Константин Сергеевич должен знать, не может не знать, убеждал себя Фёдор. Иначе и быть не может!
— Кадет Солонов, — раздалось сзади и Федя едва не подпрыгнул. Вот и говори после этого, что медиумов не бывает!..
Две Мишени тоже вышел на узкий решетчатый парапет, опоясывавший носовую орудийную башню броневагона.
— Что ты здесь делаешь, Федя? — совсем не военным тоном осведомился наставник.
— Веду наблюдение, господин полковник! — Федор вскинул ладонь к папахе и Две Мишени тоже подобрался.
— Вольно, кадет. — Аристов вздохнул, оперся о перила. Паровоз за их спинами пыхтел и чавкал рычагами, словно забияка перед дракой, распаляя себя. — Я вот тоже смотрю. И — ничего…
— Так точно, ничего. Словно вымерло всё, гос… Константин Сергеевич.
— Именно, что вымерло. Сейчас уже Лигово будет, а там и до Балтийского рукой подать…
— А дальше? — осмелился спросить Федор. — Дальше куда, Константин Сергеевич? Наших ведь сыскать надо…
— Займём вокзал, — отрывисто бросил Две Мишени. — Там — уголь, вода, на Обводном канале — резервные склады запасных полков, запасов там немного, но на первое время нам хватит — если, конечно, их не разграбили. А потом будем искать наших. И вообще всех, кто сопротивляется. Если германцы и эти… — голос его полнило отвращение, — из «временного собрания» по-прежнему наступают на столицу, значит, тут у них не всё прошло гладко, значит, тут кто-то всё ещё сопротивляется. Значит, их нужно найти. Найдем ведь, господин кадет-вице-фельдфебель?
— Так точно, господин полковник! — в тон бодро гаркнул Федор. — И наших всех. И… и Ирину Ивановну…
Рука полковника в чёрной лайковой перчатке очень, очень сильно сжала поручень.
— Обо всём по порядку, — чужим голосом сказал он. — Наша первая задача, кадет, это взять Балтийский вокзал. Если я хоть что-то понимаю в мятежах и бунтах, толпа сейчас разбивает винные лавки и богатые магазины. До армейских складов, тем более — не главных, может и не добраться. Но долго это не продлится, конечно же. Часть пулемётов с бронепоезда снимем. Грузовиков у нас маловато, только три на платформы погрузить и сумели, но ничего. Как там говорилось? — «чтобы непременно были заняты и ценой каких угодно потерь были удержаны: а) телефон, б) телеграф, в) железнодорожные станции, г) мосты в первую голову»[1]? Видишь, Федор, аж наизусть заучил. С тех самых дней помню… Негодяй, конечно, каких свет не видывал, но в вооружённых восстаниях понимал крепко.
Бронепоезд замедлял ход, приближался поворот на ревельскую ветку, на прямой ход к вокзалу.
— По пути будут промышленные кварталы. Железнодорожные пути веду к Путиловскому заводу, в порт и так далее. Сейчас нас никто не пытается остановить, но там — я не уверен. Хотя, конечно, надеюсь, что смутьяны там перепились и сейчас расползаются кто куда.
— Грабить они будут, — сказал Федор мрачно. — Не расползутся никуда, Константин Сергеевич, ей-Богу, не расползутся!
— Тогда пусть молятся, — посулил полковник. И посулил так, что у самого Федора по спине прошёл холод.
Состав миновал Лигово. Дорога оставалась пустой и мёртвой, не работали новомодные светофоры, да и старые верные семафоры застыли, словно ждущие обречённого виселицы.
— Бросили работу, черти, — пробормотал Две Мишени. Ход пришлось замедлить, бронепоезд еле полз.
Однако, несмотря ни на что они продвигались вперёд. Миновали Дачное. Открылся прямой путь; скоро будет развилка к Путиловскому заводу и окружной дороге. Справа и слева тянулись однообразные и пустые огородные угодья пополам с выгонами; Федор с облегчением заметил кое-где в окнах домиков слабые огоньки. Слава Богу, а то уже начинало казаться, что весь великий город опустел, что исчезли все до единого его жители…
Холодало, но Фёдор упрямо не уходил с площадки. Две Мишени тоже оставался рядом, и Федя видел, что полковник, обычно спокойный, расстегнул кобуру.
— Совершаем ошибку, кадет-вице-фельдфебель, — сквозь зубы проговорил он. — Торчим здесь на виду у всех; а если впереди баррикада?
Федор слегка тряхнул винтовкой.
