Последним из вельмож вышел, вернее — вывалился, шатаясь, Подманицки. Его поддерживали два турецких офицера и даже подсадили на коня.

Потом показались несколько пестро разряженных слуг — сарацинов. И больше никого.

Полог палатки опустился, закрыл собой красноватый свет.

— А вы чего здесь ждете? — любезно спросил их пузатый турок со страусовым пером на тюрбане.

— Ждем нашего господина Балинта Терека.

— А разве он еще не уехал?

— Нет.

— Стало быть, наш милостивый падишах беседует с ним.

— Мы подождем его, — сказал Мартонфалваи.

Турок пожал плечами и ушел.

— Я больше не могу ждать, — забеспокоился Гергей. — В полночь я должен быть в Буде.

— Так что ж, братишка, — дружелюбно сказал Мартонфалваи, — поезжай и, если найдешь в моей постели турка, вышвырни его вон.

Он сказал это в шутку, но Гергею было не до смеха. Он попрощался с Мартонфалваи и поскакал в гору.

Луна выплыла из-за туч и осветила будайскую дорогу.

Турки, стоявшие с пиками у ворот, даже не взглянули на Гергея. Поодиночке люди могли еще свободно входить и выходить из крепости. Кто знает, что будет завтра! Не выгонят ли вовсе венгров из Буды?

Внутри крепости конь перешел с рыси на галоп. Гергей увидел, что возле домов тоже стоят янычары с пиками — перед каждым домом по янычару. На всех башнях болтались бунчуки, увенчанные полумесяцем, только на храме Богородицы еще уцелел позолоченный крест.

Гергей доехал до площади Сент-Дердь и, к великому своему удивлению, никого там не увидел.

Он объехал кругом и бассейн и пушки — никого, кроме турка с пикой, как видно, караулившего орудия.

Гергей сошел с коня и привязал его к колесу пушки.

— Ты чего здесь делаешь? — заорал на него турок.

— Жду, — ответил Гергей по-турецки. — Уж не боишься ли ты, что я твою пушку суну себе в карман?

— Ну, ну… — благодушно сказал топчу. — Ты, стало быть, турок?

— Не удостоился еще такого счастья.

— Тогда ступай домой.

— Но сегодня у меня решается здесь вопрос чести. Потерпи немного, прошу тебя.

Турок наставил на него пику.

— Прочь отсюда!

Гергей отвязал коня и вскочил в седло.

Кто-то бежал со стороны Фейерварских ворот. Гергей узнал Фюрьеша. Его рыжеватые волосы почти светились в темноте.

Гергей подъехал к нему.

— Мекчеи ждет тебя в доме Балинта Терека, — проговорил Фюрьеш, запыхавшись. — Пойдем, а то янычары не разрешают разговаривать на улице.

Гергей сошел с коня.

— Как же произошла эта подлость? — спросил он.

Фюрьеш пожал плечами.

— Они все проделали хитро, коварно, по-басурмански. Пока мы с малюткой-королем были в лагере, янычары пробрались поодиночке в крепость и прикинулись, будто интересуются нашими постройками. Ходили, глазели. И набиралось их все больше и больше. Когда же они заполнили все улицы, затрубила труба — янычары выхватили оружие и всех загнали в дома.

— Сущие дьяволы!

— Этак-то просто крепости занимать.

— Мой господин заранее говорил…

Окна дворца были открыты, в покоях горел свет. Из окна на втором этаже высунулись две головы.

Как раз в это время у ворот сменялась стража, и огромного роста янычар загородил вход.

— Вам что? — небрежно спросил он по-венгерски.

— Мы здешние, — ответил резко Гергей.

— Только что пришел приказ, — сказал турок, — кого угодно выпускать и никого не впускать.

— Я здешний, живу в этом доме. Я из домочадцев Балинта Терека.

— Тогда, сынок, езжай домой, в Сигетвар, — насмешливо посоветовал турок.

Глаза Гергея округлились.

— Впусти! — крикнул он и хлопнул по рукояти сабли.

Турок выхватил саблю из ножен.

— Ах ты, песий сын! А ну, убирайся отсюда!

Гергей отпустил повод коня и тоже выхватил саблю, надеясь, очевидно, на то, что он не один.

