— Вот! — гордо взглянул на них Петя, так, словно самолично скопировал эти чертежи из австрийского, а, может, даже и германского Generalstab.

— Чего «вот»? — подозрительно осведомился Бобровский.

— Того, — Петя взял тонко очиненный карандаш, поправил очки. — Извольте видеть, господа кадеты, сие есть план подвального этажа корпуса, собственноручно исполненный мною, Петром…

— Короче, Нитка! — зашипел Лев. — Что за план? Откуда взялся?

— Я давеча у Ирины Ивановны записку к библиотекарю брал, помните? Для работы на конкурс. «Александровский корпус в истории Гатчино».

Бобровский схватился за голову.

— Ты чего, Нитка, совсем спятил? Она ж тебя вмиг раскроет!..

— Чего это «спятил»? — обиделся Петя. — Чего это «раскроет»? Это ты, Лёва, учителей не слушаешь, а Ирину Ивановну в особенности! Конкурс самый настоящий. И работа моя самая настоящая. И записка. И книги мне выдали… — он скромно потупился, — ну, потому что Пантелеймон Пантелеймоныч меня знает…

— Тебе что, планы корпуса вот этак вот запросто выдали?! — не мог поверить Лев.

— Заладила сорока Якова одно про всякого! Я что, дурак, чертежи — вот так запросто просить?! Я описания просил, что было на месте корпуса, да как это выбирали, да почему именно здесь…

— И что, дали?

— Дали! Целый ворох! И вот в воспоминаниях генерала от фортификации…

— Короче, Нитка! — аж зарычал Бобровский.

— Короче, вот! — обиженно изрёк Петя. Федор понимал друга — не дают рассказать волнующую историю, как он всё это собрал, нашёл, свёл воедино!.. — При строительстве ещё самого первого дворца для государыни Екатерины на этом месте найдены были старые шведские ходы, от срытого укрепления; решено было их не засыпать, а, напротив, отремонтировать и использовать. Так и было сделано — их высочество наследник престола Петр Федорович были большой оригинал и старинные тайны любили. Появилась эта галерея, так и названная «Тайницкой».

— И что ж, её так и оставили?.. — не мог поверить Лев.

— Оставили. Она никому не мешала, сделана была на совесть…

— А ведёт-то, ведёт-то куда? — Бобровский аж подпрыгивал.

— Вот этого не знаю. Детальные чертежи отсутствуют. — Петя вздохнул. — Что я сделал — начертил план, как она проходит под нашими подвалами. Ну, и вход в неё нашел.

— Нашёл? Не врёшь?!

— Чтоб мне булкой французской подавиться, если вру!.. Вот, гляди — это план подвала, а это — галерея, если их совместить… то выходит… — Петя водил острием карандаша по линиям, — что вот эта вот дверь в подвальном торце и ведет вниз. Тут тамбур, кстати, очень удобно. Здесь ваш человек и зашел. Спустился в подвал по любой из лестниц, прошёл в конец… за угол завернул — и всё!..

— То есть, где этот коридор кончается — неведомо?

— Нет. Наверняка где-то есть документы, но так быстро не найти. Но вот тут на плане — видишь? — решетки обозначены. А что там дальше — кто знает?

— А это что? — Лев ткнул пальцем в схему, так, что Петя аж подскочил:

— Осторожнее, смажешь мне всё!.. Это я нашёл — какие-то… не знаю, подвалы. Справа и слева от галереи. Просто пустоты, словно склады… только неудобные очень.

— Неудобные, именно, — сказал Федя. — Спину наломаешь оттуда таскать что-то! Недаром же все припасы отдельно держат! Даже арсенал!

— Значит, там особенно удобно всё хранить… — глаза у Бобровского так и вспыхнули. — Идеальное место! Бомбистам раздолье! Никому и в голову не придёт сунуться! Сколько хочешь шимозы заложить можно! А если из этой галереи подле вокзала ещё и выход на поверхность есть…

Они разом замолчали. Петя беспомощно хлопал глазами за круглыми стёклами очков.

— Так тогда надо… к начальнику роты… к Константину Сергеевичу… — пролепетал он наконец.

— Тихо, Нитка, тихо! С чем мы к нему пойдём, совсем ума лишился? Что мы скажем? Что все правила нарушили, по подвалам лазали, распорядок позабыли? Из корпуса вылететь хочешь, что ль? Ну, вылетай, пожалуйста, только без меня! Мне этакий позор не нужен!

