Джеймс раньше никогда всерьез не задумывался о том, какой это опасный район, до того момента, когда помогал Салли выбраться из такси. Он огляделся по сторонам, улица была полутемной, многие фонари не горели. На тротуарах было полно мусора, но не перед клубом, потому что мисс Лилли терпеть не могла отбросы – во всех смыслах этого слова, в том числе отбросы общества.
Нанимая его – это было года четыре назад, – она сказала: «Как я уже говорила, молодой человек, мне нравится твой вид. Никаких серег в ушах, никаких татуировок, ни одного плохого зуба и ни малейшего намека на брюшко. Тебе придется присматривать за девицами. Этим вечно озабоченным особам достаточно одного взгляда на тебя, и они уже мысленно видят, как обсасывают твоего сладкого петушка». Она оглушительно расхохоталась над собственной шуткой, в то время как Джеймс, опытный агент ФБР, мужчина, который чего только не повидал и которому доводилось слышать, наверное, все мыслимые и немыслимые комбинации из непристойных слов, стоял перед ней, покраснев с головы до самых кончиков пальцев.
А она дернула его за мочку уха двумя пальцами с ярко-розовыми ногтями дюймовой длины и рассмеялась опять.
– Думаю, ты отлично справишься, парень, просто здорово.
И он справился. Поначалу посетители – компания завсегдатаев, в подавляющем большинстве черных, – смотрели на него, как на некоего диковинного зверя, сбежавшего из зоопарка. Но Лилли его представила, отпустив пару-тройку сомнительных шуточек по поводу его достоинств по части сакса и секса.
Впоследствии Лилли стала одним из его лучших друзей. В январе даже повысила зарплату.
– Мисс Лилли тебе понравится, – сказал Квинлан Салли, открывая перед ней тяжелую дубовую дверь клуба. – Я для нее белый только с виду.
Марвин-Вышибала встретил их у самого входа с суровым и мрачным выражением на уродливом лице, которое мгновенно испарилось, как только он увидел, что это Квинлан.
– Привет, Квинлан. Что это за пташка с тобой?
– «Пташку» зовут Салли. Можешь так ее и называть, Марвин.
– Здравствуйте, Марвин.
Но Вышибала не был расположен переходить на имена. Он только кивнул.
– Мисс Лилли сейчас у себя в кабинете, играет в покер с мэром и некоторыми из его толстозадых приятелей. Нет, Джеймс, никаких наркотиков. Ты же знаешь мисс Лилли, она скорее застрелит кого-нибудь, чем позволит нюхнуть. Пока тебе не придет время играть, она не выйдет. Что до вас, шишка, пока Джеймс будет там на сцене изливать свое сердце, вы держитесь у меня в поле зрения, ладно? Она – миленькая пташка, Квинлан. Я о ней Позабочусь.
– Спасибо, Марвин. Она действительно прелестна, но за ней охотится немало плохих людей. Поэтому буду рад, если ты за ней присмотришь. Тогда я смогу без лишних волнений завывать на своем саксе.
– Могу сказать сразу, Квинлан, мисс Лилли попытается ее накормить. Глядя на нее, можно подумать, будто она с месяц не ела как следует. Вы голодны, пташка?
– Пока нет, но все равно спасибо, Марвин.
– У крошки по-настоящему хорошие манеры, надо же, Квинлан! Это согревает сердце мужчины. Салли улыбалась. Она слегка махнула Марвину рукой.
– Он приглядит за тобой, не беспокойся.
– Честно говоря, я об этом даже и не думала. Не могу поверить, что ты запросто выдал ему всю правду.
– А, Марвин все равно мне не верит. Он считает, что я просто боюсь, как бы какой парень не попытался тебя подцепить, вот и все.
Салли оглядела внутреннее убранство «Бонхоми-клуб», насколько это было возможно в полумраке и клубах табачного дыма.
– У этого местечка есть свой стиль, Джеймс.
– Да, и год от года он становится все более ярко выраженным. Я думаю, это потому, что дерево со временем стареет. Бару уже больше ста лет, это гордость Лилли. Она выиграла его в покер у какого-то типа в Бостоне. Она всегда называет его «Мистер Ваше здоровье».
– Да, очень своеобразное место. Квинлан усмехнулся.
– Сегодняшний вечер – только для развлечений, идет? Тебе известно, что ты выглядишь просто великолепно? Мне нравится этот маленький сексуальный топ.
