костей. Дым душил. Грохот оглушал. Пламя охватывало отряды, мимо которых проносилось колесо. Оставались только сотни извивающихся от жара, обугленных трупов и дергающихся, скачущих как безумные, горящих заживо людей.

Колесо, окутанное дымом, катилось дальше и сотнями метало молнии.

— Етишир! Етишир! Аллах! Медед!.. Вай!..

Тщетно бесновались ясаулы, тщетно хлестали солдат по лицу плетью с шипами. Воинов, готовых штурмовать наружные укрепления Эгера, больше не нашлось. А тут еще и венгры выскочили в пролом, как разъяренные львы, и, никому не давая пощады, рубили, били, кололи всех, кого повергло в ужас и оцепенение огненное колесо.

«Назад, назад!» — запела в крепости труба.

Гергею с трудом удалось вернуть своих солдат.

— Бочку на стену! Бочку!

Бочку подкатили и поставили на стену. Последние отряды турецкой рати с гулом рассеялись, бренча оружием. Остались только пушки, в испуге скачущие верблюды и ошеломленные топчу.

Хорошо еще, что Мекчеи ушел из подземелья, где вели подкоп, и вернулся к Старым воротам, где он командовал, иначе турки ворвались бы там из-под земли сразу в трех местах.

Пока на земляной насыпи врагов отражало огненное колесо, у Старых ворот битва шла под землей.

Там стены уже настолько разрушились, что турки просовывали пики в трещины между камнями. То же самое делали и венгры. У Старых ворот Мекчеи повел встречные подкопы и обратил турок в бегство.

Напоследок турки подожгли ворота, намереваясь ворваться через них, но наткнулись на-толстую крепкую стену за башней. Вовремя Мекчеи велел замуровать ворота!

Гергей, увидев, что вблизи его башни солдаты то и дело устраивают вылазки, а турки как безумные бегут от огненного колеса, прикрыл пушки и ящики с порохом мокрыми шкурами, оставил десять человек в карауле, а остальных повел к Старым воротам, на помощь Мекчеи.

Но Мекчеи уже не нуждался в помощи. Ужас передался и той части турецкой рати, которая штурмовала Старые ворота. Из поставленных там отрядов еще держались только тюфенкчи. Они шныряли вокруг ворот, стреляли, вновь заряжали ружья и палили непрерывно.

На стенах, примостившись за тыном, стояли караульные, а у подножия стен и в их нишах солдаты изнутри крепости отбивались от турок, поминутно нагибаясь и просовывая в щели пики.

Гергей взбежал на стену и, укрывшись щитом, посмотрел вниз. У подножия стены копошился вражеский отряд, недоступный выстрелам ни сверху, ни сбоку. Венгры пытались доставать до них пиками сквозь щели, но турки отскакивали и прижимались к стене или же садились на корточки как раз в тех местах, где не было щелей. Одни держали в руках мешки, другие камни. Мешками и камнями они пытались заложить бойницы, чтобы венгры не могли стрелять в них.

Осажденные выталкивали камни и мешки и кололи турок пиками.

Но как только венгерская пика высовывалась наружу, турки хватали ее по двое, по трое и, уцепившись, старались вырвать ее. Издали могло показаться, что они пилят дрова: тянут пику к себе, толкают обратно; в конце концов турки выхватывали ее.

Венгры бранились.

— Эх, да что же вы! — крикнул Гергей вниз солдатам. — Вон костер горит. Суйте в него пики!

И правда, у самой стены пылал костер. Человек двадцать солдат подскочили к нему и, сунув в жар пики, накалили их докрасна.

А турки уже приготовились и, ухмыляясь, ждали новой добычи.

Вдруг из щелей стены высунулось сразу двадцать пик.

— Есть!

Турки схватились, да только ладони себе обожгли. Их злобную брань венгры встретили дружным хохотом.

17

Двенадцатое октября. Среда.

Турки изрешетили всю крепость. Тридцать два дня обстреливают ее непрерывно то с севера, то с юга, то с одной, то с другой стороны.

вернуться

92

Осторожно! Берегись!