Но чем интенсивнее становились тренировки, тем реже в новом Нико проступали черты прежнего мальчишки. Он подружился с кобольдами, постепенно начав им доверять, как доверяют друг другу боевые товарищи, связанные узами солдатского братства. То были узы дружбы, недоступной пониманию Шеннона.

Нико без умолку болтал о турнире Новолуния, церемониальной встрече между племенами кобольдов. В ночь, когда гасли все три луны, они покидали пещеры и занимали уединенное плато в глубине Остроконечных гор. В давние времена на этом плато располагалась столица кобольдов, разрушенная войсками Новосолнечной империи.

По десять воинов от каждого племени отправлялись в руины, на поиски священной золотой ветви, спрятанной жрецом. Отряд, которому удавалось раздобыть ветвь, получал право в течение года хранить у себя корону последней царицы кобольдов.

С приближением зимнего солнцестояния, когда с Небесного древа начал опадать багряный убор, Нико отправился на турнир Новолуния со своим отрядом кобольдов. Боанн пошла с ними, а вот Шеннону пришлось остаться. По словам вождя, даже одного человека было сложно провести на плато, ведь речь шла о священной церемонии. А двоих — просто нереально.

В одиночестве дни волшебника тянулись медленно. Аппетит вновь появился, сил стало побольше, но теперь Шеннона мучила бессонница; он часами бродил по долине в тревожном ожидании.

Наконец, две недели — самые долгие четырнадцать дней в жизни волшебника — миновали, и отряд кобольдов вернулся, неся на плечах Нико. Через всю скулу юноши шел рваный разрез, грудь была стянута широкими бинтами, а на голове красовался допотопный стальной обруч. Он победил в турнире Новолуния и привел с собой пятьдесят новых последователей.

Так уж вышло, что Нико вернулся в ночь накануне праздника зимнего солнцестояния. Гоблины разожгли огромный костер и устроили пир. Шеннон сел рядом с Нико. Он хотел разузнать все о турнире, однако быстро понял, что шумное празднество кобольдов с их песнями, плясками и громкой похвальбой — неподходящее место для задушевной беседы. Двое синекожих затеяли было драку, но стоило Нико рявкнуть какой-то приказ, как драчуны разошлись.

Позже в ту ночь пошел снег. И вновь лишь малая часть снежинок долетела до дна ущелья — впрочем, этого оказалось достаточно, чтобы свернуть гулянку. Кобольды по очереди кланялись Нико и уходили в пещеры.

Шеннон отвел Нико домой, осмотрел его раны, которые оказались пустячными, и со вздохом облегчения провалился в сон.

Проснулся он еще до рассвета от пронизывающего до костей холода и обнаружил, что на земле скопился дюймовый слой снега. За завтраком Нико рассказал, как воевал в руинах кобольдов. Одно из племен не поверило, что Нико — спаситель, чей приход предрекало пророчество, и в ходе турнира их отряд заманил отряд чарослова в засаду. Поначалу Нико похвалялся стойкостью своих воинов, а затем помрачнел, вспоминая о вражеских кобольдах, павших от его руки. Шеннон заставил его дважды повторить рассказ.

Позавтракав, Нико отправился спать дальше и проснулся лишь под вечер, когда перестал идти снег.

— Сегодня день зимнего солнцестояния, — сказал он, глядя через окно, как в вышине, над ветвями Небесного древа, ветер разгоняет облака. — В Звездной академии наверняка будут праздновать…

Шеннон подтвердил — будут.

— Жаль, выпало мало снега.

На миг Нико умолк.

— Может, я прогуляюсь на верхние ветви и полюбуюсь снегом? Там, на ветвях, я заприметил небольшую хтоническую крепость. С ее сторожевой башни открывается живописнейший вид.

Шеннон еще ни разу не поднимался так высоко. Он решил, что не будет поспевать за юным учеником, и велел Нико идти одному.

Когда Нико добрался до сторожевой башни на верхушке Небесного древа, перед его взором предстала бескрайняя панорама заснеженных гор. Далеко на севере чернел изящный силуэт Певучего шпиля.

Хтоническая башня давным-давно стояла без крыши, и теперь здесь все покрывал слой снега глубиной в фут. Чарослов стряхнул снег с того, что когда-то служило столом, забрался наверх и стал наблюдать, как тают во мраке остатки самого короткого в году дня.