— Левка, ну чего ты? Не кипятись, никому вылетать не нужно, — урезонил Бобровского Фёдор.

— А чего он филерить собрался?!

— Ничего я не собрался! — обиделся Петя. — Просто говорю, что если там и впрямь бомбисты…

— То мы их и изловим! — Бобровский стукнул кулаком в ладонь.

Тут не выдержал уже и Федя.

— Спятил, Бобёр! Как ты их ловить-то собрался?

— Если они там и впрямь шимозу держат, то, как мы говорили, у них точно кто-то в корпусе есть, кто помогает. Офицер или дядька, не знаю. А, может, и несколько. А, может, сами офицеры и взрывали…

Тут дружно запротестовали и Фёдор, и Петя.

— Не может быть!..

— В дядьку какого я ещё поверю, — Федя не дал Бобровскому и рта раскрыть. — Особенно в дядьку. Кто их знает, начальство обидело, а…

— А бомбисты эти, говорят, денег не считают, — перебил Петя. — Вот я читал в «Новомъ русскомъ времени» …

— Ну да, взяли, да и сунули! — согласился Лев. — Вот мы его и того, выведем! На чистую воду!.. Как думаешь, Слон, медаль дадут?

— Какую тебе медаль, Бобёр?! — Федя схватился за голову. — Думай лучше, как и впрямь его сыскать!

Наступило молчание.

— А чего вы оба на меня смотрите? — Петя Ниткин нервно поправил очки. — А? Чего на меня-то?

— У тебя, Нитка, не голова, а Дума Государева! — неуклюже попытался польстить Бобровский. — Если кто и придумает, так это ты!

— Ладно, — Петя покраснел от удовольствия. — Так уж и быть. И даже колбасы не возьму.

— Севка тебе твою оставит, я обещаю, — торопливо выпалил Лев.

— Ещё лучше. Дай мне подумать. Способ должен быть, не может не быть!.. А пока вот что скажу. Если по тем местам лазать, то надо иметь там склад.

— Какой склад?

— Такой, Лев. Чтобы не таскать всё с собой — и ножи, и фонари, и воду, и бечеву, и свечи, и спички, и хлеб, если на крайний случай. Там надо спрятать. Чтобы спускаться налегке и подниматься тоже. Учитель если и остановит, так на нас ничего нет.

— Молодец, Нитка, — уважительно покивал Бобровский.

— У меня вообще-то имя есть, — скромно заметил Петя.

— Ну ладно, ладно, не дуйся! Молодец ты, Петь, вот что я скажу и повторю. И вообще, обещаю тебя впредь Ниткой не звать, коль не нравится.

— Договорились, — Петя гордо задрал нос.

— А запас я там сделаю, точно говорю, сделаю…

Думал Петя усердно, это признавали все, и даже нетерпеливый Бобровский.

Во всяком случае, его постоянно видели в библиотеке, куда он отправлялся вместе рекреаций, и сидел там, возводя вокруг настоящие редуты из толстенных старых книг и альбомов с картами.

Бобровский и впрямь приготовил всё необходимое, сложил в армейский заплечный мешок.

Меж тем жизнь корпуса вошла в обычную колею; беспорядки в городе утихли, во всяком случае, внешне. Занятий становилось всё больше и больше — словесность, арифметика, естествознание в виде физики и химии, история, география, закон Божий, языки — немецкий, французский и английский, но кроме этого — рисование, ручной труд, гимнастика — на которой началось и фехтование, и французская борьба, и бокс.

Дня начинало не хватать и, если б не Петя с его организационными способностями, не миновать бы Фёдору «колов». Правда, реванш он брал на гимнастических занятиях; а пот Петя на оные тащился, как на заклание.

…— Здравствуйте, молодцы-кадеты!

— Здравия желаем, ваше высокоблагородие! — дружно гаркнула седьмая рота. За прошедшее время она добилась изрядных успехов — как в «лихости», так и в «молодцеватости», несмотря на вечные споры Ирины Ивановны Шульц с подполковником Аристовым.

— Молодцы! — похвалил Две Мишени. Он вместе с капитанами Коссартом и Ромашкевичем стояли перед строем своих отделений в фехтовальном зале. По стенам — деревянные стойки с видавшими виды рапирами, нагрудники и маски; однако в руках все трое наставников держали деревянные подобия форменных сабель.