– Но сейчас ведь уже перевалило за полночь!

– Не важно. Дело очень важное. В здании ФБР наверняка светятся все окна, с первого этажа до последнего. Ну, может быть, и не все, но на пятом этаже уж точно светятся.

– А можно мне с тобой?

Квинлан представил картину: три десятка мужчин и женщин снуют туда-сюда и разговаривают все одновременно, просматривая кипы бумаг. Одна группа анализирует информацию, добытую в офисе Эймори Сент-Джона, другая – усиленно изучает бумаги доктора Бидермейера.

Кроме того, есть еще Бидермейер, ожидающий допроса. О, как Квинлан мечтал заполучить Нормана в кабинет для допросов – чтобы были только они двое и магнитофон. В предвкушении этого момента он чуть не потирал руки.

– Да, – сказал он Салли, – пойти-то ты можешь, но имей в виду, что к тебе тут же привяжутся агенты и станут донимать своими вопросами до тех пор, пока тебе не захочется свернуться клубочком и уснуть.

– Я готова побеседовать, – сказала Салли, улыбаясь ему. – Знаешь, Джеймс, мне стало так легко! Скотт оказался голубым, а мама ни в чем не замешана. Значит, кроме тебя, у меня все-таки есть кто-то еще.

Марвин Брэммер – заместитель директора и начальник Отдела криминальных расследований, высказал пожелание, чтобы Салли осмотрели врачи и психоаналитики из ФБР. Квинлан отговорил его от этой затеи. Салли не знала, как он добился своего, но не сомневалась, что Джеймс сумел привести убедительные доводы.

В результате у нее просто состоялся долгий разговор с Марвином Брэммером. Сам того не желая, он был отменно любезен.

К концу этой беседы, растянувшейся на целый час, он узнал от Салли еще больше подробностей о той роковой ночи. В том, что касается ведения допроса, Брэммер был одним из лучших в ФБР – Организации, которая вообще славится по этой части. Может быть, он был даже лучше, чем Квинлан, – хотя Салли сомневалась, что Джеймс согласился бы это признать.

Когда она вышла из кабинета Марвина Брэммера, причем Брэммер шел чуть позади, слегка поддерживая ее под локоть, она увидела Ноэль, спящую на стуле в уголке. Мать выглядела молодой и очень хорошенькой. Но у Салли мелькнула беспокойная мысль: а что, если отец снова доберется до Ноэль? Что, если он доберется до нее самой? Она поделилась своими опасениями с Брэммером, но тот еще и еще раз заверил Салли, что ФБР приставит к ним обеим охрану. У Эймори Сент-Джона теперь нет никаких шансов приблизиться ни к Салли, ни к Ноэль. Кроме того, как считал Брэммер, невозможно представить, чтобы человек был настолько глуп. Нет, все должно быть хорошо.

– Это моя мать, – пояснила Салли. – Ну разве она не прекрасна? Она всегда меня любила. – И Салли одарила Брэммера такой улыбкой, которая запросто могла бы обезоружить и более циничного мужчину.

Брэммер прочистил горло и слегка пробежал пальцами по своей густой, рано поседевшей шевелюре. Молва гласила, что с тех пор как его волосы поседели за одну ночь – тогда произошла перестрелка, в которой его чуть было не убили, и было это пять лет назад, – его умение вести допрос резко пошло вверх. Благородная седина оказывала на допрашиваемых такое воздействие, что человеку стоило только взглянуть на Брэммера, как он тут же проникался к нему доверием.

– Судя по тому, что мне сообщил Квинлан, а он настаивает на разговоре со Скоттом Брэйнердом, похоже, что Брэйнерд действительно присваивал средства клиентов, хотя и в очень небольших количествах. Ваш отец поймал его за руку, и это решило дело. Скотт стал выполнять за Сент-Джона кое-какую грязную работенку и, таким образом, по-настоящему оказался у него на крючке. А еще – вы были правы. У вашего мужа был-таки любовник, парень по имени Аллен Фолкес из британского посольства. Мне очень жаль.

– Честно говоря, все это вызывает у меня только чувство облегчения. Я не испытываю боли, мистер Брэммер, – сказала Салли, и это была чистая правда. – Хотя, конечно, я не перестаю удивляться всем этим открытиям. Оказывается, меня просто использовали, и использовали на все сто!

