— Федька! Они под стенами!..

Фёдор рванул кольцо запала. Гранат осталось мало — впрочем, их мало и было. «Раз-и-два-и», пальцы разжаты, взрыв под самыми стенами — и тут же по лицу хлестнуло острой щепой. Пуля прошла, наверное, в паре дюймов.

— Ага! — Пашка вновь орудовал своим импровизированным перископом, невзирая на обстрел. — Зацепил! Валяются!..

Долго тут всё равно не продержаться. Когда больше сотни винтовок и пара пулемётов бьют по трём окнам, рано или поздно они попадут. Но время наступающие всё равно потеряют. А что болтали про «столицу в их руках» — так-то ж брехня, всякий поймёт. Не случайно же так далеко отошли и от Гатчино с его дорогами, и от прочих жилых мест — искали обходной путь. Но броневики им тут всё равно не протащить, так что —

— Слон! Ракета! Белая!

Белая ракета — «идём к вам».

— Держаться! — невесть зачем крикнул своим Федор, и в этот миг пошла третья атака.

…Две гранаты тем удалось забросить на первый этаж — невесть зачем, может, думали, там пополнение? Федя расстрелял все четыре магазина «фёдоровки», и думал уже, что всё — но цепи сломались вновь, вновь откатились, оставляя неподвижные тела. Кричали раненые, однако их уже никто не вытаскивал.

— Сейчас через ограду перелезут, — пропыхтел Варлам, подпирая избитый пулями шкап массивной козеткой. — Обойти попытаются. Может, и в воду полезут. Протока-то неширокая…

— Пусть пытаются. Там внизу такая дверь, что не вдруг и граната возьмёт.

Тишина. Стрелять перестали.

— Слон, а могут они ещё дальше к северу податься?

— Пашка, карты учить надо было. Могут, конечно, крепостных-то стен здесь нету. Но там — одни леса и болота с редкими просеками. Хорошая пехота по компасу пройдёт, конечно. Забыл, как мы сами хаживали?.. Но даже и одной телеги с припасами они не протащат, всё во вьюках только. Ну или придётся им до самого Ораниенбаума топать, до Ревельского шоссе.

— Или поднимутся ещё выше по течению и мост наведут, — мрачно предположил Варлам. — Деревья вот свалят, да и переправятся.

— Могут, — согласился Федор. — Да вот только…

Что «только» они так и не узнали, потому что за спинами осаждавших вдруг грянуло русское «ура!» и часто-часто, словно изголодавшиеся по бою псы, залаяли многочисленные «фёдоровки».

— Наши! — завопил Бушен, от души опорожняя целый магазин в самую густоту теней под деревьями.

Бахнула граната, за ней другая.

«Господь всемогущий, это Две Мишени малышню в штыковую повёл?!» — ужаснулся вдруг Федор, поняв, что означает это «ура».

Однако осаждавшие мельницу этого или не знали, или растерялись. Сразу несколько фигур в длинных шинелях выскочили из-под прикрытия елей, бросившись наутёк по берегу прочь он дамбы. Федор, не думая, срезал одного из бегущих, Варлам подстрелил ещё одного.

Пулемёт ожил было и тотчас захлебнулся, кто-то кричал, надсадно, высоко, трещали ветви, грохнул гранатный разрыв, другой, трещавшие выстрелы вдруг стали отдаляться; а прямо на успевшие изрядно окровавиться белые доски настила дамбы выскочила высокая фигура с «фёдоровкой» и прикнутым к оружию штыком.

Две Мишени!..

— Спускайтесь, братцы!..

[1] Одна сажень равнялась 213,36 см.

[2] «Разведчики — вперёд!» (нем.)

[3] Mantel — шинель (нем.)

[4] Не стреляйте (нем.)

[5] Пожалуйста, не стреляйте! Позвольте нам спасти раненого! (нем.)

[6] Доблестные кадеты! Проявите милосердие! (нем.)

[7] Заберите раненого! Мы не будем стрелять! (нем.)

[8] «Господа, сейчас с вами будет говорить ваш офицер» (нем.)

Подземелья Александровского корпуса

4-ое сентября 1908 года, Гатчино

В день после поисков все вернулись уставшие, поужинали и, кое-как доделав уроки, попадали спать точно по отбою. Никто не полуночничал, не читал, тщательно задёрнув занавеси в пространстве под кроватью; даже неугомонный Петя Ниткин пару раз попытался было объяснить Фёдору, каким образом дивные приборы Ильи Андреевича ищут подземные полости посредством электричества, но не преуспел.