Сабля турка сверкнула над головой Гергея.

Но Гергей отбил удар, сабля его высекла искру в темноте, и, тут же подавшись вперед, он вонзил клинок в янычара.

— Аллах! — взревел великан.

И слова его потонули в хрипе. Он откачнулся к стене. За спиной его, треща, посыпалась штукатурка.

С верхнего этажа дворца раздался крик:

— Всади в него еще раз!

Гергей по самую рукоятку всадил саблю в грудь янычара.

Он с изумлением вытаращил глаза, увидев, что великан мешком упал у стены и выронил из рук саблю.

Гергей оглянулся, ища Фюрьеша. Но тот бежал, бежал без оглядки к королевскому дворцу.

Вместо Фюрьеша с противоположной стороны улицы неслись на помощь товарищу три янычара в высоких колпаках.

— Вай башина ибн элкелб![31]

Юноша увидел, что времени терять нельзя. Он подскочил к воротам, открыл их и мигом задвинул изнутри засов.

Взволнованный стычкой, он сделал дрожащими ногами еще несколько шагов, потом, услышав, что кто-то, громыхая, спускается по деревянной лестнице, сел на скамью под воротами.

Это шел Золтаи с саблей в руке, а вслед за ним Мекчеи, тоже с обнаженной саблей. Они увидели Гергея. Горевший под воротами фонарь осветил их изумленные лица.

— Так ты уже здесь? — спросил Золтаи, широко раскрыв глаза. — Не ранен?

Гергей покачал головой: не ранен.

— Ты заколол турка?

Гергей кивнул головой.

— Дай я прижму тебя к груди, ты ведь маленький герой! — воскликнул Золтаи с воодушевлением. — Ты превосходно отразил его удар! — И он обнял Гергея.

Снаружи забарабанили в ворота.

— Откройте, собаки, не то мы спалим вас дотла!

— Надо бежать, — сказал Мекчеи. — Собрались янычары! Но прежде, дружище, дай мне руку. И не сердись, что я тебя обидел.

Гергей протянул руку. Он был ошеломлен, не знал даже, что с ним творится. Молча позволил он протащить себя по двору, потом вверх по лестнице, в какую-то темную комнату. И очнулся только тогда, когда юноши сплели из ремней и простынь веревку. Мекчеи предложил ему спуститься первому.

Там, внизу, в залитой лунным светом глубине, он увидел королевский огород.

На другой день утром Али-ага снова явился к королеве и сказал:

— Милостивый падишах счел за благо взять Будайскую крепость под защиту турецких войск, пока не подрастет твой сын. Ведь ребенок не в силах защитить Буду от немцев. А милостивый падишах не может каждый раз являться сюда и два-три месяца проводить в пути. А ты, всемилостивейшая госпожа, удались пока в Эрдей. Доходы с серебряных, золотых рудников и соляных копей Эрдея по-прежнему будут принадлежать тебе.

Королева уже приготовилась ко всему дурному.

С надменным спокойствием выслушала она посла.

Али-ага продолжал:

— Итак, милостивый падишах берет под свое покровительство Будайскую крепость и Венгрию. Через несколько дней он в письменном виде даст обещание защищать и тебя, и твоего сына от всех недругов. Когда же ребенок достигнет совершеннолетия, милостивый падишах вернет ему и Буду, и всю страну.

При этом присутствовали все вельможи, недоставало только Балинта Терека и Подманицки. Монах был бледнее обычного. Лицо его почти сливалось с белым капюшоном сутаны.

Посол продолжал:

— Буда вместе с придунайским и притисенским краями встанет под защиту милостивого падишаха, а ты, государыня, переедешь в Липпу и будешь оттуда управлять Эрдеем и затисенскими краями. Управление Будой возьмут на себя турецкий и венгерский правители. На почетную должность венгерского правителя его величество султан назначил его милость господина Иштвана Вербеци. Он будет судьей и правителем венгерского населения.

Вельможи печально поникли головой, точно стояли они не у королевского трона, а у гроба.

Когда посол ушел, в зале воцарилась скорбная тишина.

Королева подняла голову и взглянула на вельмож.

Вербеци расплакался.

По лицу королевы тоже скатилась слезинка, но она вытерла ее.