– Это экспромт? – усмехнулась Салли. Но ей было приятно. Джеймс сам настоял, чтобы они купили этот топ в универмаге Мэйси. Она улыбнулась самой настоящей улыбкой. Салли и правда чувствовала себя хорошо, непринужденно, легко. «Сегодняшний вечер – только для развлечений», – повторила она про себя. Как же давно это было в последний раз! Развлечения. Она просто забыла смысл этого слова.
Пусть кошмары подождут до завтра. Может быть, позже, когда Джеймс привезет ее домой, ему захочется ее поцеловать, а может, даже заняться с ней любовью. Она до сих пор чувствовала на себе тепло его пальцев.
– Хочешь выпить?
– Я бы не отказалась от белого вина. Так давно его не пила!
Он вскинул бровь.
– Уж и не знаю, приходилось ли когда-нибудь Фаззу-Буфетчику слышать такое. Сядь и попытайся проникнуться здешней атмосферой. А я пойду посмотрю, что там у него есть.
«Фазз-Буфетчик», – мысленно повторила Салли. Она попала в мир, которого прежде даже не могла себе вообразить. Как много она потеряла!
Салли посмотрела на Джеймса, который указал на нее необъятному негру с черепом, лысым и сияющим, как бильярдный шар. Тот улыбнулся Салли и взмахнул винной бутылкой, покрытой толстым слоем пыли. Салли помахала в ответ и подняла в знак одобрения большой палец.
Откуда взялось такое странное имя, Фазз? В клубе было всего полдюжины белых – четверо мужчин и две женщины. Однако, похоже, здесь никого не заботило, у кого какой цвет кожи. На маленькой дощатой сцене женщина азиатского типа с прямыми черными волосами, доходящими до талии, играла на флейте. Мелодия была тихой и завораживающей. Ровный гул голосов, казалось, не стихал и не становился громче.
Джеймс поставил перед Салли стакан белого вина.
– Фазз говорит, что это вино досталось ему года два назад от одного парня, которому до смерти хотелось виски, да не было денег. И буфетчик взял в обмен эту бутылку белого вина. Салли отпила глоток. Вино оказалось ужасным, она ни за что не дала бы за него стакан «Кендалл-Джексон».
– Восхитительно! – крикнула она Фаззу-Буфетчику.
Джеймс сел рядом с ней со стаканом светлого пива в руке.
– Должен сказать, парик не так уж плох. На мой вкус он, пожалуй, чересчур рыжий, и кудряшек могло быть поменьше, но на сегодняшний вечер сгодится.
– Жарко, – вздохнула Салли.
– Если ты сможешь немного потерпеть, то, когда мы вернемся домой, я постараюсь что-нибудь предпринять по этому поводу и что-нибудь достаточно неприличное, – пообещал Джеймс.
– Тебе нравится белый атлас? Мне тоже. Я слыхала, считается, что женщинам с такой статной фигурой, как у меня, не полагается носить белое. Ну и пусть, мне все равно нравится. В белом платье я снова чувствую себя молоденькой и девственной. Так и кажется, будто я собираюсь идти на свидание и мне еще только предстоит попробовать мужчину в первый раз.
Ну а теперь сиди тихо и слушай моего Квинлана. Сейчас он играет Стэна Гетца. Он заставляет старого Стэна звучать так, словно это голос ангела греха. Да, Квинлан хорош. Ну, слушай как следует и не вздумай дурить ему голову.
– Я буду внимательно слушать.
Мисс Лилли похлопала Салли по спине своей огромной ручищей, отчего та чуть не ткнулась носом в стакан с вином, и величаво, как корабль под парусом, двинулась к кабинке, что находилась возле самой сцены.
Квинлан начал наигрывать медленную, чувственную песню в ритме блюза. Похоже на Джона Колтрейна, но полной уверенности у Салли не было – для нее все это было пока в новинку.
Она неожиданно обратила внимание на то, что все перестали разговаривать. В клубе воцарилось молчание. Всеобщее внимание полностью сосредоточилось на Джеймсе. Салли заметила, что по меньшей мере четыре женщины поднялись со своих мест и придвинулись поближе к сцене. «Бог мой, он прекрасно играет», – подумала она. У Джеймса превосходный диапазон, каждая нота звучала так глубоко и сладко, что могла разбить сердце. Она почувствовала комок в горле и сглотнула. Саксофон пел и плакал, мелодия лениво скользила от высоких регистров к низким, глубоким нотам, которые переворачивали душу. Глаза Джеймса были закрыты, тело слегка покачивалось в такт музыке.