Когда бордовые лучи заходящего солнца заплескались на краю небосклона, подобно красному вину на дне бокала, Нико услышал на лестнице хриплое дыхание Шеннона. Он подбежал, чтобы помочь старику преодолеть несколько последних ступенек.

— Магистр, — проворчал чарослов, — ну что же вы ничего не сказали! Я бы вместе с вами пошел.

— И потерял бы время, возясь со стариком, — пропыхтел волшебник. Нико помог ему сесть. — Кровь и пламя, как же я устал! — воскликнул Шеннон, усаживая Азуру на колени и заворачивая ее в плащ. Птица, которой приходилось смотреть за двоих, тут же высунула голову из своего нового тряпичного гнезда.

— Какая красота! — воскликнул старый волшебник. От улыбки по его лицу разбежались лучики морщин. Дыхание Шеннона постепенно выравнивалось.

Далеко-далеко впереди сверкал в отблесках заката шпиль Эразмуса. С верхушки шпиля сорвалось заклинание колаборис, промелькнуло у восточного края горизонта и исчезло в наступающей ночи.

— Жил-был один мальчик, запертый в академии, как в ловушке, — мягко заговорил Нико. — Он узнал, что в нем есть изъян. Увидел, что окружающие его люди страдают. И однажды, осознав в какой-то миг, чего хочет, он сбежал. Но куда бы он ни шел и кем бы ни становился, он повсюду нес и видел страдание. А ведь он стремится лишь к одному — положить страданиям конец…

Шеннон некоторое время молчал.

— Ты знаешь, что я начал духописать? — спросил он.

— Догадался. Когда вы спите, вокруг вашей головы сияет проецирующая матрица, — произнес Нико, не отрывая взгляда от ночного пейзажа. — Как и вокруг сознания Азуры. Наверное, это связано со снами… А что, язва продолжает расти?

Чтобы увидеть болезнь при помощи Праязыка, Нико понадобилось бы коснуться старого наставника. На это он пойти не мог.

Шеннон протяжно вздохнул.

— Нет. Честно говоря, в последние дни я чувствую себя почти хорошо. Временное улучшение, полагаю. Хотя кто знает. Я верю, что нам удастся вовремя вернуть изумруд, чтобы вылечить гадость, растущую у меня в кишках. Просто… я не хочу оказаться застигнутым врасплох. Я духопишу… так, на всякий случай.

Нико кивнул:

— Напоминает гонку между моим обучением и вашей болезнью. Если я проиграю, вы умрете.

— Никакой гонки нет, — вздохнул Шеннон. — Нико, чтобы сражаться с Разобщением, ты должен научиться контролировать свои способности, связанные с Праязыком. Учиться придется самостоятельно — тут я тебе не советчик. И еще: теперь, когда Каталог заражен, только ты можешь им воспользоваться, чтобы разузнать про Тайфона. На выполнение этих двух задач уйдут годы, если не десятилетия. Покинь долину до срока, и тебе нечего будет противопоставить демонам. Ты и выжить-то не сможешь.

— Магистр, кобольды говорят, что я самый могущественный чарослов за всю историю. И я уже командую небольшой армией воинов.

Старик покачал головой.

— Кобольды редко покидают свои пещеры. В реальном бою от них мало проку. Кроме того, Нико, твои заклинания действуют лишь в темноте. Тебе нужно постоянно практиковаться в волшебных языках. Если бросишься в погоню за Дейдре и изумрудом без должной подготовки, Тайфон и твоя сестра быстро смекнут, что на солнечном свету ты бессилен.

— Я не собираюсь сидеть тут и смотреть, как вы умираете! — жарко возразил Нико. — Я знаю, что должен делать.

Шеннон открыл было рот, чтобы возразить, но лишь покачал головой. Оба замолчали.

Солнце мало-помалу зашло за горизонт, и на небе зажглись первые звезды. Поднявшийся ветер насвистывал зимнюю песню среди голых ветвей.

— Никодимус, ты и сейчас в плену у Звездной крепости, — произнес Шеннон. — Тебе только кажется, что ты сбежал. Думаешь, твоя сила в хтонических текстах или в командирских навыках? Думаешь, без изумруда ты — это не ты? Ты не видишь, что истинная сила у тебя внутри. А значит, ты все еще пленник академии. — Он кивком указал на шпиль. — И по-прежнему убегаешь от големов.