— Да ничего особенного и не стояло… Ты ж сам рассказывал, мол, путевой дворец с кордегардией… мол, из главного дворца туда ход тянули…

— А до путевого дворца церковь тут была! — таинственным шёпотом объявил Бобровский. — Нечестивая! Раскольничья! Говорят, завалили её со всеми, кто там служил! В подвалах они спасались, да там и остались!

— Ты откуда это в-взял?

Федя Солонов был не робкого десятка, но уж больно убедительно Бобровский всё это рассказывал.

— Книжки не только Нитка твой читать умеет, — фыркнул Лев и надулся. — Разбирался я с подземными ходами. Про дворцовые немало написано — только надо знать, где искать. Как по мне, так глупости это — про такие галереи рассказывать! А ну как Государю спасаться придётся?.. Но я не про то, Слон, а про церковь эту. Прочитал сперва, подумал… как они умирали там, заваленные… а потом Буйновского услыхал. Тьфу ты, думаю, одно к одному всё!

— Чего «всё»-то?

— В подвалы Корпуса идти договаривались? — наклонился к Федору Боборовский.

— Ну… договаривались, — Феде хотелось отпереться, но, с другой стороны, не являть же трусость!

— Вот и пойдём с тобой. Вдвоём. От Севки с Костькой толку мало. Севка на халдея того и гляди напорется, Костька только и будет, что про то, как всем отомстит, рассказывать. Надоело! — Лев мотнул головой. — Вдвоём пошли, как условились. Идёт?

— Что, сейчас прямо?

— Не. Когда уснут все. Да не дрейфь, Слоняра! У меня всё припасено. И мел, и бечева, и фонарики, и свечи, и спички, и вода…

Приходилось признать, что готовиться Бобровский умел. И впрямь, всё, что надо для подобной вылазки.

— А дежурный по роте?

— Они все внизу, — махнул рукой Лев. — У главного входа, у боковых. Хозяйственную часть стерегут тоже, я сам видел. Туда погромщики могут полезть. Так что у нас никого не будет. Разве что Шульциха, но уж её-то обойдём!

У Феди на счёт Ирины Ивановны Шульц имелись более чем серьёзные сомнения, но Бобровский говорил с такой страстью, что трудно было не поддаться.

— Как же мы её обойдём?

— Да вот так! Она ж барышня, дремать будет! Барышни, они знаешь какие нежные?

— А если нет?

— Тьфу ты, до тебя, Слон, точно, как до слона доходит! Если дремать не будет, спросим, не слышно ли чего в городе. Или, если Нитка не вернётся — где он, мол. Она любит, когда за друзей спрашивают.

— А припасы у тебя где?

— Да что ж я, совсем дурак, тут их держать? — зашипел Бобровский. — Спрятал! Там, внизу, у подвалов! Ну, идёшь?

— Иду, — вырвалось у Феди прежде, чем он успел хоть чуть-чуть подумать. Да и как откажешься? Чтобы настоящий кадет отказался бы от дерзкого, рискованного, смелого? Да ни в жисть!

— Молодец, — Лев хлопнул его по плечу. — Всё, жди давай, я к тебе постучу.

— А если Петя вернётся? Куда он вообще провалиться мог?

— Кадет Ниткин, — хихикнул всезнающий Лев, — винтовку заклинить ухитрился. Зришь, Слон?! Винтовку! Однозарядку! Заклинить!

— Заклинить? — только и пробормотал Федор, ибо это было и впрямь выдающееся достижение.

— Ну да. Я сам слышал.

Лев Бобровский всегда умудрялся всё и ото всех «слышать». Как — неведомо.

— Забрали его на дополнительные задания, покуда не освоит.

— Так ведь отбой уже почти!

— Ну-у… мало ли… может, в лазарет отправили. Нитка — он ведь нежный, а тут такое. Может, с ним обморок приключился, или ещё чего.

— Скажешь тоже! — вступился за друга Федя. — Обмороки — это ж только у девчонок!

— А Нитка и есть девчонка, ну, как девчонка, — пожал плечами Бобровский. — Не пойму, чего ты с ним дружкаешься, Слон, ну да дело твоё. Короче, жди! После отбоя!..

До отбоя Петя так и не появился. Федор извертелся и извелся, стоя в строю на вечерней поверке, так, что даже получил замечание от капитана Коссарта, единственного из офицеров-командиров отделений, пришедшего к седьмой роте. Правда, была ещё госпожа преподаватель Ирина Ивановна Шульц, но она не считалась. Или всё же считалась?