— Понимаю. Но идём-ка внутрь, господин кадет. Это приказ.
Пошли. Полковник направился, однако, обратно, в носовой отсек броневагона, где в полной готовности застыл расчёт короткоствольной горной трёхдюймовки.
Рядовых здесь не было. Все, вплоть до заряжающего, офицеры. Феде это не слишком понравилось — хоть и говорили, что экипаж бронепоезда «надёжный», но кто сейчас по-настоящему надёжен? Разве что они, кадеты, да питерские юнкера, да ещё гвардейские полки, и то не все.
— Я не я буду, если развилку на окружной не завалили, — Семен Ильич Яковлев, полковник, начальник 4-ой роты, стоял за командира расчёта.
— Может, и не завалили, — Две Мишени взялся за перископ наблюдения. — При том бардаке, господа, что сейчас в столице, всё что угодно может быть. Семен Ильич, у вас тут прожектор имеется?
— А как же, — Яковлев повернул рычаг. — Опускной, как положено. В бою уберем, иначе его первым же осколком снесёт.
Щёлкнул переключатель. Офицеры задвигались, каждый старался протиснуться к смотровым щелям, закрытым толстыми стеклянными блоками.
Луч прожектора протянулся над рельсами, упёрся в путепровод — там шла к порту и заводам Путиловская ветка.
— Здесь интендантские магазины рядом, — задумчиво сказал один из офицеров-артиллеристов, из команды бронепоезда, его Федор не знал. — И огороды гвардейских полков…
— Сигналь! — Две Мишени оторвался от перископа. — Стоп машина! Путь завален! Как раз под эстакадой!
Яковлев рванул ручку машинного телеграфа, одновременно нажимая сигнал тревоги. По броневагонам пронесся короткий вскрик ревуна.
— Заряжай! — скомандовал Две Мишени. — Федор, к месту! Команде твоих охотников — к бою! Быть готовыми, но не высовываться без приказа!
— Есть, господин полковник! — откозырял Федя, однако далеко уйти ему не удалось. Из темноты щёлкнули первые винтовочные выстрелы. Коротко взлаял пулемёт и броня отозвалась, отражая густо летящие пули.
— Даже разговаривать не стали… — процедил сквозь зубы Константин Сергеевич. — Семен Ильич, распоряжайтесь. Постарайтесь не задеть пути.
Яковлев усмехнулся, подкрутил усы.
— Не извольте беспокоиться, вашевысокоблагородие! — он вскинул ладонь к виску, словно служака-фейерверкер. — Заряжай!
Горная трёхдюймовка с коротким стволом дрогнула, поворачиваясь.
— По баррикаде! По отражателю ноль! Угломер 30–00!.. Прицел!..
Цифра следовала за цифрой.
— Трубка на картечь!.. Три патрона, беглый огонь!
— Солонов, к месту!
Пришлось бежать «к месту».
Его команда «стрелком-отличников» устроилась в штабном вагоне. Поручик Котляревский, сидя в высокой командирской башенке, уже отдавал команды остальным броневагонам. Пашка Бушен и остальные нетерпеливо топтались посредине, всем явно мешая.
Грянули орудийные выстрелы — один, второй, третий. Котляревский замер в своей башенке, прильнув к панорамному перископу.
— Отлично Семен Ильич стреляют, прямо по баррикаде попал, — сообщил он вниз. Передвинул рычажки на пульте управления, нажал кнопку.
— Теперь гранатой, — шепнул Варлам Сокольский. — Гранат пару по обе стороны насыпи, и…
И точно. Снаружи грохнуло ещё дважды и наступила тишина.
— А ну как там наши были? — осторожно предположил Севка — нет, не Воротников, а Севастьян Филипьев, тоже из второй роты. — Наши, которые от немцев обороняются?
— Наши б такую глупость не сделали б, кадет, — откликнулся сверху поручик. — Наши бы просто рельсы б разобрали, и засели бы не на самой насыпи, а по сторонам. Не-ет, это запасники, больше некому. Или эта… «рабочая гвардия»?
Низкая броневая дверь распахнулась, в отсек, сгибаясь, вошёл Две Мишени.
— С баррикады на обстрел из стрелкового оружия не отвечают. Стрелки-отличники, идём на разведку.
— Я подведу бепо, — объявил поручик.
— На кого из вашей команды вы можете положиться полностью и совершенно, Николай Вениаминович? — вполголоса осведомился полковник. — Расчёт головного орудия-то — целиком офицерский… Да и здесь я у вас нижних чинов не вижу.