На следующее утро, однако, Севка Воротников, как ни в чём ни бывало, опять направился к столу Феди и Пети, с явным намерением вновь забрать если не колбасу, то сладкую булку, а, может, и то, и другое вместе.

Нет уж, мрачно подумал Фёдор. И поднялся заранее, преграждая Воротникову путь.

— Оставь его.

— Да чё ты, Слон? — искренне удивился второгодник. — У нас таких всегда учили. Не зевай, варежку не разевай, за защиту плати!..

— Так может, Нитка Слону и платит, — высказал предположение рыжий Гришка Пащенко.

— Точно, — поддержал Шпора, безуспешно пытаясь пригладить вихры.

— Опять драться собрались, господа кадээты? — появился из-за спины Воротникова Бобровский. — Бросьтэ. Е-эсть дэло поинтэрэснээ.

Севка немедля уставился на Льва преданным взглядом.

— Какое, Лев?

— Послэ завтрака скажу. — И Бобровский метнул на Федора вполне себе дружеский взгляд. — Пошли, пошли, я тэбэ скажу, гдэ-э эщэ булки взять…

Лев, Севка, и подоспевший Костька Нифонтов, что называется, «отвалили», Федор сел, не чуя ног. Драться вторично с Воротниковым хотелось не слишком. Во-первых, нагореть за это могло куда больше, чем за первый случай. Во-вторых, тюфяком Севка отнюдь не был и драться умел. В-третьих…

В-третьих, непонятно было, что задумал этот хитрован Лэ-эв.

Занятия начались своим чередом, однако уже на первой перемене, пока Бобровский шептался со своими приятелями, по широким коридорам и лестницам корпуса прокатился звонкий сигнал тревоги, сыгранный разом многими трубачами.

Появились спешащие к своим отделениям господа офицеры, сопровождаемые суетливыми дядьками-фельдфебелями.

Две Мишени почти влетел в толпу кадет.

— Рота, слушай мою команду!.. По классам — разойтись! Места у окон — не занимать! Фаддей Лукич, торопитесь!..

— Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, закроем в лучшем виде!..

И нырнул в физический кабинет, столкнувшись в дверях с очень удивлённым господином Ильёй Андреевичем Положинцевым.

— Что такое, господа? Что случилось, Константин Сергеевич?

Кадеты, словно морская волна, нахлынули, окружили двух учителей.

— В городе беспорядки, Илья Андреевич, — сдержанно проговорил подполковник. — Похоже, из Петербурга и вообще с окрестностей собралось множество недовольных. Наличествуют инсургенты. И… лозунги, ну, вы понимаете, о чём я…. Его высокопревосходительство отдал приказ запереть корпусные ворота и занять периметр. Старший возраст получает оружие.

— А как же мы?! — вырвалось у Севки Воротникова.

— А вы продолжаете усердно заниматься, как положено славным Александровским кадетам, — внушительно объявил Две Мишени. — Волнения и смута вас не касаются. Рассаживаемся, господа седьмая рота! И подальше от окон.

— Ну вот, — разочарованно пробурчал Воротников, плюхаясь на непривычное место. — Мы тоже можем!..

— Прошу прощения за вторжения, Илья Андреевич, — слегка поклонился Константин Сергеевич. — Начинайте урок.

Положинцев кашлянул, одёрнул мундир.

— Да-с, господа кадеты… инсургенции — не вашего ума дело, и слава Господу нашему вседержителю, что есть те, кто займётся ими, а не вы. Так, так, а где же наш дежурный по отделению? Где доклад наставнику?

Он шутливо выпятил грудь и, бравурно насвистывая «Марш Радецкого», прошествовал к кафедре.

Урок начался.

Стекла в корпусе, вылетевшие при подрыве поезда Семеновского полка, уже вставили. Тяжёлые рамы плотно закрыты, с улицы не доносится ни звука. Илья Андреевич, как всегда живо, увлекательно, рассказывал о законах механики — когда снаружи грянул, пробиваясь сквозь все преграды, сперва одиночный выстрел, затем ещё один, а потом сразу то ли три, то ли пять.