Распустив роту, Коссарт бегло поговорил о чём-то с m-mle Шульц, вполголоса и явно не о приятном, потому что Ирина Ивановна заметно посуровела и несколько раз кивнула, зачем-то сунув руку в полуоткрытый ридикюль и что-то украдкой продемонстрировав капитану, на что тот кивнул одобрительно.

Кадеты разошлись по комнатам. Федор крутился и вертелся, не в силах уразуметь, куда же подевался Петя и что делать, если он вдруг вернётся. Брать его с собой? — ну уж нет, он, конечно, друг и всё такое, но, уж коль он изловчился заклинить затвор, то и с ними в какую-нибудь беду попадёт.

А потом в дверь осторожно поскреблись. Ногтями.

Федю подбросило, словно пружиной. Бобровский!.. Не уснул, не струсил!.. Теперь точно идти придётся!.. А Ниткина так и нет!

— Готов? — прошипел Лев, мигом втискиваясь в узкую щель. — Ага, вижу, готов. Ну, идём.

— А Шульц? Дежурит?

— Не-а, — ухмыльнулся Бобровский. — Вызвали её куда-то. Вестовой прибежал. Она и припустилась. Давай шевелись, Слон, момент не упускай!..

Деваться было некуда.

… Корпус после отбоя словно вымер. Лев уверенно повёл Федора, но не к широкой парадной лестнице, а к неприметной «чёрной», притаившейся в дальнем конце коридора. Конторка дежурного по роте и впрямь пустовала — небывалый случай!

Бах!.. Ба-бах!.. Тах-тах-тах!..

Мальчишки замерли. Это были выстрелы, и совсем близко, у вокзала, может, чуть дальше, к Александровской слободе.

— Бежим! — Лев дернул Федора за рукав. — Как раз и успеем, пока они тут разбираются!..

Побежали. Феде очень-очень-очень сильно хотелось вернуться, но как повернёшь, если какой-то там Бобровский прыгает себе через три ступеньки, словно для него нарушать столь злостным образом распорядок корпуса — самое обычное дело.

По этой лестнице большей частью ходили дядьки-фельдфебели и унтера, солдаты, приданные корпусу, рабочие. Это на парадных маршах всё сверкало и ни единой царапины на стенах — Трофим Митрофанович, ворчливый штабс-фельдфебель следил строго, и чуть чего, вызывал команду маляров — тут же было видно, что таскали тяжелое, частенько задевая штукатурку.

Ступени вели вниз и вниз, сквозь все этажи корпуса. Миновали самый первый, опустились ниже — узкое оконце возле самой земли, забранное частой решеткой и всё — они уже в подвалах.

Сердце у Феди колотилось где-то в горле. Нет, не то, чтобы он был совсем новичком в рискованных кадетских проделках — в Елисаветинской гимназии и не такое откалывали — но отчего-то именно здесь, в Александровском корпусе, ему просто до слёз не хотелось огорчать и Две Мишени, и… и Ирину Ивановну Шульц.

Подвалы, однако, оказались поначалу самым обычным коридором с серым цементным полом, по стенам тянулись трубы, справа и слева — дверные ниши. Правда, царил полумрак, потому что днем свет проникал только через небольшие оконца в торцах, а сейчас возле тех же оконец горели электрические лампы; далеко-далеко впереди её, эту лампу, можно было легко заметить. Федя несколько приободрился, несмотря на то что середину коридора скрывали серые тени.

— Ну? Где припасы-то твои?

— Тут, тут, не фыркай, — несколько обиделся Бобровский. — Вот, гляди!

И точно — Лев нырнул в зачем-то стоявшую тут кадушку, выудив оттуда туго набитый солдатский мешок с лямками, быстро и ловко распустил завязки.

— Вот, держи, Слон — фонарь… свечку тоже… спички… фляжка тебе и фляжка мне… без воды, брат мне говорил, ни в какие подвалы и вообще под землю соваться нельзя… Мел нам пока не нужен, бечева тоже… ну, идём!

Пошли. Коридор шёл прямо, никуда не сворачивая, к далёкому свету одинокой лампы. Вокруг начала сгущаться темнота, впереди мальчишек легли длинные тени. Бобровский засветил фонарик, желтоватый кружок света запрыгал по стенам, потолку, трубам и проводам. Было тихо, пусто и… ну, конечно, страшновато, но пока что ничего таинственного Федор не видел.

Миновали одну дверь, другую, третью… Возле пятой Лев вдруг остановился.