– Да, это так. К сожалению, многих людей используют изо дня в день. Пусть не в такой степени, как вас, но все же ими манипулируют. Те, у кого больше власти, те, кто более ловок и сообразителен, или те, у кого больше денег. Постарайтесь не думать об этом. Как я уже сказал, вам это больше не грозит, миссис Брэйнерд.

– Пожалуйста, называйте меня Салли. Не думаю, что после всего этого мне когда-нибудь захочется, чтобы меня связывали с фамилией Брэйнерд.

– Салли. Прекрасное имя. Теплое, забавное и какое-то уютное. Квинлану ваше имя нравится. Он мне говорил, что от звука этого имени у него теплеет на душе и появляется такое ощущение, будто его всегда ждет ваша улыбка. Я-то думаю, что даже нечто большее. Но этого Квинлан никогда не добавлял. Иногда он бывает очень тактичен, во всяком случае, на работе, или, еще точнее, когда он разговаривает со своим боссом, то есть со мной.

На это Салли ничего не ответила.

Сказать по правде, Брэммер и сам не понимал, что это он вдруг разговорился. Как бы то ни было, эта молоденькая женщина, успевшая перенести столько горя, сколько по справедливости ей не должно было бы выпасть и за всю жизнь, понятия не имевшая, как вытягивать из людей информацию, ухитрилась как-то развязать ему язык. И сама она при этом не сказала ни слова.

У него почему-то возникло желание отвести эту женщину к себе домой, как следует накормить и рассказывать ей всякие забавные истории до тех пор, пока она не станет ежеминутно хохотать.

Побуждаемый всеми инстинктами защитника и покровителя, которые пробудила в его душе Салли, он вдруг заговорил о Джеймсе:

– Я знаю Квинлана уже шесть лет. Он великолепный агент, сообразительный, с хорошо развитой интуицией. У него есть нечто вроде шестого чувства, и это много раз помогало ему проникнуть в душу другого человека – или в его мысли. Иногда я сам не был уверен, куда именно. Бывало, мне приходилось его сдерживать, даже кричать на него, потому что он любит выступать в одиночку, а у нас это не поощряется. Агентов ФБР готовят к тому, чтобы работать в команде – разумеется, кроме агентов из Нью-Йорк-Сити и нашего Квинлана из столичного офиса. Но я всегда в курсе, когда он начинает действовать самостоятельно, хотя он, должно быть, думает, что ему удается меня дурачить.

А еще Квинлан очень ловко умеет заставить человека вспомнить то, что глубоко запрятано в его сознании. Если не ошибаюсь, прошлым вечером он проделал это и с вами?

– Да. Хотя, с другой стороны, мистер Брэммер, вы вытянули из меня гораздо больше.

– Хм, это вышло исключительно потому, что Квинлан, так сказать, открыл пробку, – сказал Брэммер, хотя на самом деле был очень польщен. – Он, знаете ли, не только лучший агент в нашем офисе, но и очень одаренный человек. К примеру, он играет на саксофоне. Квинлан – выходец из огромной семьи, расселившейся по всему восточному побережью. Отец Джеймса был одним из лучших начальников, которых знавало наше бюро. Два года назад он вышел на пенсию. Была у Квинлана одна большая ошибка – это его жена, Тереза. Но с этим давно покончено. На некоторое время он затих, «лег на дно» и многое передумал. Но в конце концов вышел из зимней спячки и вполне поправился. А потом встретил вас, и все, на что он теперь способен, – это постоянно улыбаться, то и дело потирать руки и строить планы на будущее. Обращайтесь с ним как следует, Салли.

– В смысле, быть с ним нежной? Марвин Брэммер расхохотался.

– Ничего подобного! Покажите ему, где раки зимуют, заставьте его побегать, не позволяйте ему никаких проделок.

– Проделок?

Брэммер удивленно улыбнулся Салли, потом покачал головой.

– Вы еще мало его знаете. Вот погодите, дайте срок, и увидите сами, когда поженитесь, а может быть, даже до того, как поженитесь. Его отец был в точности таким же. Но у Квинлана есть то, чего не было у его отца.

– Что же это?